2 Дуглас Битон, профессор философии на кафедре философии и религии в Колледже Итаки, сидит в больничной палате и ждет, когда умрет муж его сестры. Тишину нарушает лишь непрерывное бип… бип… бип… кардиомонитора и медленное, затрудненное дыхание Чака. Почти все аппараты уже отключены. — Дядя? Дуг оборачивается и видит в дверях Брайана, в школьной куртке и с рюкзаком. — Тебя отпустили с уроков? — Да. Мама мне написала, что дает разрешение на отключение от аппаратов поддержки. Они уже?.. — Да. — Когда? — Час назад. — А где мама? — В часовне внизу. Молится за его душу. И, наверное, молится еще и том, чтобы это было правильное решение, думает Дуг. Потому что это действительно непростое решение, и даже если священник тебе говорит, да, так можно и нужно и пусть Бог позаботится об остальном, все равно есть ощущение, что это неправильно. — Мы договорились, что я сразу ей напишу, когда мне покажется, что он… — Дуг беспомощно пожимает плечами. Брайан подходит к койке и смотрит на белое, неподвижное лицо отца. Сейчас, без строгих очков в черной оправе, папа выглядит совсем юным. Уж точно не таким взрослым, чтобы иметь сына-девятиклассника. Он сам похож на мальчишку из старших классов. Брайан берет папину руку и легонько целует шрам-полумесяц на тыльной стороне кисти. — Такие молодые, как он, не должны умирать, — говорит Брайан, понизив голос, словно отец может его услышать. — Господи, дядя Дуг, ему прошлой зимой только исполнилось тридцать девять! — Присядь, — говорит Дуг, похлопав по стулу рядом с собой. — Это мамино место. — Когда она придет, ты его ей уступишь. Брайан снимает рюкзак и садится. — Как по-твоему, сколько ему осталось? — Врачи говорят, это может случиться в любую минуту. Скорее всего сегодня. Ты ведь знаешь, что его держали на аппарате искусственного дыхания. И кормили внутривенно. Ему… Брайан, ему не больно. Уже не больно. — Глиобластома, — с горечью произносит Брайан. Он смотрит на дядю мокрыми от слез глазами. — Почему Бог забирает папу? Объясни мне, дядя Дуг. — Не могу. Пути Господни неисповедимы. Это великая тайна. — В жопу такую тайну, — говорит Брайан. — Тайны хороши в книгах, а в жизни они не нужны. Дуг кивает и обнимает Брайана за плечи. — Я понимаю, тебе тяжело, малыш. И мне тоже тяжело. Но у меня нет другого ответа. Жизнь — это тайна. И смерть — тоже тайна. Они умолкают, слушают непрерывное бип… бип… бип… и хриплое, медленное дыхание Чарлза Кранца — Чака для жены, брата жены и друзей. Это дыхание — последнее взаимодействие его тела с миром, каждый выдох и вдох (как и сердцебиение) управляется угасающим мозгом, в котором еще происходят какие-то единичные процессы. Человек, всю жизнь проработавший в бухгалтерии Трастового банка Среднего Запада, завершает финальную смету: невеликий доход, крупные издержки. — Считается, что в банке нет места чувствам, — говорит Брайан, — но папу там действительно любили. Они прислали тонну цветов. Их отнесли на террасу, потому что в палате нельзя ставить цветы. Почему? Они боялись, что у него разыграется аллергия? — Он любил свою работу, — говорит Дуг. — Может быть, во вселенских масштабах она была не так уж важна. В смысле, ему бы точно не дали Нобелевскую премию или Президентскую медаль Свободы. Но он любил свою работу. — И танцевать, — говорит Брайан. — Он любил танцевать. Он хорошо танцевал. И мама тоже. Она говорила, что они с папой шикарно отплясывали вдвоем. Но он все равно танцевал круче, так она говорила. Дуг смеется. — Он называл себя Фредом Астером для бедных. А в детстве он обожал игрушечные поезда. У его зэйдэ был целый набор. В смысле, у дедушки. — Да, — говорит Брайан. — Я знаю о его зэйдэ. — Он прожил хорошую жизнь, Брай. — Только очень короткую, — отвечает Брайан. — И он столько всего не успел. Не проехал на поезде через Канаду, хотя очень хотел. Не побывал в Австралии, хотя тоже очень хотел побывать. Он не придет на мой выпускной в школе. У него не будет прощального вечера по случаю выхода на пенсию, когда все веселятся, и произносят шутливые речи, и дарят новоиспеченному пенсионеру золотые… — он вытирает глаза рукавом, — золотые часы. Дуг еще крепче сжимает плечи племянника. — Я хочу верить в Бога, дядя Дуг, и вроде как верю, но мне непонятно, почему все должно быть вот так. Почему Бог допускает такое горе? Это великая тайна? Ты философ, профессор, и это все, что ты можешь мне сказать? Да, думает Дуг. Потому что смерть разбивает всю философию в пух и прах. — Знаешь, как говорят, Брайан: смерть забирает и лучших, и всех подряд. Брайан пытается улыбнуться. — Если ты стараешься меня утешить, надо стараться получше. Но Дуг как будто его не слышит. Он смотрит на своего зятя, к которому всегда относился как к брату. Который любил и берег его сестру. Который помог ему начать свой бизнес, и это самое малое из всего, что он сделал. Они хорошо провели время вместе. Времени было не так уж много, но, похоже, придется с этим смириться. — Человеческий мозг ограничен — это всего-навсего сгусток губчатой ткани внутри костяной коробки, — но разум не ограничен ничем. Его емкость колоссальна, его фантазия поистине беспредельна. Я думаю, что, когда человек умирает, рушится целый мир. Мир, который он знал и в который верил. Ты только представь: миллиарды людей на Земле, и каждый носит в себе целый мир. Миллиарды миров, созданных человеческим разумом. — И теперь папин мир умирает. — Но наши миры остаются, — говорит Дуг и снова сжимает плечи племянника. — Наши еще поживут. И мир твоей мамы. Нам надо быть сильными ради нее, Брайан. Кроме нас, больше некому. Они умолкают, глядя на умирающего человека на больничной койке, слушая тихое бип… бип… бип… кардиомонитора и медленное дыхание Чака Кранца. Вдох — выдох, вдох — выдох. Один раз дыхание замирает. Грудь не шевелится. Брайан напрягается. Но вот застывшая грудь поднимается снова, слышится хриплый, мучительный вдох. — Пиши маме, — говорит Брайан. — Скорее. Дуг уже держит в руке телефон. — Уже пишу. Он набирает сообщение сестре: Поднимайся, сестренка. Пришел Брайан. Кажется, скоро конец. 3 Марти с Фелисией вышли на задний двор. Уселись на кресла, которые принесли из патио. Электричество отключилось по всему городу, и звезды светили невероятно ярко. В последний раз Марти видел такие яркие звезды, когда был ребенком и жил в Небраске. У него тогда был маленький телескоп, и он разглядывал Вселенную из чердачного окна. — Это созвездие Орла, — сказал он. — А это созвездие Лебедя. Видишь? — Да. А это Полярная зве… — Она умолкла. — Марти? Ты видел?.. — Да. Она просто погасла. И Марс тоже погас. Прощай, Красная планета. — Марти, мне страшно. Интересно, Гас Уилфонг тоже смотрит на небо сегодня ночью? Андреа, входившая в комитет соседского дозора вместе с Фелисией? Сэмюэл Ярбро, владелец бюро ритуальных услуг? Девочка в красных шортах? Марти вспомнился детский стишок: Звездочка яркая, звездочка ясная, последняя звездочка в небе прекрасная. Он взял Фелисию за руку. — Мне тоже. 4 Джинни, Брайан и Дуг стоят, держась за руки, рядом с койкой Чака Кранца. Они ждут, они смотрят, как Чак — муж, отец, бухгалтер, танцор, большой фанат детективных телесериалов — делает последний вдох. — Тридцать девять лет, — говорит Дуг. — Тридцать девять прекрасных лет. Спасибо, Чак.