Эти двое любили и понимали друг друга. Взгляды, жесты, улыбки свидетельствовали о том, что не стальная дверь, терема и шелковистые переливы эпохи Александра или Николая прельстили Дружбана. — Вы отобедаете с нами? — Выяснится, я думаю, через час. — Отобедает, отобедает. Мы потолкуем немного, смотаемся в департамент, заедем за тобой и поланчуем. — Я сегодня не могу, к сожалению. Готовится экспозиция. Вы видели Филонова? Экспозиция ведь приехала от вас? — Видел. «Такие всегда работают в музеях или библиотеках». — Жаль, что не сможешь, — Дружбан искренне огорчился, — ну значит, недельки через две повидаетесь, а я за тобой в пять пришлю машину. — Спасибо, — скромно поблагодарила перламутровая. Герман Васильевич напрягся: какие две недели, куда две недели, зачем две недели? Она стояла перед ним в сером суконном платье с серыми бархатными обшлагами и кружевным воротничком. «Скромное рабочее платьице рублей за пятьсот, а может, и за тысячу, а может, и за пять, Татьяна обмолвилась, что теперь купальник меньше чем за четыре-пять не купишь. Как же моя выкручивается?» — Митя мне много рассказывал о вас, и мне хотелось бы, чтобы мы стали друзьями, — с милой прямотой сказала она и, озарив сумрачную комнату мгновенной вспышкой перламутрового света, удалилась. — Поздравляю. Только какая же она Верховодка, из верховодок подделки изготавливают, а она жемчужница. — И не думал, что такие бывают. Даже с этой сучкой у нее нормальные отношения. Она к нам детей отпускает. «Сучкой» была припечатана бывшая жена. — Ладно. Официальная часть закончена. Я тебя тоже поздравляю, здорово ты это дело раскрутил. — Не очень. Главный ушел. Застрелился. — Ну и черт с ним! Лишние хлопоты. Важно, что «чистое дело — марш». Помнишь, кто так говорил? А ну да, ты ведь у нас книгочей. — Ты уверен, что «чистое дело — марш»? — Честно? — Прямо. — Не совсем. — И я не совсем. — А ты почему? — Я еще не знаю, почему ты не уверен. — Кто начальник: ты или я? — Ты. Вот ты говоришь «лишние хлопоты», а ведь он был гений. — Поменьше бы таких гениев в наши рабочие клубы, говорили трудящиеся, расходясь. Истинный дьявол. — Неистинный. — Это почему же? — Неистинность вещи, а он уже в данном случае вещь, означает несовпадение сущего со своей сущностью. — Это что-то очень умное. Из кого? — Из Хайдеггера. — Слышали, но не проходили. Однако могу догадаться, что имеешь в виду. Ему бы да в другую страну бы… да папашу бы не по пятьдесят восьмой сгинувшего. Брось! Монету любят и по ту сторону океана, и по эту. — А он не любил. Относился спокойно. Вернее, вкладывал в другую программу. — Вот другая меня как раз и интересует. Но… поставим точки над… «ё». Тебе помогла эта девка? — Мне помогло событие. А событие, по мнению того же Хайдеггера, — это co-бытие, то есть быть вместе. — Дался тебе этот Хайдеггер! По-нашему, по-рабочему, быть вместе — значит трахаться. — Угадал. Все началось с того, что я узнал некоторые словечки из тех, что говорят в темноте. И навели они меня на мысль об одном человечке. А человечек был у меня… — Добровольцем. — Не только. Более. — Неформальные отношения. Не одобряю. — Однако… Со-бытие — великая вещь, она расширяет кругозор. — Человечек, вернее, бывший человечек о наркоте знал? — Не уверен. Но одна из его баб поставляла исходное сырье. Здесь дело в другом: все ко всему имеет отношение. — Глубокая мысль. Ладно, оставим это. Ты сказал, что Красавчик вкладывал деньги в другую программу. В какую знаешь? — Нет. — А о даме по имени Ирина Федоровна слышал? — Одна из баб Красавчика и этого, слинявшего. Я не вникал. — Она — не одна из баб. Там любвя в обоих случаях была. А дама загадочная: или полная идиотка, или… — Две недели на нее? — Умница. — Здесь в Москве. — Не гони кобылу. Она спала с разработчиками двух мощнейших программ. Одну ты ненароком вытащил вместе с наркотой. — Новороссийская? — Она. Другую… За другой съездишь в турпоездку в Америку, вместе с Ириной Федоровной. Связи. Как всегда, впрочем, связи решают все. С программой познакомишься в офисе. А побочно — халтура. Вдруг наркота всплывет, все возможно. Дамочка в высшей степени загадочная. На мой вкус, ни кожи, ни рожи, а мужики ценят. Даже этот твой эротоман причастился. — За ним не заржавеет. — То-то вы с ним спелись на репетициях в театральном институте. — Все знаешь. — Почти. Я за то Питер не люблю, что среди населения там много сумасшедших, а сумасшествие вещь заразная. — А если она останется? — А ты зачем? — Ничего себе. Наручниками, что ли, ее приковать к себе? — Не отказывайся. Поездка классная, ну и на подхвате кто-нибудь, как же без этого. — Так серьезно? — Так серьезно. Тут многое намешано. Она спала с Красавчиком. Красавчик был несметно богат. Деньги за наркотики перекачиваются в Америку, это мы знаем. На них через подставных лиц покупается недвижимость: заводы и тэдэ и тэпэ. Это мы тоже знаем. Она записалась в поездку еще при жизни Красавчика, имея на счету в Сбербанке две тысячи рублей. Живет впроголодь, сам понимаешь: на шестьсот не разгуляешься сейчас. — На тысячу шестьсот тоже. — Намек понял. И более того, хочу перетащить тебя в столицу. — Не… я привык.