— Ага. Или мышьяк подсыпать… Нет. Так жить нельзя. Ладно. Одевайся! — Что? Куда? — Поедем к нам! Ты мне нужна. Я же для тебя шить собрался. А на кого мне мерить всё? На Лёху что ли? Он слишком большой. — А что мне надеть? — Да чего хочешь. Всё равно домой в обновках вернёшься. — Тогда я прямо так, ладно? — Ладно! — сказал я, оглядев её с ног до головы. — Нормальное платье. Только тебе не кажется, что оно коротковато? — Это моё старое платье… — А с виду не скажешь. — Я выросла… — Что-то не заметно. Бух! Маленький кулачок ударил меня в грудь. — Я выросла! Но только вверх. Платье в самый раз, но… — Немного коротковато. Бух! Снова меня ударили. — Хватит драться! Ты кефир в холодильник поставишь? — У нас нет холодильника. Я хотела пообедать… — Ты голодная? Ладно. Оставляй всё здесь и пошли! — Куда? — А тебе не всё равно? — Маме надо сообщить? — До которого часа мама работает? — Раньше девяти домой не приходит. — Анечка! Я ей потом позвоню. Всё будет хорошо! Аня закрыла дверь в комнату на ключ. В квартире стояла тишина. Было слышно, как где-то на кухне капает вода из-под крана. Мы покинули эту неуютную квартиру. Спускались вниз не на лифте, а по лестнице. И как мне показалось, Аня вздохнула с облегчением, когда мы вышли из подъезда… * * * Мы шли в сторону Таганки. На углу Ульяновской и Чкалова. Я заметил Пельменную. — Хочешь пельменей? — Здесь не хочу. Мы с мамой сюда часто заходим. — А блины ты любишь? — Блины я люблю. Но от них толстеют. Я скептически осмотрел её с ног до головы… — Тебе это не грозит. Ты стройная, как тростинка. А со сгущёнкой будешь? — Со сгущёнкой буду. И мы снова зашагали в сторону Таганки. 17 июня. 1974 год. Москва. Блинная на Воронцовской улице. В Блинной на Воронцовской улице я бывал не раз. Но всё это было в той, в прошлой жизни. И мальчишкой сюда забегал с друзьями, и когда после армии учился в институте, а ночами подрабатывал в такси… Это было одно из тех мест, что и кромешной ночью могло накормить голодного и напоить запойного. Столики были «стоячие». Никаких стульев не предполагалось. Думаю, что такой стоячий стол по высоте будет немного великоват для мелкой девчонки. Но это мы как-нибудь решим. — Ну, выбирай! Чего будешь? — Как чего? Ты обещал блины со сгущёнкой. — А запивать чем будешь? Чай? Кофе с молоком? — Кофе! — Кофе нет… — безапелляционно заявляет крупная женщина в когда-то белом халате и шапочке. — Тогда так… Два чая. Две порции блинов со сгущёнкой. — наклоняюсь к Анюте. — Ещё чего-то хочешь? — Яйцо под майонезом. — И два яйца под майонезом. — Блины надо ждать… — Тогда и чай вместе с блинами. А то остынет. — Не успеет! Всё-таки что было хорошего в СССР всегда перечёркивалось хамством и грубостью обслуживающего персонала. Помнится Штирлиц специально ходил в какой-то кабак под названием «Грубый Готлиб». Там фишка была в том. что хозяин наливая пиво и выдавая порции поджареных баварских колбасок всем хамил. У нас в СССР такое заведение специально искать не надо было. Заходи в любоё! И облают, и обсчитают. Я заплатил за всё меньше рубля. Медные монетки сдачи не хотел сперва забирать. Но рачительная Аня всё сгребла с прилавка и передала мне, пришлось набивать карманы монетками. Никак не могу привыкнуть, что в этом времени монеты — тоже деньги, на которые можно что-то купить. Пока мы ждали две порции наших блинов, я слегка подвинул круглый столик к окну. Ну, а Ане пришлось с ногами забраться на подоконник. Так, стоя на подоконнике на коленках ей стало удобно есть с высокого стола. Зато. Когда нас позвали, чтобы мы забрали готовые порции наших блинов, продавщица, или кто она тут по должности, заметила наше «ноу-хау», и решила немного поскандалить… — Я прошу прощения! Если моя девочка Вам своими сандаликами испачкает подоконник, то я возьму у Вас тряпку и всё вытру. Но иначе, она не сможет нормально поесть блинов и не облиться горячим чаем. Тётка не нашла что мне ответить на мою вежливую речь. Похоже, что так тут с ней никто не разговаривал очень давно. Те. кто заходили выпить со своей бутылкой, обычно либо отвечали матерно. либо быстро включали заднюю и уходили. Ну а молодёжь, типа меня, вообще терялась от гневных замечаний и ретировалась в темпе вальса… Так что мне никто ничего не ответил. Мы спокойно поели, убрали за собой грязную посуду. А когда, я попросил тряпку, чтобы вытереть подоконник мне ответили: — Да, ладно. Сама вытру… — Спасибо Вам большое! Мы обязательно к Вам зайдём ещё раз! * * * — Сашка! А ты совсем не боишься. Когда на тебя кричат вот такие взрослые тётки? — А чего их бояться? — Ну… Они… Могут…