Фредди вяло заморгал и, кажется, попытался подумать. Но не смог. – Как же я замерз, – проговорил он наконец. – Уже три года тут мерзну. Дэнни, а у тебя выпить нет? Их никто не видел, так что Гарлик пнул его ногой. – Тупой ты чудила! – сказал он и, втянув голову в плечи, зашагал прочь. Некоторое время – пока не устал держать глаза открытыми – Фредди провожал его взглядом. Через два квартала Гарлик заметил кое-кого еще – и хотел поскорее шмыгнуть на другую сторону улицы. Но ему не дали. – Не надо! – взмолился он. – Не-не-не, ну че ты творишь, нельзя же так прям у всех подряд спрашивать! Неизвестно, что именно ему ответили – но, видимо, это был решительный и вполне однозначный ответ. – Да чтоб тебя, – захныкал Гарлик, – вот сам увидишь, что из этого выйдет! Ничего другого ему не оставалось. Жена стекольщика, на голову выше Гарлика и вдвое тяжелее, перестала подметать ступеньки стекольной лавки и насторожилась, увидев, что к ней направляется бродяга. Голову он опустил, но смотрел прямо на нее и, похоже, не собирался незаметно прошмыгнуть мимо, как обычно делают ребята вроде него. Гарлик подошел поближе и задрал голову. Эта тетка возвышалась бы над ним, даже случись ему влезть на ящик, – а сейчас он стоял на тротуаре, а она на второй ступеньке. Гарлик глазел на нее, словно деревенщина на памятник, она на него – с тем тошнотворным жадным любопытством, с каким прохожие глазеют на автокатастрофу. Он облизнул губы. Секунду или две оба молчали, глядя друг на друга; затем Гарлик схватился рукой за голову и закатил глаза. Рука его упала, он вновь устремил взгляд на женщину и просипел: – Как нам всем снова вместе собраться? Она смотрела на него, не шевелясь, без всякого выражения. И вдруг – внезапно, словно грохнул артиллерийский залп – откинула голову и разразилась хохотом. Хохотала долго, сколько позволяли могучие легкие; успокоившись немного, бросила взгляд вниз, на грязную и встревоженную физиономию Гарлика – и засмеялась снова. Гарлик оставил ее за этим занятием и направился к парку, по дороге проклиная эту женщину, и всех женщин мира, и их мужей, и всех их предков и потомков. Стояла ранняя весна; парк был полон молодой травы, распускающихся почек, собак, детей, стариков и мороженщиков. Безмятежно-мирную картину разбавляла компания подростков, для которых в этот весенний день парк оказался привлекательнее школы. Трое из них приметили Гарлика – тот вошел в парк и теперь стоял в нерешительности, подыскивая легкий способ исполнить требование, звучащее в голове – и обступили его. – Идем на перехват! – заорал один, с надписью «Герои» на спине куртки. – Окружаем! – подхватил другой. И все трое принялись описывать круги вокруг Гарлика, улюлюкая, словно киношные индейцы, показывая пальцами «антенны» и издавая спутниковые сигналы: – Би-бип! Би-бип! Гарлик вертелся туда-сюда, словно флюгер на шквальном ветру, но уследить за ними не мог. – Отвалите на хрен! – проворчал он наконец. – Би-бип, би-бип! – завопил один «спутник». – Входим в атмосферу! «Спутники» перешли в галоп: орбиты их все сужались, мельтешение превратилось для Гарлика в сплошной туман; а затем по сигналу: «Посадка!» – тот, что был позади Гарлика, присел на четвереньки, а остальные двое толкнули. Гарлик споткнулся о того, что присел, перевалился через него и упал на спину, потешно взмахнув руками и ногами. Поодаль негодующе вскрикнула какая-то женщина, открыл рот какой-то старик; что же до всех остальных – они только смеялись. – Отвалите от меня! – с трудом выдохнул Гарлик, пытаясь перевернуться и встать на ноги. Один из мальчишек поспешил ему на помощь, крикнув при этом: – Рокки, твоя очередь! Когда дрожащий Гарлик поднялся на ноги, второй из троицы – в куртке с «Героями» – сел на четвереньки позади него, а «помощник» толкнул, и Гарлик снова полетел вверх тормашками. На этот раз он уже не пытался встать; забыв об угрозах, об обещаниях возмездия, он лежал на земле и тихо хныкал. Смеялись все вокруг – кроме двоих, но и те не вмешивались. Иные даже подходили поближе, чтобы лучше его рассмотреть. – Тревога! Тревога! – завопил вдруг Рокки, указывая на пятно голубой полицейской формы в конце аллеи. – Космический патруль! – Переходим на сверхсветовую! – заорал другой. И, показывая пальцами антенны и издавая громкое «би-бип!», «спутники» нырнули в толпу и в ней растворились. – Ублюдки! Вшивые ублюдки! Прикончу, всех их прикончу! – сквозь слезы повторял Гарлик. – Так! Что тут происходит? – послышался голос полицейского. – Разойдитесь! Дайте пройти! Толпа расступалась, чтобы его пропустить, и тут же смыкалась за ним, не желая пропустить новое развлечение: ничего нет лучше, чем вместе посмеяться! Посреди толпы полицейский обнаружил Гарлика на четвереньках и вздернул на ноги, куда грубее, чем недавно Рокки. – Ну-ка, ты! Что тут стряслось? Возмущенная дама шагнула вперед и начала говорить что-то о хулиганах. – Вот оно что! – проговорил полицейский. – Ты, значит, тут хулиганил? – Ублюдки вшивые! – простонал Гарлик сквозь слезы. Возмущенная дама попыталась что-то объяснить, однако полицейский решительным жестом призвал ее к молчанию. – Не переживайте, леди, все нормально. Разберемся. – И снова обратился к Гарлику: – Ну, что скажешь? Гарлик – он почти повис на могучей длани полицейского – всхлипнул и схватился за голову. Все вокруг, и звуки, и лица, внезапно померкло для него в сравнении с настойчивым требованием изнутри. – Плевать мне, что вокруг столько народу! Не заставляй меня у них спрашивать! – Ты что сказал? – воинственно переспросил полицейский. – Ладно! Ладно! – со слезами крикнул Гарлик Медузе, а затем обратился к полицейскому: – Мне только одно нужно: скажите, как нам всем снова собраться вместе? – Чего?! – Всем нам, – повторил Гарлик. – Всем в мире. – Он говорит о мире во всем мире! – всплеснув руками, воскликнула негодующая леди. Вокруг снова засмеялись. Кто-то кому-то сказал: слыхал, этот бомжара коммунистов боится! Другой не понял и пересказал третьему: видать, этот бомжара коммунист! Полицейский расслышал немного, понял еще меньше, однако встряхнул Гарлика: – Вот что, держи пасть на замке, вали отсюда и больше здесь не появляйся, иначе живо отправишься в обезьянник! Понял меня? – Да, сэр! Понял, сэр! – пробормотал Гарлик, вывернулся из хватки полицейского и бочком, бочком поспешил прочь. – Вот и хорошо. А вы расходитесь! Шоу окончено. Ну-ка, ну-ка, поживее… Отойдя подальше, Гарлик перешел на бег. Дыхание у него сбилось еще до начала бегства, так что добрался он лишь до парковой ограды, здесь вцепился в забор и повис на нем, со стонами и всхлипами стараясь отдышаться. Он стоял, закрыв лицо руками, словно пытался выдавить эту штуку у себя из головы, и шумно дышал от недостатка кислорода и от жалости к себе. Кто-то положил ему руку на плечо, и Гарлик подпрыгнул в испуге. – Не бойтесь, – произнесла возмущенная дама. – Я просто хотела вам сказать: поверьте, не все в мире жестоки, безжалостны и… безжалостны и жестоки! Гарлик смотрел на нее, беззвучно шевеля губами. Даме было лет пятьдесят, полнотелая, в очках – и говорила совершенно серьезно. – Это очень хорошо, что вы думаете о мире во всем мире. Гарлик все не мог выговорить ни слова – вместо этого опять со всхлипом втянул в себя воздух. – Бедняга! Порывшись в потертом кожаном кошельке, дама извлекла оттуда четвертак, со вздохом, словно расставалась с целым состоянием, протянула ему. Гарлик взял четвертак машинально, словно не заметив. Не поблагодарил ее. Вместо этого спросил: – Вы знаете? – И новообретенным судорожным жестом сжал ладонями виски. – Мне нужно выяснить, понимаете? Очень нужно! – Что выяснить? – Как всем людям снова собраться вместе. – О… – протянула она. – Ох боже ты мой… – И, подумав, заключила: – Боюсь, я просто не понимаю, о чем вы. – Ну вот, видишь? – с мукой в голосе обратился Гарлик к своему невидимому палачу. – Я же тебе говорил! Никто не знает! – А вы постарайтесь объяснить! – попросила дама. – Если я и не смогу вам помочь, может быть, кто-то сможет? – Это… это про мозги, – без всякой надежды ответил Гарлик. – Про человеческие мозги, понимаете? Мозги все разбрелись. Как их вместе собрать? – Ох, бедный вы мой… Она устремила на него жалостливый взгляд, не сомневаясь, что у этого бедолаги мозги и вправду «разбрелись» и нуждаются в починке. «Что ж, по крайней мере, он сам это понимает – о большинстве из нас этого не скажешь», – мысленно добавила она.