– Этого он и сам толком не знает. И, по-моему, ему это все равно, лишь бы до какого-нибудь криминала докопаться… – Лишь бы криминал, лишь бы компромат, – проговорил Аргутинов. – А ради чего? Вряд ли тут личная неприязнь. Он ведь даже не знаком с ним, наверное… – Сначала, может быть, и не было ничего личного. Но вот после того как кто-то перед самым тем нападением на «Амфитриту» дюже профессионально снял его наблюдательный пост возле нее, личное очень даже появилось… – Он что, Лядова в этом заподозрил? – удивился полковник. – Он выдвинул два варианта: либо одна из наших спецслужб, либо западная мафия. Больше склонялся ко второму. – Тогда причем тут Лядов? – Лядов – центр, вокруг которого все и вертится. Аникеев в этом убежден… – То есть он считает, что Кульчицкий – подставное лицо, а настоящий хозяин «Амфитриты» Лядов? – уточнил Сичинава и, не дожидаясь подтверждения, продолжил: – Ход его мысли мне в принципе ясен. Откровенно говоря, меня самого любопытство разбирает: что там делает Лядова племянница? Не зарплаты же ради хлопочет там с утра до вечера? – Ну, это как сказать, Нугзар Константинович, – неожиданно возразил Аргутинов. – Полторы тысячи баксов в неделю тоже на дороге не валяются… Мамчур оторвал взгляд от недопитой рюмки Аргутинова и с интересом уставился на ее хозяина. Сичинава также не остался равнодушен. – Полторы тысячи? Это тебе Кульчицкий сказал или она сама призналась? – Не он и не она. Мне об этом поведал Белобородов. Помните такого? – Наркуша при денежном папеньке? – удивился Мамчур. – А он-то в этот расклад каким боком вписывается? – Он не одним боком вписывается, а двумя, да еще и с головой в придачу, – сказал Аргутинов и загадочно замерцал своими зелеными глазами. Вопросов не последовало – выразительное молчание профессионалов красноречивее любого вопроса. – Мне кажется, я знаю, кого подозревает Аникеев в нападении на свой пост, и зачем он ездил в этот зачуханный Казачий Тын, – продолжал в том же стиле томить присутствующих намеками капитан Аргутинов. Мамчур вновь воззрился на недопитую рюмку. Сичинава, не мигая, смотрел на Аргутинова. Аргутинов сходил к совещательному столу за своей папкой и вернулся без нее, зато с какой-то книжицей. – Ознакомьтесь, товарищ полковник… – Как? – неприятно удивился Сичинава. – Со всей? Прямо сейчас? – Всю читать не обязательно. Достаточно двух-трех отрывков… – Читай, Николай, – решительно отмежевался от этого дела полковник. – У тебя и глаза моложе, и дикция разборчивее… Мамчур не заставил себя упрашивать, хотя читать любил не больше Сичинавы, не признававшего иного чтения, кроме чтения сводок, рапортов и нисходящих. – Только там, в безоговорочном кайфе Господь присутствует зримо, во всей полноте и убедительности своей божественной непостижимости, неизреченности, тайны… Ты что, Виктор, проповедника на плане стопанул? – Посмотри в конце, там, где про «добрый» наркотик говорится. Мамчур, прежде чем послушно отправиться туда, куда его дружески направили, попросил пива для укрепления голосовых связок, получил его, выпил и с чувством прочитал о том, что у автора одна надежда: что какой-нибудь сверхбогатей вдохновится тщеславной мыслью прославиться на века великим зачинателем Эры Блаженства, и употребит свои никчемные миллионы на действительно благое дело – изобретение, производство и внедрение ДОБРОГО НАРКОТИКА, избавленного силою науки ото всех изъянов, присущих известным человечеству наркотическим веществам, способного пробуждать в людях Дух Любви, Дух Прозрений, Дух Понимания и Дух Снисходительности… Конец цитаты. Мамчур умолк и озадаченно уставился на Аргутинова. Сичинава последовал его примеру. Аргутинов молча вынул из нагрудного кармана рубашки листочек, весьма напоминающий аннотации, которыми производители лекарств снабжают свою продукцию, каковой этот листок и оказался. – Панацетин, – прочитал Мамчур и забуксовал, пытаясь разобрать латинское наименование. – Пха… Фа… – Pharmacon nepenthes – пришел на выручку Аргутинов. – Ага, не пенис, значит, – понимающе кивнул Мамчур и, не дожидаясь пока шутку его переведут, поймут и оценят гомерическим смехом, бойко продолжил: – Орально-внутривенно-ингаляционный медитативный анатоксичный препарат для нерегулярного, равно как и экстренного психосоматического облегчения функциональных тягот существования разумных белковых организмов. Состав: одна капсула содержит ноль, семьдесят пять мг фармакон непентеса. Фармакологическое действие: обладает ярко выраженной психостимулирующей активностью, способствует нейро-церебральному раскрепощению, улучшает обмен веществ, предупреждает концентрацию адреналина в организме в дозах, чреватых агрессией… Фармакокинетика: Панацетин при применении внутрь быстро и полностью растворяется в организме, подвергаясь метаболизму в печени и других жизненно важных органах… – Взгляни на противопоказания, – перебил Аргутинов. – Противопоказания: повышенная бесчувственность, лоботомия, маниакально-депрессивный психоз… – Ничего не понимаю, – признался Сичинава. – Кем это одобрено? – Папой Римским, – предположил Мамчур, вновь не встретив понимания. Аргутинов молча забрал у него аннотацию и, не заглянув в нее, прочитал: – Одобрено Международным Конгрессом Гуманистической Медицины и Фармакологии. Утверждено Космическим Содружеством Действительно Разумных Существ. В тягостном молчании, воцарившемся в кабинете, Аргутинов извлек из другого кармана прозрачный пакетик с белым порошком и еще один листок, форматом побольше, снабженный печатями всевозможных конфигураций. – Что… это? – не скрывая опаски, полюбопытствовал полковник. – Это – «добрый» наркотик. Панацетин. Или – фармакон непентес, – мрачно сообщил Аргутинов. – А это? – указал Сичинава на бумагу с печатями. – Еще одна аннотация? – Результаты анализа краевой лаборатории по этому веществу. Сичинава вздохнул и лично углубился в бумажку, не постеснявшись ради такого случая вооружиться очками, которыми на службе прилюдно не пользовался. Прочитав, передал Мамчуру для ознакомления. – Я не понял, на какой основе он схимичен. – Думаете, они поняли? – невесело усмехнулся Аргутинов. – Они мне устно объяснили, что для этого понадобиться очень долгое, скрупулезное и дорогостоящее исследование, причем не в абы какой, а в специализированной научно-исследовательской лаборатории! Посоветовали обратиться в Академию наук… – Это что же получается? – кривя рот в подобии усмешки, поднял глаза от бумаги Мамчур. – Выходит, это не бред сивого мерина? Вместо ответа Аргутинов вытащил из третьего кармана еще один документ. – Сколько их у тебя там? – упавшим голосом поинтересовался Сичинава. – Последний, – успокоил полковника капитан. – Это выдержка из негласной медицинской экспертизы, проведенной по моей просьбе. Проверялись в основном данные невропатологов, психотерапевтов… – Час от часу не легче, – пожаловался Сичинава и, налив всем коньяку, дернул свою рюмку без всяких заздравиц. – Сам организовал, сам и читай, – отказался от новой бумажки Мамчур и последовал примеру начальства, с той, правда, разницей, что запил коньяк пивом, а не заел лимончиком. Аргутинов свою рюмку проигнорировал, – выпрямившись на стуле, официальным тоном зачитал документ. Из документа вырисовывалась следующая неутешительная картина. С некоторых пор врачи стали отмечать какой-то непонятный душевный и физический подъем у отдельных южноморцев и гостей города, обращающихся к невропатологам, психотерапевтам и психоаналитикам; какое-то труднообъяснимое повышение жизненного тонуса. Часть пациентов жалуется на слишком красочные захватывающие сны и практически полное отсутствие бессонницы (как результат – резкое падение интереса к телевидению, в частности – к сериалам). Не являются редкостью жалобы, так сказать, религиозного характера. Люди, всю жизнь считавшие себя атеистами и, в отдельных случаях, даже посвятившие немало сил антирелигиозной пропаганде, вдруг ни с того, ни с сего, начинали самым преискренним и недвусмысленным образом верить в Бога, что их, естественно, крайне смущало и чрезвычайно нервировало[82]. Еще одна странная аномалия замечена в роддомах. Значительно понизились болевые ощущения у рожениц. Причем у некоторых, вплоть до полной их утраты, в том числе во время родильных судорог. Кроме того, новорожденные ощутимо прибавили в росте и в весе, что сказалось на заболеваемости и смертности, которые резко сократились… Далее: наблюдение, нуждающееся в статистическом подтверждении и анализе. Резко уменьшилось потребление суррогатов алкоголя среди деклассированных элементов. Многие, слывшие неисправимыми, алкоголики пристрастились к дорогому пиву и марочному вину. Еще один факт, требующий изучения. По некоторым данным возросла потенция у мужчин, особенно у тех, кто имел определенные проблемы в этой области. Среди женщин отмечены отдельные проявления сексуальной разборчивости с ярко выраженными романтическими претензиями… – Просто ужас, что деется! – пробормотал Мамчур. – Капитан, почему не посоветовался со мной, прежде чем приглашать эту комиссию? – не сдержал упрека Сичинава. – Чтобы, в случае чего, вас, Нугзар Константинович, не подставить, – сообщил о свой лояльности капитан. – Надеюсь, всем ясно, кто за этим стоит и чем я рискую, если о мой осведомленности станет кое-кому известно? Аргутинов обвел нешуточным взглядом свою немногочисленную аудиторию. – Хорошо, – вздохнул Сичинава, – про меры твоей безопасности потолкуем чуть позже. А сейчас я бы хотел послушать, откуда взялся этот порошок, эта аннотация и все прочее. Аргутинов вкратце, не вдаваясь в детали, рассказал о Белобородове, о коттедже на улице генерала Шкуро, на которую дал ему наводку Сергей Рябько; о Мамиконцеве, накрывшем их в подвале коттеджа, и о том, как тот же Мамиконцев пытался под шумок выпустить задержанного юнца. – Это там, где изнасилование было? – уточнил Мамчур. Аргутинов неохотно кивнул. – А изнасилования эти не связаны как-то с этой дрянью? – кивнул на брошюру и пакетик с порошком Сичинава. – Не знаю, – замялся Аргутинов. – Вряд ли… – Я бы на твоем месте не торопился с выводами, – рассудительно заметил Мамчур. – Кто знает, может, все эти изнасилования являются следствием применения этого наркотика. Ведь как там в твоей бумажке сказано: пробочные действия не выявлены… – Предполагать можно, что угодно, – возразил Аргутинов. – Нужны факты. Нугзар Константинович, необходимо срочно взять пробы питьевой водопроводной воды для анализа… – Что-о?! – глаза у Сичинавы полезли на лоб и задержались там на некоторое время, понадобившееся полковнику, чтобы прийти в себя, приостыть и задействовать извилины, вместо нервных окончаний. – Обоснуй, капитан. Капитан так и сделал. И хотя это обоснование потянет на целую вставную новеллу, мы постараемся обойтись без нее, обратившись за помощью к бедной родственнице нашего таланта. Итак, от Белобородова ниточка привела Аргутинова к Анне Сергеевне Берг. От Анны Сергеевны к некоему Андрею Лернеру, дипломированному фармацевту, работавшему когда-то на фармацевтическом комбинате, принадлежащем Лядову, а теперь лечащегося от хронического алкоголизма в одном из наркологических диспансеров. В связи с этим Лернером выяснилась одна любопытная деталь: запил горькую означенный Лернер аккурат после странной кражи, имевшей место в его квартире. Преступники унесли много чего ценного, но в том-то и состоит странность, что недалеко унесли. Все нашлось в течение трех дней в ближайших от квартиры Лернера мусорных бачках. Дело так до сих пор и не раскрыто. Аргутинов подозревает, что целью преступников были не вещи, а то, что лежит перед присутствующими в пакетике. И еще он подозревает, что преступников на квартиру Лернера навела именно Анна Сергеевна. Правда, доказательств у него, кроме интуиции и логики, никаких нет. Есть соображение по аналогии. Например, был Белобородов заядлый торчок, из тех, кому вен на руках уже не хватает, а стал, по крайней мере, с виду – нормальным человеком. То же самое произошло с некоей Машей, пассией Анной Сергеевны, из-за которой, как говорят, расстроилась ее свадьба с Кульчицким. Была эта Маша наркоманкой и проституткой, а стала или, точнее, вот-вот станет почтенной матерью без вредных привычек… Тут Мамчур, не сдержав сарказма, полюбопытствовал, уж не Анна ли Сергеевна отец будущего ребенка. Однако Аргутинов высокомерно проигнорировал вопрос, чем вряд ли увеличил свою популярность у читателей. Полковник Сичинава со своей стороны не увидел связи между рассказанной Аргутиновым историей и его же ходатайством об экспертизе водосбора. Мамчур, вопреки ожиданиям, разделил мнение капитана, заявив, что если бы Нугзар Константинович лучше знал эту штучку Берг, он бы эту связь непременно увидел. – Это же не баба, а Жанна д’Арк в юбке, – привел он самый убедительный из своих доводов напоследок. – Скорее уж Вера Засулич в штанах, – возразил неблагодарный Аргутинов.