Пантелей встал и направился к калитке. Аникеев с напряженным интересом уставился ему вслед. Калитка открылась, и во двор ступил первый плейбой Южноморска, он же – директор и совладелец пресловутой «Амфитриты», господин Кульчицкий собственной сиятельной персоной. Аникеев вскочил на ноги, мучительно соображая, как ему вести себя в создавшейся ситуации. Кульчицкий, увидев детектива, остолбенел; лицо его исказилось аналогичными затруднениями. – Вы чего? – удивился простодушный хозяин. – Чи не знакомы? – Выследил, ищейка, – прошипел сквозь зубы Кульчицкий. – Ну, давай, зови своих мусоров… – Это еще вопрос, кто кого звать будет, – огрызнулся сыщик. Пантелей, усмешливо улыбаясь, переводил довольный взгляд с одного любителя борща на другого. 2 В фойе отеля «Фанагория» толпилось множество откормленных мужчин в возрасте от двадцати двух до пятидесяти четырех, одетых в темные деловые костюмы с однотипными значками на лацканах пиджаков: «Привет! Я – Костя!», «Здорово! Я – Леха!», «Наше вам с кисточкой! Я – Спиридон!»[63] И так далее. Участники Всероссийского слета плейбоев (которых приветствовал протянутый через все фойе транспарант с мудрым изречением Д. Джордана: «Жалок воистину тот, кто ищет себе дешевой жизни»), а также новоиспеченные студенты-заочники Южноморской Академии Научного Плейбоизма обменивались впечатлениями о вводной лекции, прочитанной высоким американским гостем, знаменитым плейбоем Стэнли Дж. Эбботом в конференц-зале отеля. Чуть поодаль сверкало самоварным золотом предупреждение администрации о том, что за нравственный облик своих постояльцев гостиница ответственности не несет. И как бы в подтверждение благих намерений администрации, непосредственно под упомянутым предупреждением завораживала глаз доходчивая реклама бордель-бани, проникновенно расписывающая сказочные великолепия «голубых», «розовых» и «радужных» залов, любовную сыгранность отделения «группен-секса», экзотическое разнообразие персонала секции «животнолюбов», высокий международный класс мастеров «секс-массажа» и «секс-макияжа». Откровенно говоря, далеко не у всех хватало терпения, хладнокровия и моральной выдержки дочитать эту застенчивую похвальбу до конца; большинство жертв всеобщей грамотности срывалось в направлении Бульвара Терпимости, не прочитав и половины. Правда, отдельные высоконравственные особы, избирали иной маршрут, более извилистый и менее приятный: администрация – мэрия – полицейский участок – невропатолог – вокзал (аэропорт). Что касается господ плейбоев, оживленно общавшихся в опасной близости от соблазна, то на их закаленные изысканным распутством души такого рода искушения действовали скорее отрезвляюще, поскольку в их среде ценилась прежде всего спонтанность, тогда как от рекламы бордель-бани за версту разило коммерческой обдуманностью игривых намерений. – Уважаемые господа плейбои, – раздался в динамиках глубокий баритон американского гостя, – друзья, товарищи, братья, – продолжал он на хорошем русском языке с сильным англо-американским акцентом, не выговаривающим половины русских фонем, – к вам обращаюсь я, диэ фрэнды мои. Давайте в знак солидарности и поддержки несправедливо преследуемого российскими спецслужбами господина Кульчицкого – блистательного плейбоя и почетного проректора вашей замечательной Академии, – проведем торжественный банкет в честь ее открытия в великолепной «Амфитрите», директором и совладельцем которой он является. Благодарю за поддержку! Фойе содрогнулось от оваций, свиста и воинственных воплей. Мистер Эббот польщено улыбнулся и, покинув радиорубку, находившуюся этажом выше, прошел в небольшой брифинг-зал, в котором его уже поджидала отборная сотня репортеров светской и скандальной хроник. – Дора Светина, Южноморский Вестник. Мистер Эббот, скажите, это правда, что ваша прабабка была известной оперной певицей? – Возможно. У меня, видите ли, было несколько прабабок, не исключено, что кто-то из них и пел. Справьтесь в музыкальной энциклопедии… – Илья Правдоматкин. Южноморский вестник. Мистер Эббот, это правда, что в пуританской Америке всякого, кто по прибытии в отель закажет в номер бутылку виски, считают подонком? – Простите, а кем считают такого постояльца в ханжески распутной России? – Человеком, которому необходимо отдохнуть от дорожных впечатлений. Могу ли я считать ваш контрвыпад утвердительным ответом на мой вопрос? – Боюсь, у вас не совсем верные представления об Америке, сэр. И потом, в Штатах нет необходимости отдыхать от дорожных впечатлений, – у нас для этого слишком хорошие дороги… – Мистер Эббот, правда ли, что американцы любят умеренность во всем, даже в мыслях? – Что конкретно вы имеете в виду? – насторожился Эббот. – Ну, к примеру, ваших проповедников. Недавно один из них, выступая по нашему телевидению, заявил, что венцом творения является честный человек… – Это общеизвестная цитата из Александра Попа. Кстати, англичанина, – улыбнулся плейбой. – Я так и думал, что эта глупость давно обросла бородой, – нимало не смутившись, ухмыльнулся репортер, – весь из себя такой веселый, непринужденный, подвижный, цепкий, назойливый. – Быть честным глупо? – вскинул брови американец. – Да нет, почему же, это свойство темперамента. Глупо полагать себя и себе подобных венцом творения. – Совершенно мизантропическая точка зрения. – Вы полагаете, только мизантропам дано страдать отсутствием непомерного самомнения? – Признаюсь, я об этом как-то не подумал… – Именно эту вашу национальную черту характера я и имел в виду, когда спросил об американской любви к умеренности. – Не думаю, что народ, построивший небоскребы, Золотые Ворота и Бруклинский мост, можно обвинить в любви к умеренности. – Браво! – поаплодировали присутствующие. – Достойная отповедь зарвавшемуся пасквилянту! Но зарвавшийся пасквилянт не унимался. – Кстати, о небоскребах. Согласны ли вы, мистер Эббот, с тем, что именно они свидетельствуют о богоизбранности Америки, поскольку, например, вавилонским строителям первого в мире небоскреба Господь довести начатое до конца не позволил? – По-моему, молодой человек, у вас не все в порядке с хронологией. Идея богоизбранности Америки возникла еще во времена первых поселенцев, когда и двухэтажные дома были редкостью… – Эмма Фригидсон. Южноморский Вестник. Мистер Эббот, общественность интересуется, как далеко зашли ваши отношения с Анной Берг? – Передайте общественности, что они пребывают все там же, где и были при первой нашей встрече… Кстати, прошу прощения, я не ослышался, вы тоже из той же газеты, что и два предыдущих репортера? – Не ослышались, но мы из разных газет. – Газеты разные, но название одно? Так у вас в России полагается или, excuse me[64], я ошибаюсь? – Вы ошибаетесь. Первый репортер был из «Южноморского Вестника-лайтс», Правдоматкин из «харда», а я – из суперлайтса. Есть еще «Южноморский Вестник – оригинал», репортер которого, Федор Незабудкин ждет своей очереди, чтобы задать вам свой вопрос. Между нами жуткая конкуренция… – Отличная идея – уподобить периодическое издание сигаретной марке, – пробормотал слегка сбитый с толку плейбой. – Мистер Ниэ-зе-бедс-куин, прошу ваш вопрос. Надеюсь, он будет соответствовать самоопределению вашего издания… – Какой еще Незабудкин! – вдруг взревел в первых рядах коренастый мужчина с роскошной бородой а-ля граф Толстой. – Моя очередь! – Извините, не знал, что в России на пресс-конференциях соблюдается строгая очередность. Прошу вас, мистер э-э… – Константин Сердечный. Еженедельник «Святые Истины». – Это религиозное издание? – В определенной мере. Патриотическое. И вопрос у меня следующий. Правда ли, что все знаменитые плейбои так или иначе связаны со спецслужбами своих стран? – Почему только своих? – лучезарно улыбнулся плейбой. – Вот я, например, связан не только с ЦРУ, АНБ и ФБР, но также и с Сюртэ, МИ-6, БНД, Моссад и даже со шпионским ведомством Буркина-Фасо, простите, совершенно вылетело из головы, какой аббревиатурой они себя величают… Смех вперемешку со свистом и рукоплесканиями. – Лада Стиль. Иллюстрированный ежемесячник «Шарман». Мистер Эббот, согласны ли вы с тем, что праздность, которую по определению любит Эрот, предполагает каторжный труд детородных органов? – Затрудняюсь сказать, мэм. Почему бы вам не спросить об этом у него самого? И вновь смех, свист, рукоплескания. Больше всего Эбботу хотелось сейчас выйти на улицу и затеряться в веселой толпе праздношатающихся курортников. Но ничего не поделаешь, надо нести свой крест, невзирая на нарушенную последовательность самоотречения, – продать и раздать имение свое он всегда успеет… До конца брифинга оставалось не более пяти минут. Максимум два вопроса. Американец обвел приглашающим взглядом зал. В глаза бросилась группа сосредоточенно помалкивающих личностей. У каждой личности на шее висело по аккредитационной карточке, но к микрофонам со своими вопросами никто из них не спешил. Эбботу это показалось странным. Он обернулся к пресс-атташе от мэрии, мистеру А. В. Кирюшкину. Но мистер Кирюшкин, отличавшийся большой понятливостью и мгновенной сообразительностью, уже склонился к его уху с разъяснениями: – Это представители Всероссийского Антиамериканского Общества «Гудбай Америка», по совместительству – репортеры одноименного еженедельника. Являются, помимо прочего, ярыми противниками пресс-конференций как таковых, считая их чисто американской индивидуалистически-упаднической затеей. Жанр интервью тоже не жалуют, предпочитают, чтобы интервьюер лично писал статьи на интересующие читателей темы. Если желаете, мистер Эббот, могу договориться о подвале на две тысячи слов. Но предупреждаю, платят они неохотно, мало и не деньгами, а натуральными продуктами… – На свободную тему? – Почти. Из трех предложенных вы вольны выбрать ту, которая вам больше по душе. Вина США в неоправданном затягивании Первой мировой войны (что привело к большевистскому перевороту в России). Вина США в разжигании Второй мировой войны. И третья: США как средоточие Мирового Зла. – С каких пор? – Ясно, с каких. Со дня своего основания до настоящего времени… – По-моему, им следует обратиться к Гору Видалу. – Обращались. Безрезультатно. Гора Видала липовый мед в качестве гонорара не заинтересовал. – Тогда и я, пожалуй, откажусь. – Дело ваше… Дамы и господа, пресс-конференция окончена. Представителей Общества «Гудбай Америка» попрошу задержаться… Стэнли Дж. Эббот выскользнул в коридор и устремился черным ходом к служебному лифту. Неожиданно пред ним возник некто в черных очках, рыжем парике и джинсовом жилете, надетом на голое тело. На груди у некто поблескивало подвешенное вверх тормашками распятие. Плейбой остановился, напрягся, изготовился. – Простите, сэр, вы не согласились бы за сто долларов подвесить его так, как полагается? – Согласился бы, – отвечал некто с ужасным индийским акцентом, – но за двести. Эббот безропотно полез в карман за бумажником, извлек две стодолларовые купюры и протянул их святотатцу. Святотатец внимательно их осмотрел, сложил вчетверо и упаковал в один из бесчисленных кармашков своего жилета. Затем достал из заднего кармана джинсов другую зеленую бумажку и вручил ее американцу со словами: – Пожалуй, я соглашусь сделать это и за полторы сотни, сэр. Плейбой благодарно кивнул, вызвал лифт и поднялся на крышу отеля. В лифте он успел подогреть полученную купюру над зажигалкой, прочесть проявившуюся под воздействием тепла информацию, скатать денежку в шарик, проглотить и запить желтоватой жидкостью из полпинтовой фляги. На крыше стояло три вертолета в ожидании любителей воздушных прогулок. Эббот нанял все три, не поскупившись на чаевые. Через две минуты после того как американец скрылся в направлении пожарной лестнице, все три вертолета, согласно договоренности, взмыли в воздух и взяли курс в трех разных направлениях. Один устремился на остров «Буян», второй направился к муниципальной даче, предоставленной в распоряжение высокого гостя, третий, набрав высоту, скрылся в облаке… Разумеется, плейбой не собирался терять драгоценного времени на долгий и нудный спуск по пожарной лестнице. Не для того он выбрал своим хобби скалолазание. Все необходимое снаряжение было заблаговременно припрятано в надлежащем месте на последнем, тридцатом этаже гостиницы. Спуск по глухой стене занял меньше времени, чем приготовление к нему. Замаскировав снаряжение в третьем справа мусорном бачке, плейбой выбрался переулком на оживленную улицу и скрылся в толпе. Впереди его ждало много работы: сбросить «хвост», загрузить контейнер, поставить условный сигнал, наконец – выйти на прямой контакт с весьма перспективным в плане дальнейшего сотрудничества объектом. Все это были операции рискованные, требующие предельной концентрации соматических и психических ресурсов организма, но Эббот был абсолютно спокоен, хладнокровен и уверен в себе. Единственное, что слегка омрачало благоприятный фон его ауры, это мысль о рыжем голопупом связнике: перевесил ли тот Распятие как полагается, или святая эмблема Спасителя на его загорелой груди по-прежнему намекает на заслуженные муки нечестивого Муссолини?..