Да, ни черта у меня не вышло. А все мое иновременное происхождение. Ведь местные-то как боятся все до одури начальства, а мне пофиг. А тут так не привыкли. Тут если тебе какие-то полномочия даны, то для подчиненных ты царь и бог. Хотя это у нас в России повсеместно. Каждая уборщица на своем месте себя начальником считает. Что поделать, такова у нас природа. Вот и говорю, ничего я не смог изменить, да и себя угробил. Жаль родителей, когда узнают, поседеют. – Некрасов. На выход! – Притащился конвой, открыли в камере дверь и зовут. Раз о вещах не сказали, значит, на допрос. Уже в шестой раз так вызывают. С самого первого дня ареста шьют вредительство и службу врагу. Это по моей вине, оказывается, батарея была уничтожена. То есть не из-за отсутствия авиации или зенитных средств, а из-за меня. Вот так. С первого же допроса ничего не говорю, молчу. Сразу заявил следаку: – Хотите, чтобы одним командиром в армии стало меньше, стреляйте так. Подписывать ничего не буду! Первый допрос так и закончился. А вот на втором я уже увидел картину, которую так часто у нас там, в будущем, любили описывать в книгах и показывать в кино. Приводят меня в кабинет, а там уже два амбала стоят, рукава закатывают. – И что, бить будете? Ухмыляются, показывая полное свое превосходство. – Это зависит от твоего поведения. Будешь отвечать на вопросы – эти меры не пригодятся. Продолжишь упорствовать – будут работать они. – Вы хоть сами-то понимаете, что, поступая вот так, вы подрываете боеспособность армии? Это ваши действия больше тянут на вражеские… – Ох. Ударить не смогли. Я просто решил с ребятами поиграть. Было весело. Все их неловкие попытки я с легкостью парировал, даже не напрягался. Комната тесная, им толком не развернуться в ней, мешают друг другу. Хотят схватить, я выворачиваюсь, пробуют ударить, мягко отбиваю удары, а сам не отвечаю. – Я так долго могу развлекаться. Прекратите, гражданин следователь. Если вам просто нужно дело состряпать, так и делайте это. Ломать себя я не дам. Можете стрелять. – Мы еще посмотрим, как ты запоешь, – прошипел следак и прекратил попытки амбалов меня скрутить. – Ой, пою я неважно, никому не нравилось, – пошутил я. – Гражданин следователь, давайте объективно разберемся в деле? Вы сами поймете, что я невиновен. – Да только за твою дерзость старшему командиру тебя уже расстрелять нужно. – А, так бы и сказали, что это у нас в армии так командиры обижаются за свою тупость и наглость. Вы хоть понимаете, что однажды и вас вот так в оборот возьмут? Просто за превышение или когда этот командир в немилость попадет. Ведь у вас в вашей организации такое случалось, ведь так? – Чего ты несешь? – кажется, даже побледнел следак. – Да ладно, подумай сам, а потом поговорим, – махнул я рукой, – отведите меня в камеру уже. Таких допросов было еще три, а вот сегодня шестой. – Ну как, поумнел? – новый подход следака заинтересовал. – Если вы о том, чтобы я себя оговорил, то нет, не поумнел. – Слушай меня. – Следователь был удивительно вежлив и, кстати, опять в одиночку меня принял, с того раза, как два ухарца пытались меня помять, я их больше и не видел. Может, именно поэтому я был немного расслаблен и не ждал чего-то хренового. – Ты какой-то неправильный, что ли. Тебе бы бояться нужно, а ты гонор показываешь. Сломать тебя, если надо, один хрен бы сломали, ты и сам это понимаешь. – Я кивнул. – Думаешь, чего это я такой добренький? Да просто все. Дело твое я рассмотрел, да-да, ты думал, что мы тут только расстрелы подписываем? Ошибаешься. Вообще-то нам за каждого отчитаться нужно. Был сигнал, сам понимаешь, мы обязаны были отреагировать. Тебя задержали, а я выяснял подробности дела. Ты прав, конечно, был, когда утверждал, что никакой ты не враг. Да я и не настаивал, понимаю, откуда это пришло. Но, парень, ты как в другом мире живешь. Ты ж в армии, тем более на войне. Ты давал присягу, а ведешь себя как махновец какой-то. Вон, выучили тебя, за год уже лейтенантом стал, батареей командовал, награжден. Чем ты думал, когда с начштаба сцепился? Невыполнение приказа – это уже статья. – И что мне будет за это, расстрел? – ухмыльнулся я. – Зря ерничаешь, если б полковник нажал куда нужно, могли бы и расстрелять. Да только он нормальный мужик. Уже на второй день он сам меня и просил с тобой разобраться как следует, а не гнобить. – Сказать, что я удивился, вообще ничего не сказать. – Ну… – Да молчи ты, уже наговорил. Короче, дело я закрываю, но запомни, если еще не понял, ты обязан выполнять приказы, ты – командир Красной Армии. Какой ты пример показываешь подчиненным? Они же видят все и делают выводы. Ты хочешь бунта в армии во время войны? – Я одного не пойму, гражданин следователь, – помялся я, – почему это вы со мной так обращаетесь? – Я уже объяснил почему. Потому как мне не нужно расстрелять как можно больше людей, воевать-то кто будет? Ты едешь сейчас в Воронеж, подвезут, попутку найдешь, и извиняешься перед начштаба. Если он примет твои извинения, то воюй дальше, а уж если нет, то извини, ход делу мы дать сможем всегда. Да-да, ты именно на крючке, так что не заставляй подсекать, лады? – Я понял, – кивнул я. Вот так, я-то думал, что я такой герой и посылаю тут любого, ан нет, предки далеко не дураки. Тот же начштаба… Мог бы спокойно попросить, чтобы меня закатали по полной программе, но нет. Он знает, что я вроде неплохой командир, вот и простил как бы, заодно взяв меня за хлястик, так что буду теперь сам в бой рваться, лишь бы трусом не прозвали. Или предателем. * * * В Воронеж я вернулся к утру следующего дня, далековато меня утащили доблестные энкавэдэшники. Решив не затягивать, а закончить дела сразу, направился прямо к КП полка, где и произошел инцидент. Город сильно бомбили, несколько раз приходилось нырять в ямы и подвалы, какие-то щели, чтобы не заметили враги. Понимаю, что за одиночкой вряд ли станут гоняться, но подсознание работает само. Слышишь вой сверху – прячься. В итоге на КП полка прибыл только к десяти утра. Здесь стоял аврал, рядом что-то чадит, дым, вонь… – Лейтенант Некрасов, к начштаба полка… – проговорил я часовому, и тот скрылся в подвале. Через несколько секунд он появился передо мной, а за ним и мой обидчик. Или это я его обидчик? – Явился, значит? – спокойно так спросил полковник. – Товарищ полковник, разрешите обратиться? – козырнул я. – Ну, пойдем отойдем, – кивнул начштаба. – Я бы хотел обратиться к вам при всех, то есть в штабе полка, – ответил я. – Зачем? – удивленно поднял глаза на меня полковник. – Так нужно, товарищ командир, поверьте. – Ну, пойдем, – он махнул рукой, увлекая за собой в темный провал в стене. Спустившись на несколько ступеней, мы оказались возле двери. Полковник шел впереди, я с понурым видом сзади. – Товарищи командиры! – произнес начштаба, обводя взглядом подвал. А я охренел, тут, похоже, даже командир дивизии присутствует. Народу… – Здравия желаю, товарищи командиры, лейтенант Некрасов… – Прав был начштаба, нужно было наедине поговорить. – Ну, здравствуй-здравствуй, нарушитель устава, – на правах старшего по званию ответил командир дивизии, – что скажешь? – Я пришел, чтобы извиниться перед товарищем полковником, был неправ, погорячился. Признаю вину, прошу наказать так, как посчитаете нужным. – О как, Василий Андреевич, одумался твой обидчик?! Или это так камера и угроза трибунала подействовала? – Никак нет, товарищ командир, я осознал. – Ну, Василий Андреевич, что скажешь? – Блин, ну на кой ляд я в штаб полез, а? Теперь мою судьбу решает уже генерал. – А что говорить? – пожал плечами полковник. – Если осознал, значит, совесть есть. – Что делать будем, товарищи командиры? – вновь подал голос генерал-майор. – Во второй батарее убило командира Силантьева, можно назначить туда. Его-то батарея тю-тю, – развел руками Василий Андреевич. – Ну, вы тут главные, – генерал указал на командира дивизиона и начштаба, – вам и решать. Это вообще не мое дело. – Лейтенант! – Я выпрямился и замер. – Сейчас дам бойца, проводит тебя на батарею. Она севернее нас, принимай обязанности. Дивизион потрепан, но рядом стоят еще два, один на севере, второй южнее. Силы есть, боеприпасы тоже, нужно биться. Между тобой и соседом справа железнодорожный мост. Держать любой ценой, а также не дать противнику его подорвать, мало ли что удумают. – Есть! – козырнул я. – Разрешите идти? – Семенов, приказ напиши! – Дождавшись, когда писарь закончит, его подписал сначала командир дивизиона, затем и полковник, и приказ лег мне в руки. – Пойдем, я бойца дам, – кивнул полковник, и я, козырнув еще раз, развернулся к двери. – Воюй, как и раньше, лейтенант, – услышал я за спиной и козырнул не оборачиваясь. * * * – Все понял? – спросил меня на улице полковник. – Все, – коротко ответил я. – Я не обращаю внимания на личные оскорбления, не девушка, чай, – продолжил начштаба, – но ты понял, почему я дал приказ на арест? – Понял, товарищ командир, – вновь кивнул я, – из-за моего отказа выполнять приказ. – Именно, лейтенант. Именно так. Ты просто представь себе, что твой приказ обсуждают подчиненные и не идут его выполнять. Ты ведь так же посылаешь людей на смерть, так? – Да. – А вот пошлет тебя разведчик-наблюдатель или радист не побежит восстанавливать связь, что тогда? – Попытаюсь выяснить причину и решу… – Мы на войне, сынок, – по-отечески положил мне руку на плечо командир, рост у него тоже немалый, лапа тяжелая, – здесь нет времени что-то выяснять и церемониться. Любое промедление смерти подобно. Если бы в то время, пока ты тут права качал, немцы прорвали бы нашу линию обороны? Именно в том месте, где должен был быть ты. Если бы это случилось, тебя бы просто расстреляли, никто не стал бы ничего выяснять. Я знаю, что тебе было тяжело и ты только что потерял боевых товарищей, но нет времени, помни. Любые выяснения личных дел после победы, если доживем. Можешь мне в морду дать, если будешь считать нужным, но после победы. Ты меня понял, сынок? И я, то есть мой гонор кончился. Первый раз со мной говорили с таким теплом и так честно. – Я все понял, товарищ полковник, извините меня, больше такого не повторится, клянусь, – и я вскинул руку к пилотке. – Воюй, Некрасов, хорошо воюй, я верю тебе, ты отличный комбат. А о моих штанах, протертых, как ты говорил, в штабе, не волнуйся. У меня третья война, в штабе я только полгода, и дырок у меня на шкуре также хватает. Вот так-то. Грицко!