– Видел, правее летал кто-то, но далеко, не разобрал. А к нам – да, не залетали. Слышь, старлей, я твой мотоцикл возьму? – У комбата мотик-одиночка стоял возле прежнего КП, его я и просил. – Если он живой еще, бери, – махнул рукой Васюченко, – а куда собрался? – На батарею надо. Доклады докладами, надо глазами посмотреть. Как там что… – Поезжай, к утру вернись только. – Да я туда и назад, – махнул я рукой. Но, как обычно, гладко было на бумаге. Уже на переправе в Воронеже меня тормознули. Проверка документов, посещение комендатуры, на позиции батареи попал только в середине ночи. Ребята обрадовались, даже удивился, знакомы-то недавно, но я с ходу их поблагодарил от себя и пехоты, и они были рады. Отдал небольшие распоряжения, проверять работу командиров орудий я не собирался, вроде люди вменяемые, сами справятся. Рассказали, что у них днем были проверяющие, спрашивали, где командир батареи, ребята недолго думая послали их в город. По уставу послали, те и уехали ни с чем. Наверное, это после того, как на меня из штаба полка собаку спустили за то, что по минному полю стрелял. Возвращение вышло спокойнее, смена на мосту была та же, поэтому не шмонали, пропустили быстро. – Как твои, трезвые? – встретил меня комбат. – Да, а что? – Да вон у меня двое наклюкались, пришлось выговор объявить. – Отходняк у ребят после мин-то, – заметил я, – может, не стоило грубо? – Да я устно, чего, не понимаю, что ли? Утром будет хреново, мне тут приказ передали продолжить наступление. А как? У меня личного состава чуть более половины, но не в этом дело. – Что-то случилось? – Я с соседями связался, слева еще ничего, а вот справа остались на своих позициях. Как мне наступать, если фрицы могут во фланг ударить? – А ты в штаб докладывал? – А то нет. Сказали, не мое дело, справа тоже будет наступление. – Там сплошное поле, судя по карте, как стол. – Да, но и у нас дальше, за рощей, то же самое, до самого Дона. – Ладно, посмотрим. Я ж с тобой буду, снаряды нам подвезли, стрелять есть чем, прорвемся. Но мне теперь точно достанется, ведь мне что-то говорили о помощи батальону справа, но от них данных нет, разорваться же я не могу? Спать легли, но всего на два часа. Немец с утра вел себя подозрительно тихо, что не понравилось нам с комбатом. Послали разведку, от меня Никоненко пошел, Вадик устал сидеть, я его и отпустил. Через час, около семи утра, парни вернулись бегом. – Командир, там танки, много! – выдохнул Вадим и залпом выпил стакан воды. – Много – это сколько? – Спрятаться негде, насчитали двадцать штук, они уже выдвигаются, мы быстрее назад. – Молодцы. Комбат доложил в штаб, там похвалили и приказали стоять, а мне – жечь танки. Пофиг, что у меня не ПТО батарея, пушки и пушки. Бой начался внезапно, хотя и ждали. Сразу удивило отсутствие у немцев артиллерии. Били по нам минометы, но густо. Я находился с комбатом и пытался засекать цели, выходило хреново, укрылись немцы хорошо. Впереди рощица небольшая, похоже, за ней и стоят. – Вань, дай им прикурить! – не выдержал Васюченко. – Рано, видишь, сместили огонь в тыл, сейчас танки полезут. – У меня люди гибнут от этих сраных минометов! – Ты же сказал, чтобы укрывались, щели отрыли? – В этот момент рвануло очень близко к нам, и мы оба забились в свои норки. – Да разве тут надо еще что-то говорить! – сплевывая землю, выругался Васюченко. Минометы стихли так же резко, как и начали. Еще отряхивались бойцы, вылезая из своих укрытий, а я уже смотрел в бинокль, хотя тоже не мешало бы глаза протереть. Некогда. Танки были уже близко, и много их. Батальон, который я прикрываю, в пятидесяти метрах впереди, а до танков всего ничего, но мы выше, и обзор чудный. Начинаю орать связисту координаты, снаряды летят очень быстро, так как там ребята просто ждут, их не бомбили. Наступали немцы ударным кулаком, шли, как и всегда, «свиньей», это мне помогало. Беглым огнем своих гаубиц мы превращали поле боя в ад. Там, внизу, слилось все воедино. – Я переношу огонь дальше, надо минометы нащупать! – кричу Васюченко, тот побежал поднимать в атаку бойцов. – Давай, но за танками пригляди, мало ли сколько их там осталось! Конечно, гляжу, куда я ж денусь-то! Захлопали винтовки, застрочили автоматы и пулеметы. Это пехтура открыла огонь по пешим немчикам. Те идут, значит, чувствуют поддержку, поэтому – внимательно. Между нашими войсками меньше ста метров, артиллерия уже не может им помогать, но я все же смотрю. Кстати, бойцы Васюченко хорошо так прибарахлились за счет немцев. Пулеметов много, автоматов, все это дает хорошую плотность огня. * * * – Черт! Так и знал, – воскликнул я вслух. Из костра, в который мы превратили поле боя, все же выныривают танки. – Один, два… пять… восемь… Товарищ лейтенант, восемь штук! – орет Вадик Никоненко, он рядом со мной. – Да умею я считать, умею, толку-то? – Машу рукой. Наши залегают, отстреливаются. Кто-то даже назад ползет. Отдаю команду на открытие огня по танкам, хотя и понимаю, что, скорее всего, опоздал. Слишком близко они к нашим позициям. В траншею влетает комбат и орет: – Ты какого хрена еще здесь? Не хватало мне еще без пушек остаться. Марш назад, на прежние позиции! – Не ори, как батальон? – Нету больше батальона, сейчас остатки фриц на траки намотает! – Если лежать будут, то да! Ты сам-то чего прибежал? Поднимай ребят, танки не будут за ними гоняться по полю, на меня пойдут, я сюда огонь вызываю! – Сдурел? – охренел Васюченко. – Да не ссы, отойду я. Мне разведчики нашли местечко слева, оттуда и высоту видно хорошо, да и танки не пойдут. – Я пошел. – Как-то виновато пожав плечами и опустив голову, комбат выскочил из траншеи. – Вы и правда так решили? – спрашивает Никоненко. – А разве ты мне позицию не нашел? – ухмыляюсь я. Тот кивает, понял меня. Даю приказ связным следовать за мной и начинаю пробираться по траншее левее. Метров через пятьдесят останавливаюсь и вскидываю бинокль. Вот, а говорил – хана батальону! Сразу два танка горят, осталось шесть. Немецкие панцеры уже на позициях бывшего батальона, собственная пехота отстала, да и наши вдруг рванули вперед. – Ничего себе замес, – пробурчал я себе под нос. Танки идут прямо на высоту, а пехота рубится позади. Насколько мог определить, бойцов у Васюченко осталось едва ли не полроты. Ну, может, чуток больше. Немецкие танки выкатываются на позиции, которые солдаты оставили только вчера вечером, и тут я их и крою! Четыре гаубицы – это, ребята, четыре гаубицы. Шестнадцать снарядов за три минуты, да каких снарядов! Если ад на земле возможен, то он в том месте, куда попадает столько снарядов одновременно. Уничтожили или только повредили, но мы остановили все танки противника, отбив атаку. Пехтура немецкая побежала давно, наши не преследовали, некому. А вот я перенес огонь, догоняя убегавших. На нас полетели мины, но я уже понял откуда, да и разведка шепчет на ухо, тоже не просто так наблюдает. В общем, от немецкого батальона, усиленного танками, остались рожки да ножки. Нашим тоже досталось так, что сил уже держать высоту нет. По траншее рассаживались, разбредались жалкие остатки батальона. – Двадцать восемь бойцов, – констатировал Васюченко, когда я нашел его в траншее. Мой санинструктор бинтовал ему грудь. – Как он? – не глядя на комбата, спрашиваю у санинструктора. – Две пули, грудь и живот. Тяжелый он, – выдыхает старый санитар. – Организуй вывоз раненых, я сейчас свои грузовики вызову, – отдал я приказ по связи. – Взгреют тебя, вот увидишь, – пытается шутить Васюченко. – По фигу. Молодцы вы, комбат. Твои парни просто из стали! – Да вот, видишь, сколько этих самых стальных осталось, – кивает и морщится от боли старлей. – Да уж, – снимаю я каску, а пилоткой вытираю лицо. Только сейчас заметил, какая жара стоит. Никто мне плохого за грузовики не сказал и не отчитал. Главное, успели вывезти всех раненых, а было их много. Связался с полком, попросил указаний. Ответ озадачил: – Держать высоту, стоять насмерть. Соседи продвигаются, скоро будет легче. – Товарищ командир, так у меня некого поддерживать, от стрелкового батальона осталось двадцать восемь бойцов… – А ты что, не боец? Оружие есть? Вот и держите оборону, наступать вам и не приказывают! – прокричали в трубку. Хорошо ему, «держите оборону!» А как, простите? С кем? – Вадик, собирай всех наших, разведку, связистов, да всех, кто не у орудий, и сюда! – Никоненко, как старший разведчик на батарее, связался по связи и отдал приказ доставить всех свободных бойцов сюда. Чтобы они не потерялись по дороге, разрешил взять машины. Водилы, наверное, страх как сейчас меня костерят. Им-то – сиди себе в тылу, еще дальше, чем позиции батареи, а тут… А тут началось. У меня вот-вот прибудут грузовики с бойцами, а в небе появились самолеты противника. Надеюсь, водилы не слепые, увидят, что здесь творится, и не поедут дальше. Бомбили нас с таким ожесточением, что было страшно всем. Я лежал в своей щели, которую мне отрыл утром Никоненко, и подпрыгивал всем телом. Земля так трясется, что даже в узкой щели тебя кидает туда-сюда. Несколько раз приходилось откапывать себя, стенки окопов осыпались. – Потери! – кричу я, когда самолеты улетели. Разведчик у меня был рядом, его укрытие было тут же, поэтому выскочил он мгновенно и побежал вдоль линии окопов. Я отряхиваюсь и вновь приникаю к биноклю. Ан нет, в этот раз немцы не шли, видимо, мало их там было. Но с другой стороны, двадцать танков-то были! Справа от высоты, в километре, может, чуть дальше, тоже стоит стрельба, да и самолеты врага туда ушли. – Пятнадцать бойцов из батальона, из них трое ранены. Наши все в норме, кроме связиста Пчелкина. Здорово зацепило, товарищ командир, надо в санбат. – Надо, так отправляй, – ругаюсь я, – машины-то где?