Вдруг над битвой пронеслась пронзительная команда, и солдаты с обеих сторон отступили, перегруппировались. Редеющие ряды лунных воинов стеклись к своей повелительнице, готовясь к новому приказу. И по зову Луны воины ночи бросились в атаку. Нет! Он никогда не станет моим – не полностью, – пока продолжается эта бессмысленная война. Это царство больше не было для меня неведомым – оно стало и моим тоже. Я имела на него право. И я вспомнила, что когда-то была женщиной, которая добивалась желаемого. Рванувшись вперед со скоростью мысли, я оказалась на поле боя, армия Луны неслась ко мне спереди, армия Солнца – сзади. – Стойте! Приказ хлынул во все стороны от меня, и не только звуком. Он был подобен выдоху, живому существу, силе, столь же могущественной, как мои создатели, ибо Матушка-Земля и Бог-Солнце объединили свое величие в сотворении меня, новой. Мой свет сверкал и закручивался спиралью, и, будь у меня глаза смертной, они бы ослепли. Подобно огню вспыхнула тьма, подчеркивая великолепие творения Матушки-Земли, и атакующие божки замедлились, не зная, кто я такая, что могу сделать и за кого сражаюсь. Я почувствовала на затылке взгляд Сайона. Почувствовала его, как свечу, ласкающую кожу, и каждая частичка во мне ожила. Но пока я не могла повернуться. Не посреди бушующей войны. Не в тот момент, когда передо мной парила Луна. Я вспомнила слова Матушки-Земли: «Гордость Кефрани крепка, но даже ее утомляет бесконечная борьба». Я поравнялась с ее бледным лицом. – Луна, – позвала я, и мой голос достиг ее, несмотря на разделявшее нас расстояние. – Кефрани. Ее глаза округлились. Выставив руку, веля своим солдатам подождать, она подплыла ближе, становясь все больше, пока не превысила мои размеры в несколько раз. Но я знала Луну. Она была моей единственной собеседницей восемнадцать месяцев. Позади раздался его мягкий голос, он произнес мое имя, он был пропитан надеждой и узнаванием. «Айя». Он чуть не сломил меня вновь. Бессмертное сердце помнило все трещины, которые образовались на нем в смертной жизни, и его голос ласкал каждую из них. Меня нестерпимо тянуло к нему, но нужно было быть осторожной. – Как ты смеешь называть меня этим именем? – возмутилась Луна, однако лицо блеснуло юностью, когда она тоже меня узнала. – Ты! Это ты! Ее лицо выражало так много всего, что потребовалось бы не менее дюжины картин, чтобы все запечатлеть: гнев, печаль, потрясение, радость. Я уцепилась за последнее: радость. Неужели мое творчество, столь ничтожное, произвело на нее такое впечатление? Ошибся ли Сайон, полагая, будто она попытается забрать то, что мне дала? – Да, это я. Останови свою войну. Она бессмысленна. Ты сама это знаешь. Гнев исказил ее мягкие черты. – Да как ты смеешь… – Ты знаешь Вселенную лучше, чем я, – тихо проговорила я, и, потянувшись, взяла ее за руку. Она отпрянула, но мои пальцы держали крепко, подпитываемые силой, которая теперь не уступала ее собственной. – Ты сама понимаешь, что не заменишь его. По краям ее шрамов блеснуло серебро. – Мне не нужен Его трон. Только положение. – Разве тебе недостаточно ночного неба? – Нет, – отрезала она. Я внимательно заглянула ей в глаза и увидела там нечто такое, чего не замечала раньше. Что-то, прекрасно известное мне самой. – Ты одинока. Я ожидала, что она отпрянет, но ее рука в моей ладони обмякла, и я поняла, что угадала. Имея армии воинов и последователей, сама Луна была одинока, заперта в своем тронном зале в компании одних лишь теней. Почти позабытая живущими на Матушке-Земле. Настолько одинокая, что готова запереть у себя бесталанную смертную под предлогом сделки, надеясь, что та ее позовет и ей тоже будет с кем поговорить. – Спасибо, – сказала я, застав ее врасплох. – Если бы не ты, я бы никогда не встретила его. – Я кивнула назад, но не посмела взглянуть на Сайона. Пока нет. – Но ты требуешь несбыточного, и весь мир из-за этого страдает. Она все же вырвала руку из моей. – Да что ты понимаешь! – Я понимаю одиночество. Вы оба обрекли меня на него. Кефрани нахмурилась. В голове всплыла мысль, на которую меня натолкнули воспоминания о визитах Луны в Забвении. Она никогда не заставляла меня долго ждать, хотя ничто в договоре этому не препятствовало. – Я буду тебя навещать, – сказала я, и ее лицо вытянулось. – Я приду к тебе не как пленник, а как подруга. Ты сможешь объяснить мне то, чего я не понимаю. Поделиться своими мечтами и увлечениями, печалями и горестями. Я выслушаю тебя. Я могу стать твоей собеседницей без всякой сделки. Она колебалась, заглядывая мне в глаза так, будто считала обманщицей. Я открылась перед ней, показав свои мысли, свое сердце. Ее взгляд метнулся к моим шрамам. – Или, – добавила я, – можешь продолжать сражаться и терять тех, кому небезразлична твоя цель… и кому ты важна такой, какая ты есть. Прошло несколько секунд, прежде чем она задрала подбородок. – Ты останешься со мной навсегда. И тогда я остановлю свою армию. Я покачала головой, и она сердито нахмурилась. – Не навсегда. Я всем пожертвовала ради него. – Наконец я осмелилась оглянуться. Нас с Сайоном разделяла целая армия, тем не менее мои бессмертные глаза разглядели каждую черточку на его лице: приоткрытые губы и бриллиантовые очи, выпирающие надбровные дуги и отвисшую челюсть, борьбу потрясения и надежды под кожей. Я улыбнулась ему, и мое сияние стало ярче, переливаясь оттенками розового и василькового. Для меня с нашей последней встречи прошло несколько часов. Для него – десять лет. – Ради того, чтобы он стал моим. Я не могу пожертвовать и им тоже. Для меня это был закон. Луна отшатнулась. – Нет, я… – Один сезон, – взмолилась я, вновь поворачиваясь к ней. – Один сезон за оборот Матушки-Земли я буду жить при твоем дворе, рядом с тобой. Буду прислушиваться к своим желаниям, залечивать твои раны. Я буду творить для тебя, буду обедать с тобой, я буду с тобой летать. Она колебалась. – Что же ты скажешь? – прошептала она. Сердце сжималось при мысли о том, что встречи с Сайоном придется ждать еще дольше. В каньонах Лосоко стояла ранняя весна. – Скоро, – уговаривала я. – Я отведу тебе зиму. – Я хочу лето, – холодно заявила Луна и взглянула мимо меня на Сайона. Летом Солнце сильнее всего. Но мне почти удалось ее убедить, поэтому я кивнула. – Пусть будет лето. Она вгляделась в мое лицо, затем подняла руку, словно собираясь что-то сказать… но опустила ее. – Как ты и сказала, Айя. Никакого договора. Я хочу тебе доверять. Но если ты не придешь… – Я приду, – пообещала я. Луна плотно сжала губы. Кивнула. Ее кожа замерцала, и она отозвала сбитых с толку – и несколько обрадованных – солдат и отступила в глубины небес, в закутки царства, поглощенные ночью. Я так долго наблюдала за ее восхождением, что, когда обернулась, его армия тоже рассеялась. Некоторые исчезли с этого уголка небес, иные маячили вдалеке, а между нами простиралось пустое пространство, усеянное звездами. Хлопья золотистого пепла посыпались из его глаз, когда он медленно, очень медленно приблизился. – Это в самом деле ты? Я улыбнулась, переливаясь фиолетовым и золотым. – Сайон… Любовь моя… Мы все приближались друг к другу, и вот уже нас разделяло десять шагов, пять, два. Меня окружил его жар, словно от домашнего очага, но он не причинял мне боли, и вся моя душа наполнилась нерушимой надеждой. Мое кольцо света вспыхнуло так ярко, что даже живущие на Земле увидели его в полуденном небе. Дрожа, Сайон протянул мне руку. Трепеща, я взяла ее в свою. Прикосновение пронзило меня, засвистело в ушах и забилось в сердце: пьянящее, мощное и вечное. Пальцы Сайона сомкнулись вокруг моих, и он привлек меня к себе, его сильные руки обхватили мою талию, а мои – его, и я заплакала, впервые в своей бессмертной форме. Я рыдала, уткнувшись лицом ему в шею и сжимая так крепко, словно иначе вновь его потеряю. Наш свет пылал и сливался воедино. – Божествам не следует так легко проливать слезы, – прошептал он, его собственные глаза окропляли мои волосы золотистым пеплом. Я осмелилась отпустить его ровно настолько, чтобы поцеловать – чтобы вспомнить его губы. Тогда, в тот момент, у меня не нашлось слов, чтобы описать наш поцелуй. Но теперь, подумав достаточно времени, я попробую. Он был похож на столкновение двух астероидов, от взрывной волны по космосу пробежала рябь. Он был похож на прожигающий атмосферу метеорит. На туманности, пылающие и искрящиеся. Словно в тот миг родился новый космос, наша собственная Вселенная. И вся Вселенная, и все миры в ней, миры настоящего и будущего, вращались вокруг нас, ибо воистину ни одна любовь во всем сотворенном не могла сравниться с нашей.