– Я за рулем. Молодежи его я доверить не могу, еще что-нибудь ляпнут сгоряча, потом расхлебывай. А ты человек сдержанный, уравновешенный. А? Возьми, подержи. – Ладно, – я сунула статуэтку в сумку, а сумку положила на колени. Если бы не река, поселок Михайловский, наверное, перестал бы существовать. Глядя на безлюдную улицу, я сразу поняла, что жизнь здесь бьет ключом только в летний период. Сейчас, в середине осени, поселок словно вымер: ни детей, ни стариков. Более того, центральная улица делила поселок на две части. Та сторона улицы, которая пролегала вдоль реки, наполовину состояла из недавно выстроенных особняков, большая часть которых была не заселена или не достроена. Хозяева не торопились в зиму переезжать в Михайловский. Они сюда переберутся к весне, а то и к лету. На противоположной стороне улицы в покосившихся хибарках ютились аборигены. В целом центральная улица очень доходчиво иллюстрировала преимущество капиталистического сегодня над социалистическим вчера. – Задача упрощается, – бодро заметила я, поглядывая на жалкие домики, зажатые с двух сторон роскошными строениями. Мы проехали улицу от начала и до конца. Старых домов я насчитала только двадцать. – Что значит – упрощается? – спросила Алина. – А то, что надо обойти старые дома по левой стороне улицы. Нина говорила, что они жили в частном доме, а огород спускался к самой реке. Значит, нам надо найти соседей Красиных. Домов, оставшихся с той поры, всего двадцать. Может быть, нам очень скоро повезет. – Или не повезет совсем, – засомневался Роман. – Вполне возможно, что и Нинин дом, и дома ее соседей выкупили, а на их месте построили эти дворцы. – Тогда придется обходить и дома напротив, хозяева их точно живут здесь с рождения. – У нас есть еще один ориентир. Нина говорила, что ее отец работал мастером в строительном управлении. При въезде в поселок я видела указатель «Промзона. 0,5 км». – Нет, – отверг мою идею Роман. – Не станет же Нина прятаться в строительном управлении? Она будет искать приюта у старых соседей. – Но там могут продолжать работать друзья Красина, которые могли бы приютить девушку. – Если не найдем соседей, съездим и туда, – настояла Алина. – Не будем терять ни минуты, – призвал Валентин. – Еще один вопрос. Вместе будем ходить или разобьемся на группы? Валентин и Роман наотрез отказались ходить по домам вдвоем. Было решено, что я иду с Алиной, а они порознь, чередуя дома. Мы идем с одного конца улицы, а они берут дома с другого конца. Посередине встречаемся. Тот, кому повезет раньше, даст знать остальным. Мы отвезли Романа и Валентина к концу улицы, а сами вернулись к ее началу. Первый дом на улице оказался нежилым, на двери висел огромный навесной замок. Мы обошли домик вокруг, заглянули в окна, но не обнаружили даже намека на жильцов. – Пошли дальше, – позвала я Алину. – Надеюсь, со следующим домом нам повезет, – откликнулась неунывающая Алина. Мы прошли мимо трех солидных особняков и остановились у покосившегося от времени дощатого забора. В глубине участка виднелся побеленный известью домик. Отворить калитку мы не решились, потому что вдоль забора сновал пес-двортерьер непривлекательной наружности, но достаточно опасного размера. Он скалил на нас клыкастую пасть и рычал, едва мы приближались к калитке. – Хозяева! Ау! – заорала Алина. В ответ пес громко залаял. Алина повторила попытку, но, как только она вновь открыла рот, дворняга сработал на опережение и залился надрывным лаем. – Да что ж это такое?! Так хозяева никогда не услышат, что мы их зовем. Но она ошиблась, после пятиминутного собачьего гавканья на порог вышла пожилая женщина. – Чтоб ты сдох, Бармалей! – в сердцах крикнула она. – Чего глотку дерешь, пес окаянный? Пришел кто-то? Не вижу! – Да, мы спросить у вас хотели, – отозвалась Алина охрипшим от крика голосом. – Кто? Не вижу. Сейчас подойду. Женщина приблизилась к нам. По дороге она пнула ногой Бармалея. Пес обиженно заскулил и от греха подальше отбежал на безопасное расстояние. – Никому нет покоя в поселке от этого дурного пса. Он дождется, что новые соседи его пристрелят. И правильно сделают, – пробурчала женщина. – А вы кто будете? – Она достала из кармана ватника очки и водрузила их на нос. – Что-то не помню я вас. Аль не встречались? – Нет, бабушка, не встречались. А вы давно в поселке живете? – спросила я. – Ну, не с рождения, но давно. – А Красиных помните? Анатолия Борисовича и его дочек Нину и Ларису. – Красиных? – Бабулька внимательно посмотрела на меня. Я незаметно зажала большой палец в кулак и затаила дыхание. – Красиных я помню, только когда они здесь жили? Поди, лет десять прошло, а то и больше. – А мы не могли бы с вами поговорить? – вмешалась в разговор Алина. – Нас зовут Алина и Марина, – и жестом показала, кто из нас кто. – А вас, простите, как зовут? – Ксенией Алексеевной кличут. Поговорить-то, конечно, можно. Я любому человеку рада. Живу одна – иной раз и со столом разговариваю. Да вы проходите в дом. – А собачка нас не укусит? – осведомилась Алина, кивнув на пса. – Бармалей, что ли? Нет, он только глотку драть горазд, а так – соседского кота десятой дорогой обходит. – Вы все-таки его придержите, – попросила я и осторожно отворила калитку. Пес повернул голову в нашу сторону, но с места не дернулся. Домик у Ксении Алексеевны был небольшой: застекленная веранда, прихожая, которая служила в то же время кухней, и одна-единственная комната, гостиная и спальня одновременно. По деревенской традиции во внутреннюю стенку дома была встроена печь, которая со стороны комнаты согревала воздух, а со стороны кухни служила местом для приготовления пищи. Хозяйка пригласила нас в комнату. Посередине стоял овальный стол, застеленный бархатной скатертью темно-вишневого цвета с длиной бахромой по краям. У стены – старинный сервант с округленными боками и металлическая кровать с пирамидой подушек, покрытых ажурной накидкой. На стенах висели огромные застекленные рамы с фотографиями Ксении Алексеевны, ее детей и внуков. – Чаю выпьете со мной? Только-только свежий заварила, – предложила хозяйка. – С удовольствием. У меня и шоколад к чаю есть. – Я вытянула из сумки плитку пористого шоколада, которую мне Олег ухитрился сунуть в дорогу. – Вот спасибо, я на себя старую шоколад покупать жадничаю. Только когда внуки приезжают, душу отвожу кусочком, но не больше. Все-то им, моим родненьким. Ксения Алексеевна засуетилась вокруг стола, достала чашки, оранжевые в белый горох, вазочку с горкой сахара и небольшую пиалу с клубничным вареньем. На одну минуту она нас покинула, чтобы принести из кухни чайник – старый эмалированный с закопченным орнаментом по бокам. – Теперь я вас слушаю. Зачем вам Толька Красин понадобился? – Мы разыскиваем его дочь Нину, – призналась я. Ксения Алексеевна звонко отхлебнула из чашки несладкий чай и вместо сахара положила в рот дольку шоколада. Рассосав во рту шоколад, она чмокнула губами и спросила: – Девчонки, поди, совсем взрослые? – Бабушка, а Нина сюда не приезжала? – не выдержала Алина. – Ни разу, как уехали отсюда, ни разу не приезжали – ни Лара, ни Нина. – О господи, где же нам ее искать? – горестно воскликнула я. – А что? Случилось что-нибудь? – И случилось, и может случиться, – тяжело вздохнув, выговорила Алина. – Девки, – по-простому обратилась к нам Ксения Алексеевна, – вы мне голову не морочьте, рассказывайте, что с Толькой и его дочками произошло. Никак семь лет через один забор прожили. – Так вы были соседями? – Да. На месте громадины той, что слева, стояла его халупа. Он уехал – дом под дачу горожане купили. Пару раз перепродавали, хозяева менялись и вот, наконец, последние дворец построили, при этом не постеснялись оттяпать от моего участка, почитай, полтора метра. Теперь мне картошку садить негде. Да черт с ней, картошкой. Что с Толькой? – Убили его. – Убили? – испуганно переспросила хозяйка. – Это как же? – Задушили. За что, не знаем. Ларису застрелили. Мы разыскиваем Нину, чтобы предупредить ее об опасности, – раскрыла наши планы Алина. – А вы сами из полиции, что ли? – насторожилась Ксения Алексеевна. – Не совсем, но работаем в одном направлении, – обтекаемо ответила Алина. – В каком таком направлении? – Мы не хотим, чтобы Нина погибла. Ксения Алексеевна, расскажите нам о Красиных все, что знаете, – взмолилась я. – Вы что-нибудь слышали об их родственниках или друзьях? По-соседски вы ведь общались с Анатолием Борисовичем? Может быть, он упоминал о ком-нибудь? Мы хоть будем знать, куда могла уехать Нина. – Ой, как же мне вам помочь? – задумалась Ксения Алексеевна. – Ладно, расскажу, что знаю о Тольке, а тем, что вы от меня услышите, распоряжайтесь сами. Я ведь родом не из этих мест. Когда-то познакомилась с парнем, он служил в наших местах. Понравились друг другу – поженились да сюда и переехали. Рядом с нами жила одинокая женщина, с семьей у нее как-то не сложилось. Ни мужа, ни детей не было. Не скажу, что мы с ней дружили (зачем незамужних подруг к дому приваживать?), но общаться общались. Хорошая соседка была. Так вот, помыкалась она без мужа, помыкалась и на Север завербовалась, а дом продала. Стал моим соседом молодой мужчина с двумя малолетними дочками на руках. Что у него в жизни произошло, не знаю, Толик разговорчивым не был. Сказал только, что жены у него нет, а почему, я так и не дозналась. Я думала, что померла баба, а соседки судачили, что бросила мужа с детьми малыми. Да только все это сплетни. Как можно бросить своих деток? А девчонки у него были прехорошенькие. Ларочке было годика три, а Ниночке чуть больше двух. Обе голубоглазые, белокурые, с кудряшками. Куколки, да и только. Ларочка шустренькая, а Нина такая вдумчивая, рассудительная, неторопливая. Тяжело с детьми Толику было. Он, когда к нам в поселок переехал, год не работал, детьми да огородом занимался, с него они и жили. Потом устроился в строительное управление. Я часто к себе девчонок брала. Детский сад у нас в поселке есть, но дети ведь болеют. Так и выходило: неделю в детском саду, неделю у меня. – И что же, ему никто из родственников не помогал? – Какие родственники? Никого у него не было. Я ведь говорила, жили они втроем. – И в гости никто не приезжал? – В самом начале к ним кто-то из города приезжал, а может, и не из города, – засомневалась Ксения Алексеевна. – Поди разбери. Толик меня в гости не приглашал, и с гостьей его я не разговаривала. – А кто приезжал? – Женщина.