– Сергей Петрович, так что же нам делать? – Покиньте квартиру и ждите меня на улице, – рыкнул он в трубку. Глава 8 Мы дожидались приезда Воронкова на лавочке перед подъездом. Сидели тихо, как мышки, ни о чем не говорили, ничего не обсуждали. Да и о чем было говорить? Вторая смерь за три дня. Не много ли? Наверное, много, если учесть, что каждый раз на месте преступления оказывались мы. Согласитесь, этот факт наводит на размышления. – А ты не помнишь, как я сказала о хозяине «Бон вояжа», когда не знала, что им владеет Лариса Красина, в единственном числе или во множественном? – спросила Алина. – «Чтоб они все сгинули» – так ты сказала, – вспомнила я. – Тогда все – полный… – с Алининого языка сорвалось нехарактерное для нее бранное слово. – Будет и третий труп, чтоб мне все зубы потерять. – Алина, ты что? – Я не на шутку испугалась, в последнее время все ее предсказания имели обыкновение сбываться. – Ты сама посуди, Красин Анатолий Борисович – прямой наследник Ларисы. – А Нина? – Нет. – Почему? – Прямыми наследниками являются, – стала мне объяснять Алина, – муж или жена, дети и родители. Братья, сестры – это наследники второго ряда. То есть Нина стала прямой наследницей только после смерти своего отца. А это значит, что теперь дамоклов меч занесен над ней, и потому жизнь ее висит на волоске, если, конечно, этот волосок еще не порвался. – Мне даже подумать об этом страшно. – Думай не думай, а африканский бог пока ни одной осечки не сделал, – понизила голос до трагичного шепота Алина. – Алина, напомню, статуэтка находится в камере хранения. Это раз. А два – она вырезана из дерева и винтовку или пистолет держать не может, и уж тем более стрелять. – Бог дал установку киллеру, – упорно продолжала настаивать на своем Алина, от страха стуча зубами, которыми недавно билась об заклад. Ее знобило. – Это уж слишком! Какая установка? Завтра покажу тебя специалисту. Кстати, выглядишь ты неважно, – сказала я, заметив, что ее трясет все больше. Лицо Алины покрылось красными пятнами, глаза лихорадочно блестели, а пальцы нервно теребили пуговицу на пиджаке. – Я волнуюсь, – сообщила Алина. – Сейчас приедет Воронков, и первое, что он сделает, устроит нам показательную головомойку, а мне и так тошно: меня угрызения совести гложут. Но Воронков не оправдал ее ожиданий. Его машина остановилась прямо у подъезда, он вышел и прошествовал мимо меня и Алины. Вместо приветствия он лишь повернул в нашу сторону голову, легким кивком дав понять, что заметил нас. – А я тебе что говорила? Злится на нас, даже разговаривать не хочет, – зашептала Алина, наклонившись к моему уху. – А по большому счету, при чем здесь мы? Я обрадовалась, что разум начал к ней возвращаться. Но, видно, я поторопилась, Алину посетило секундное озарение: – Разве мы этого хотели? Речь шла о конкурентах вообще. – Алина, ты меня к себе не приклеивай. И прекрати трястись, как мартышка в Антарктиде! – прикрикнула я на нее. – Ага, тебе хорошо, – заныла она. – Чем же это мне хорошо? Сижу рядом с тобой на лавке и думаю: «Во что мы вляпались?» – Тем хорошо, что у тебя совесть чиста. – Да ты и впрямь… – Я на всякий случай отодвинулась от Алины подальше, вдруг ее умопомешательство заразно. – А может, ты расскажешь Воронкову о статуэтке? – придумала я, как прекратить Алинины стенания. – Интересно, что он тебе скажет? И что о тебе подумает? – А что? И скажу, – неожиданно обрадовалась Алина. Воронков был занят еще долго. Пока приехали судебно-медицинские эксперты, пока они там все сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, прошло два с половиной часа. Все это время мы сидели на лавке и покорно ждали Воронкова. Он спустился злой и уставший. И опять, будто не заметив, пошел мимо нас к машине. – Сергей Петрович! – крикнула я ему вдогонку. – А вы что, с нами разговаривать не будете? Он повернулся к нам лицом. – А зачем мне с вами разговаривать? Лишняя трата времени. Я и так знаю, как вы трупы находите. Схема одна и та же. Пошли в гости, а перед вашим приходом, как по заказу, хозяина отправили на тот свет. Так было? Ответить было нечего, я потупила глаза, рассматривая свои туфли, которые неизвестно где умудрилась запачкать в грязи, хотя дождя уже не было дня два и луж, соответственно, тоже. Алина обиженно пыхтела рядом. Воронков все в точности угадал: мы пришли, а душа Красина с чьей-то помощью уже отправилась в мир иной. Приняв наше молчание за знак согласия, Сергей Петрович продолжил: – Я так и думал. Поэтому показания мне ваши ни к чему. Пальчики Клюквиной и Блиновой у нас имеются. – Чтобы побольнее обидеть, он отозвался о нас так, будто никто не знает, кто здесь Клюквина и Блинова, то есть как о третьих лицах. Под конец, глядя на наши угрюмые лица, он все же слегка подобрел. – Ладно, если у вас есть что сообщить, говорите. – Есть, Сергей Петрович, есть что сообщить. – Алина подскочила с лавки и бросилась к Воронкову. Я схватилась за голову – сейчас начнется. – Сергей Петрович, миленький, уделите нам капельку вашего драгоценного времени, – вдруг запела Алина. – Сил больше нет терпеть, хочется покаяться. – Что сделать? Вы шутите? – испугался Воронков. – Какой там! Мне сейчас не до шуток. Так как? Есть у вас минуточка меня выслушать? – Так это вы?… – Что вы! Боже упаси! Не сами… но… Выслушайте, – взмолилась Алина. Он перевел взгляд на меня. Я пожала плечами, мол, если женщина просит, выслушайте. – Ладно, говорите. Что значит – не сами? И что вообще это значит? – Сергей Петрович, только не здесь. Место проходное, людное. Здесь нам не дадут спокойно поговорить. – Хорошо, – согласился Воронков. Часовая стрелка приближалась к цифре семь. Люди возвращались с работы, и мимо нас действительно постоянно кто-то пробегал. – Предлагаю поехать ко мне в управление. – Нет, только не к вам. Поедем лучше, – Алина набрала полные легкие воздуха и с выдохом сказала: – На вокзал. Поедем на вокзал. Воронков опешил. Он без слов посмотрел на меня. Я опять пожала плечами. – А что… там людей меньше, чем здесь? – Я вам все объясню, – пообещала Алина. Воронков сел к нам в машину, и мы двинулись на вокзал. По дороге он пытался разговорить Алину, но та упорно молчала, крепко вцепившись в руль. С миной полного безразличия на лице помалкивала и я: меня за язык никто не дергал. Где-то в глубине души я злорадствовала, мне хотелось посмотреть на выражение лица Воронкова, когда Алина вывалит на него всю ерунду с африканским божком, мором мышей в лаборатории Вадима и сломанной ногой Клары Федосеевны. Припарковав машину на стоянке, Алина потащила нас к ячейкам автоматической камеры хранения. Она торопилась предъявить Воронкову истинного преступника, который, по ее мнению, и являлся началом всех несчастий не только Красиных, но и ее личных. Алина достала из сумки шпаргалку и, пробежав вдоль ряда ячеек, остановилась как вкопанная перед дверцей ячейки под номером сто девять. – Здесь, – выдохнула она. – Здесь он. – Кто? – осторожно спросил Воронков. – Тот, кто реализует мои грешные мысли. Бог африканского племени камба, – торжественно произнесла Алина. Воронков откашлялся, чинно вытер платком пот со лба, почесал затылок, затем сказал: – Не понял. – Понимаете, – затарахтела Алина и со скоростью сто двадцать слов в минуту выложила все о ритуальной статуэтке, начиная с того момента, когда она, Алина, украла ее в маленькой африканской деревушке, и заканчивая тем днем, когда у нее вырвались эти слова: «Чтобы они все сгинули», имея в виду хозяев магазина «Бон вояж». Покаявшись перед Воронковым во всех своих грехах, Алина закончила исповедь словами: – И вот теперь идет планомерный отстрел всех Красиных. Не послушалась я Господа нашего, грех на мне. Не зря же он говорил: «Не убий, не укради, не возжелай…». Как вы думаете, Сергей Петрович, есть ли мне прощение? – Откройте, – перебил Алину Воронков и взглядом указал на дверцу ячейки. Алина тут же бросилась крутить колесики кодового замка. Замок почему-то не открывался. Она возобновила попытку – тщетно. Алину лихорадило, ее руки тряслись, но она снова и снова набирала шифр. Наконец она не выдержала и выкрикнула: – Черт тебя возьми! Ты когда-нибудь откроешься? В завершении она треснула кулаком по дверце – замок не открылся. – А ты правильно набираешь шифр? – поинтересовалась я. Когда мы запихивали в ячейку статуэтку, я возложила почетную обязанность быть хранителем кода на Алину. Очевидно, зря, Алина его забыла. Или перепутала. В ответ на мои слова Алина возмутилась: