– Вот смотри! Смотри сам, кого мы там подловили! Радость из него так и перла, поэтому, пока неуверенно улыбаясь, я, еще не веря в столь запредельную удачу, развернул документ. Мля-я-я!!! Так и есть – Дроздовский Михаил Гордеевич!!! Эпическая сила витаминов! Вот это пруха! А Гришка тем временем, захлебываясь, пояснял: – Ты же послал проверить документы у убитых старших офицеров. Ну, братишки быстренько самых «красивых» осмотрели и, не читая, бросили бумаги в офицерскую сумку. Погон еще у старшего по званию оторвали. И дай бог ноги! Там ведь раненых недобитков до хрена. Кое-кто в себя пришел настолько, что стрелять удумал. Лешку даже подранили малёха. Хорошо еще твой абрек подсобил. Поэтому задерживаться не стали. Сейчас уже решили посмотреть, а там – вот! Да уж. Это просто пипец! Вопрос, откуда взялся Дроздовский в передовом отряде, передо мной не стоял. По слухам, мужик смелый и грамотный. Был. Он от боя не бегал и мог находиться где угодно. Даже в наступающей пехотной цепи. Кстати, в мое время именно в атаке его и ранили, так что полковник (к тому времени уже генерал-майор) от ранения помер. Но это случилось полугодом позже. Блин. Очень жаль, что человек столь выдающихся достоинств выбрал не ту сторону. А с другой стороны, это был враг. Один из самых страшных и упертых. Но нам ведь в любом случае наиболее непримиримых, как красных, так и белых, на ноль множить надо. И первый шаг уже сделан! В этот момент Лапин, в руки которого попали документы Дроздовского, их тоже прочитал. Убедился, так сказать, собственными глазами. После чего, не выдержав, заорал: – Ура! Ура-а-а, товарищи! – и повернувшись ко мне с горящими глазами, потребовал: – Товарищ Чур, нужен митинг! – Фуитинг! У нас на хвосте полк висит! Хотя… – глянув, как по колонне, по мере распространения слуха, идет волна радостных выкриков, я несколько смягчился: – Все, что хотел сказать, скажешь потом. А сейчас я быстренько сообщение сделаю. Приподнявшись на стременах, громко скомандовал: – Отря-я-яд! Сто-ой! Становись! Разобраться по взводам! Подождав несколько минут, пока все не подтянутся, выехал с дороги в сторону. – Отряд, нале-во! Равняйсь! Смирно! Вольно! Докладываю – в результате боя нами было уничтожено и выведено из строя около трех сотен бойцов противника. Также был убит их командир – полковник Дроздовский! Ура, товарищи! Народ заорал. Многие стали кидать шапки в воздух. Какие-то дебилы даже пальнули несколько раз на радостях. Но их быстренько угомонили взводные и отделенные. Я же, выждав какое-то время, поднял руку, призывая к тишине, и продолжил: – Также хочу сказать, что на расстоянии около часа хода за нами следует полк белых. Это, считай, тысяча человек. Представьте их «радость», когда они обнаружат потерю командира. Поэтому двигаемся вперед на максимальной скорости. Скорость – это наш единственный шанс выжить. Командирам отделений следить за уставшими и вовремя их менять на бричках и телегах. А сейчас – отря-я-д, напра-аво! Бегом марш! Кто сказал, что моряки бегать не умеют? Ага, типа только ходить и то лишь по воде. Вполне себе умеют. Особенно когда задницу вот-вот припечет. Да и не гнали их, как на спринте. Так – трусцой-шагом, трусцой-шагом. Когда показалась знакомая рощица, я остановился переговорить с Лапиным и Трофимовым: – Ну что, как и договаривались, здесь разделимся. Встречаемся на хуторе. Смотрите, ребята, ночевать вам сегодня придется в степи, поэтому людей не поморозьте. Следите за этим. Наших убитых там же, возле хутора похороните. Мы там потом памятный знак поставим. Комиссар кивнул, а Гришка поинтересовался: – Командир, может, ну его? Мы и так сегодня белых пощипали, как никто и никогда. Зачем с судьбой играть? Пойдем все вместе! Я вздохнул: – Нет, Гриня. Сегодня как раз тот единственный день, когда они нас не будут ждать. Говорили же об этом? Чего по десять раз перемалывать? Ладно, давай, мужики! Удачи вам! – Это вам удачи! Крепко пожав друг другу руки, мы разъехались. А я направил своего скакуна к стоящим в стороне тачанкам и казачьему конному взводу. Те, пользуясь случаем, обихаживали лошадей. Поэтому я просто подозвал Михайловского и Ивана Журбина (взводного казаков) к себе. – Ну что, ребята. Сегодня мы все вместе сделали очень большое дело. Но на сегодня есть еще одна не менее важная задача. Противник точно не будет ожидать еще одной засады. Они будут думать, что мы сейчас удираем со всех ног. И скорее всего, он пустит за нами погоню. Насколько я знаю, у него есть конники, которых немало. Во всяком случае, не меньше сотни. Понятно, что лошади у них будут уставшие, но двигаться они все равно будут быстрее, чем пешие. Поэтому, Ваня, с тебя разведка. Я должен точно знать, где находится противник. Сделаешь? Вот и молодец! – после чего обратился к Михайловскому: – Ну а у тебя, Вить, самое интересное. Сегодня мы покажем врагу новый тактический ход. Мобильный огневой кулак. Ты на трофеи людей найдешь? Бывший поручик отрицательно мотнул головой: – Никак нет. Максимум одного первого номера. И то не особо опытного. Стреляет вроде неплохо, но опыта не хватает… Я цыкнул зубом: – Жаль. Но хоть одного это уже хорошо. Сегодня опыта и наберется. Тогда сделаем так – один «максим» ставь на тачанку. Остальные станкачи грузи в телегу и отправляй с отрядом. И что по ручным пулеметам? – Тоже только один может быть задействован. Я-то и держал этих людей как резерв, на случай ранения кого из основного состава. Вторых номеров хватает, но никак не первых. Нам же перед самым отъездом из Ростова еще два пулемета подкинули, вот на них почти все люди и ушли. – Понятно. Ладно. Тогда забираешь «льюис», а второй давай мне. Вспомню молодость. Михайловский открыл было рот, видно желая поинтересоваться моим бурным прошлым, в котором я юзал пулемет, но, быстро опомнившись, захлопнул его и убежал выполнять приказание. Вот так вот. Я знаю, что в отряде ходила масса слухов о том, кем же я был раньше. Порой самых фантастических. Но вопросы на эту тему я пресекал, а самым настойчивым пояснял про потерю памяти. Из этого был сделан странный вывод, что если своего прошлого я сам не помню, то там могло быть все что угодно. И народ совершенно не стеснял себя в фантазиях, выдвигая порой такие гипотезы, что похождения Ивана-дурака, со своим Коньком-Горбунком, это просто реальная быль. * * * В принципе, мы все успели. Обиходили и оружие, и скотину к тому моменту, когда появилась наша разведка с докладом. Дроздовцы, действительно, выслали погоню. Вот как раз где-то сотню всадников, которая сейчас рысит по дороге и минут через пятнадцать будет здесь. Интересно, они будут заезжать в рощу или проскочат дальше? Деревья с кустами пока голые стоят, и на первый взгляд тут никого нет. Да и на второй взгляд замаскированные тачанки не сразу бросаются в глаза. Противник поступил по третьему варианту. Когда они подъехали ближе, от основного отряда отделился десяток, двинувший в нашу сторону. Я же ждал, когда нас обнаружат, рассчитывая, что основные силы протянутся дальше по дороге, предоставляя более удобный ракурс нашим пулеметам. И когда увидел, как у одного из десятка расширяются глаза и отрывается рот для крика, сам себе скомандовал: – Огонь! В этот раз получилось менее эпично, зато более зрелищно. Вражью разведку смели ручниками, а станкачи, лупя во фланг, в это время наводили разорение в основном отряде. Лошади подпрыгивали и кричали так, что даже здесь было слышно. Всадники кувыркались и падали. Атаковать нас явно никто не думал. Но конные это не пешие, поэтому человек пятнадцать, быстро развернув лошадей, сумели скрыться в степи. Пулеметы добили ленты, и я дунул в свисток, давая приказ к началу движения. Тачанки, сбрасывая маскировку, форсировали мелкую речушку, двигаясь в противоположную сторону от сбежавших противников. Люди Журбина следовали за ними. А потом, проскакав по степи километров пять, убедившись, что за нами никто не следит, по большой дуге снова стали возвращаться к дороге. Пора было приступать к третьей части марлезонского балета. В этот раз разведка двигалась в пределах прямой видимости, и когда я увидел, что всадники остановились и спрыгнули с лошадей, пришпорил своего конька, подъезжая ближе. В округе никаких холмов не было и нас пока не заметили только потому, что сильно склонившееся к горизонту солнце светило нам в спину. А до длинной пешей колонны, голова и хвост которой уходили вдаль, было километра полтора. Повернувшись к подъехавшему Михайловскому и передавая ему бинокль, спросил: – Достанешь отсюда? Он посмотрел, что-то прикинул и ответил: – Далековато. Саженей на двести пятьдесят поближе надо подъехать[9]. – Ближе как-то стремно. В смысле – страшно. Их там до хрена. Дадут пару залпов – и от нас ничего не останется. Виктор возразил: – Слишком далеко для прицельного выстрела. Им солнце в глаза. Да и для залповой стрельбы надо изготовиться. Понять, где противник. Выставить прицел. А мы сейчас рывком выдвинемся. До них не сразу дойдет, что происходит. – Потом, глянув на меня, скорректировался: – Ладно. Пусть не двести пятьдесят. Для действительной стрельбы надо хотя бы шагов на шестьсот вперед проскочить. И сразу с разворота шарахнуть! Давай, командир! Решайся. Чую – будет нам удача! Удивленно посмотрев на обычно спокойного, но сейчас только что не подпрыгивающего взводного, я, криво ухмыльнувшись (подумав при этом, как ловко он оперирует саженями, шагами и прочими аршинами), махнул рукой: – Говоришь, с налета, с поворота? Да по цепи врага густой? А давай! Тачанка, мля, ростовчанка! Действуй! Михайловский рванул обратно к своим людям, принявшись что-то объяснять и выставлять прицелы. А меньше чем через пять минут мимо нас пронеслись набравшие ход машины убийства. Остальной народ ближе соваться не стал. Ибо бессмысленно. А тачанки неслись словно птицы, заходя по большой дуге, в развороте. Блин! Это явно не четыреста метров! Это даже не пятьсот! Наглый поручик явно хочет сблизиться с противником на расстояние даже менее километра. Вдруг одна из лошадей, на крайней быстроходной телеге, споткнулась и упала, резко тормозя бег остальных. Тачанка при этом чуть не перевернулась. А у меня аж сердце зашлось. Неужели попали? Но стрельбы не было слышно. А экипаж, резво выскочив из своего транспорта, быстро отцепил упавшую коняшку и на оставшихся трех завершил разворот, при этом отстав от остальных метров на двести. Но стрелять они начали одновременно. Наблюдая в бинокль, я видел, что в колонне до последнего не замечали приближавшуюся опасность. Забегали и стали залегать уже после того, как станкачи открыли огонь. При этом в бинокль было видно, что многие маленькие фигурки не залегли, а именно упали. То есть свои пули их нашли. А через минуту все уже неслись обратно. В последний раз глянув на колонну противника, я ощерился. Ну вот. Просили задержать на пять дней? Да они теперь будут идти, озираясь да оглядываясь! И без дальней разведки шагу не ступят! Не знаю, какие там потери нанесли им сейчас, но раненых у дроздовцев точно прибавится. А это тоже вовсе не способствует быстрому маршу. Мага тронул мою руку: – Тшур, поэхалы. Тама много стрылают. Попаст могут глупо. Я кивнул и, повернув лошадь, поскакал догонять своих. Уходили мы до глубокой ночи. Не неслись, конечно, как бешеные. Так – неторопливым шагом. По степи, в принципе, носиться очень чревато, что показала та лошадь, которая, попав копытом в чью-то норку, сломала себе ногу. И это была наша единственная потеря. Даже без раненых на этот раз обошлось. От этого все пребывали в каком-то радостном возбуждении. Я в том числе. Меня настолько распирало, что вдруг, сам для себя неожиданно, крикнул: – Чего молчим, народ? А ну, подпевай! И затянул: Ты ждешь, Лизавета, от друга привета. Ты не спишь до рассвета, все грустишь обо мне. Одержим победу, к тебе я приеду На горячем боевом коне![10] Глава 11 Еще день мы пробыли на хуторе, ведя дальнюю разведку. Хотя что значит разведку? Кавалерийский взвод Журбина ушел искать противника, а мы, выставив дозоры, занимались своими делами. Похоронили убитых (наш тяжелый, невзирая на усилия фельдшера, тоже умер), провели митинг, о котором вожделел комиссар. Со взводными разбирали прошедший бой. А вернувшиеся к вечеру разведчики принесли странную весть – основных сил противника на расстоянии дневного пешего перехода не обнаружено. Дальше они соваться не стали, предпочтя глубине поиска ширину. Также было обнаружено, что возле рощи трудится похоронная команда, в количестве пятнадцати человек. Их трогать не стали, предпочтя наблюдать издалека. Те, закончив свое дело, уже после обеда на четырех телегах уехали на запад. При этом вели себя копатели пугливо, постоянно наблюдая за округой. Судя по отсутствию раненых и снаряжения, перед похоронщиками уже побывали санитары, но разведка их не застала. А я озадачился. По моим прикидкам, дроздовцы, даже со всеми ранеными, должны были дойти до места ночевки в рощице. Но их там не оказалось. Странно это. Ну да искать мы их не станем. А то еще найдем на свою голову. Была поставлена задача – на пять дней задержать противника. Сегодня уже шестой заканчивается. Значит, задача не только выполнена, но и перевыполнена. Поэтому завтра поутру выдвигаемся обратно в город. Тут неожиданно раздались вопли с улицы: – Летит! Летит!