Увидев, как я вхожу, женщины бросают на меня раздраженные взгляды, а затем демонстративно игнорируют. Я им не очень-то нравлюсь. Не только потому, что я фаворитка царя, но и потому, что любимица Фулька, которую он жаждет заполучить всякий раз, как приезжает с визитом. Полагаю, они просто считают меня соперницей. Всем прекрасно известно, что происходит с царскими наложниками, когда они отживают свое. От них избавляются и заменяют более юными, упругими, красивыми любовниками. Правда, я убеждена, что если бы Полли и Рисса провели со мной немного времени, я бы им все же понравилась. Я ужасно забавная. Такой мне и суждено быть, когда мой единственный источник общения – я сама. Я бы не хотела наскучить себе до смерти. Может быть, я подожду, пока Мидас будет в хорошем настроении, а потом спрошу, не может ли кто-нибудь из девушек прийти и как-нибудь вечером составить мне компанию. Мне действительно не помешало бы общение с кем-то, кроме непоколебимого молчуна Дигби. К слову, о Дигби. Он и еще пятеро царских стражников стоят по стойке «смирно» у дальней стены и даже не моргают при виде этого эротического завтрака. Какая безупречная выдержка! Остальные мужчины, сидящие за столом с царями, – их советники, а рядом стоят еще две наложницы, одна из которых массирует плечи соратнику Фулька, а другая продолжает кокетливо поглядывать на другой конец стола. – О Драгоценная, – довольно высказывается царь Мидас, заметив мое приближение. – Ты присоединилась к нам за завтраком. Разумеется, я присоединилась, ведь ты сам мне приказал. Но вслух этого не произношу. Я киваю и скромно улыбаюсь, а затем сажусь на табурет с подушками, который стоит перед моей арфой. Начинаю осторожно перебирать струны, потому как знаю, что этого хочет мой царь. Я здесь ради представления. Всегда все происходит по установленному плану. Когда сюда приезжает чужеземная делегация из других царств, королю Мидасу нравится выставлять меня напоказ. Я сижу в зале для завтраков, в своей клетке, где ничто не угрожает, а гости пожирают меня глазами и восхищаются размахом власти Мидаса, угощаясь яичницей и фруктовыми пирогами. – М-м-м, – набрав в рот еды, произносит король Фульк и пережевывает, не переставая на меня глазеть. – Мне доставляет удовольствие смотреть на твою позолоченную потаскуху. Услышав это определение, я негодую, но держу спину прямо. Знаете, что может быть хуже обращения как с наложницей? Когда вас называют потаскухой. Мне уже пора привыкнуть к такому обращению, но я не могу. Хочется наброситься лентами на короля Фулька и врезать ему по паху. Однако я просто меняю звучание на арфе и играю одну из моих любимых мелодий, «Хлопни его по причиндалам». Думаю, эта песня идеально подходит под мое настроение. Царь Мидас кусает фрукт и усмехается. – Я в курсе. Фульк задумчиво на меня смотрит. – Уверен, что не передумаешь и не позолотишь одну из моих наложниц? – спрашивает он, сминая попку Полли, которая сидит у него на бедре. Мидас качает головой. – Нет. Этой чести удостоена только моя Аурен, – спокойно отвечает он. – Мне нравится выделять ее среди остальных. Фульк что-то разочарованно крякает, а я прикусываю губу от удовольствия, что Мидас заявляет на меня права. Полли и Рисса обмениваются откровенно недовольными взглядами и начинают ласкать друг друга за столом, словно желая снова привлечь к себе внимание. – Теперь я понимаю, почему ты ее выбрал, – говорит Фульк, не замечая, как Рисса водит рукой по его промежности. – По красоте ей равных нет. Кожу покалывает под его рыскающим взглядом и от резких взглядов, которые кидают на меня Рисса и Полли. Вот только, судя по блеску в глазах Мидаса, я понимаю, что он доволен. Он испытывает чувство огромного удовлетворения, когда люди завидуют тому, что принадлежит ему. – Конечно, она красива, – самодовольно заявляет мой король. – Ведь она моя. Лицо у меня горит, от его властного тона вдруг становится очень тепло. Я бросаю на него взгляд сквозь струны арфы, меняя пальцами мелодию в качестве подношения. Фульк переводит взгляд на Мидаса. – Одна ночь, Мидас. Я щедро тебе отплачу за одну ночь с ней. Мои пальцы скользят по струнам. В воздухе повисает фальшивая нота, испортившая мое любимое крещендо. Я устремляю золотые глаза на своего царя. Разумеется, Мидас откажется, но, всемилостивые Боги, поверить не могу, что Фульк осмелился о таком просить. Покарает ли Мидас царя Фулька за то, что тот произнес эти слова? Он сделает это здесь же, за накрытым столом? Когда в комнате повисает полнейшая тишина, внутри у меня все переворачивается. Однажды один из финансовых послов Мидаса сказал нечто похожее, и мой король отрезал ему поочередно пальцы на ногах и руках, а потом бросил их в чан с расплавленным золотом и повесил на дверь этого мужчины. Жестоко? Бесспорно. Но это стало намеком всем, кто слишком похотливо глазел и проявлял чуточку больше дерзости. Стражники и наложницы с тревогой наблюдают. Мы все ждем ответа, затаив дыхание. Советники королей с беспокойством смотрят на монархов, мои пальцы замирают на струнах. Тишина – это совсем иная песня. Царь Мидас аккуратно кладет вилку и пристально смотрит на Фулька. В воздухе повисает долгая пауза. Сердце гулко стучит в груди, и я жду, что он сделает Фульку замечание, устроит ему разнос. Мидас кладет руку на подлокотник кресла, подпирает подбородок рукой и смотрит на второго короля. А вот теперь внутри у меня все сжимается по совершенно иной причине. Потому что в глазах моего царя появляется блеск, и я интуитивно чувствую, что он задумывается над этим вопросом. О Боги, неужели он всерьез рассматривает предложение Фулька? Глава 4 Нет. Не может быть. Ни за что не поверю, что мой царь всерьез обдумывает отдать меня другому мужчине. Мидас никогда и никому не позволит мной завладеть. Он слишком ревностно ко мне относится, любит, ценит. С тех самых пор, как спас меня верхом на коне. Но время идет, а он молчит, и внутри у меня все переворачивается. – Ну, твое слово? – требует ответа Фульк. – Обозначь цену. Мидас склоняет голову набок, и горло обжигает желчь. Что за чертовщина? Наконец Мидас поднимает руку и обводит ею комнату, словно напоминая Фульку об окружающем его убранстве. Золотые стены, золотые потолки, золотые полы. Золотой камин, портреты и оконные рамы. Золото, золото, золото. – Если ты вдруг не заметил, то деньги мне не нужны. Богатства у меня больше, чем у остальных пяти королевств, вместе взятых, включая твое. Я самый богатый человек на свете. – Хвала Богам. Вместо того чтобы оскорбиться, Фульк просто отмахивается от Мидаса. – Я не про деньги. Ведь чего-то ты все же желаешь. В страхе я смотрю то на одного короля, то на другого. Головная боль вновь разыгрывается в полную силу. Кровь в виске стучит как мучительная дробь военного барабана. Бой, предвещающий угрозу. Мерный и зловещий ритм. Как такое возможно? Обычно король Фульк только бросает сальные комментарии, что бы он «со мной сделал», но Мидас никогда ему не потворствует, и дальше слов дело не заходит, поскольку мой царь всегда осаживает своего гостя. Но сейчас все зашло куда дальше. Фульк наглеет, а Мидас… Мидас смотрит на Фулька хитрым взглядом, который прекрасно мне знаком. Взглядом, по которому я понимаю, что мой царь раздумывает над предложением. Предчувствие беды кружит внутри темным водоворотом. Один из советников Фулька с обеспокоенным лицом осмеливается наклониться к нему: – Ваше величество… – Молчать! – даже не удостоив того взглядом, приказывает Фульк. Мужчина резко захлопывает рот и переглядывается с остальными. Когда Мидас подается вперед, я, затаив дыхание, вторю его жесту. Мидас поднимает палец с коварным выражением лица: – За одну ночь с ней ты отдашь мне свою армию для нападения, которое я нанесу на следующей неделе. Хочу, чтобы сегодня же твои войска пришли в боеготовность и догнали мою армию у границ Четвертого королевства. Что? Меня охватывает потрясение. Я задыхаюсь от шока и сжимаю пальцами струны арфы, словно пытаясь ухватиться за реальность и раздвинуть ее границы. Я так крепко стискиваю струны, что натянутые нити врезаются в плоть и по рукам бегут капли золотой крови. Я даже боли не чувствую. Фульк фыркает, спихивает с колен наложниц и наклоняется вперед. Полли и Рисса поспешно встают у него за спиной. – Мидас, на это нет времени. Моей армии твою никак уже не нагнать. К тому же тебе известно мое мнение по этому поводу. – Время есть, если тотчас отдашь распоряжение, а я изменю курс своей армии, – возражает Мидас, будто у него уже появились идеи. У меня кружится голова от хода его мыслей. Мидас вынудит меня переспать с другим королем, чтобы воспользоваться его армией? – Это противоречит Ореанскому соглашению, – отвечает Фульк. – Не делай вид, будто не отправлял солдат, чтобы ослабить оборону границ Четвертого королевства. Фульк гневается: – Они вторглись в мои владения, распустили свою гниль. Я лишь защищаю свое. Фульк занимает оборонительную позицию, а Мидас скорее напоминает кота, получившего миску сливок. – Я просто играю на опережение. Пришло время покончить с Четвертым, пока он не попытался вторгнуться в чужие земли. Мне остается лишь с ужасом взирать на Мидаса. Он начинает наступление на Четвертое королевство? Никто не осмеливался напасть на Четвертое королевство. Короля Ревингера неспроста называют королем Ротом. Он могущественный, жестокий и злой. И о чем Мидас только думает? Правители-союзники глядят друг на друга. Оба размышляют, делают выводы, анализируют. Как ученые, ломающие головы над древними письменами мертвого языка, пытающиеся перелистнуть страницы и постичь текст без шифра.