Она лишь смотрит на меня, открыв рот. Ее волосы растрепаны, а на щеках высохшие дорожки слез. У меня начинает кружиться голова, по вискам разливается боль, в теле вдруг ощущается подступающая тяжесть. Я тру лоб, словно могу унять приближающуюся головную боль. Такое чувство, будто из меня вытекли все силы, как сок из дерева. Я указываю на мертвого капитана. – Таким он стал гораздо лучше, не находишь? Говорить не может, ходить тоже… – Я опускаю взгляд на его член, который еще стоит по стойке «смирно», и задумчиво надуваю губы. – Если хочешь, можем отломать эту штуковину молотком. Она издает сдавленный всхлип, словно хочет закричать, зарыдать или засмеяться. Может, все три действа разом. Сорвав с шеи ремень, Рисса потирает красные отметины, покрывающие ее кожу, а потом неуверенно поднимается на ноги и показывает пальцем на капитана. – Как тебе это удалось, Аурен? – Эм… Не стесняясь своей наготы, Рисса подходит к капитану и обходит его по кругу, протянув к груди дрожащую руку. Сжимает ее в кулак и стучит, а потом отдергивает. – О Великие Боги, он и правда из чистого золота, – изумленно шепчет Рисса. Она поднимает на меня взволнованный взгляд. – И он… мертв? – О да, – заверяю ее я. – Еще как мертв. Тяжко выдохнув, она дрожит всем телом. – Но царь Мидас… Ее слова обрываются и падают к нашим ногам, но я не подбираю их. Я и так слишком много раскрыла. Не могу объяснить, как у меня и Мидаса это происходит. Не могу поделиться, она и так теперь знает слишком много. Рисса переминается с ноги на ногу, и деревянные половицы издают зловещий скрип. Мы обе застываем и смотрим вниз, на пол, который прогибается под весом капитана. Я морщусь. – Это… это, наверное, не есть хорошо, – признаюсь я. Она сердито на меня смотрит: – Думаешь? Если капитан сломает пол, грохот будет невероятный. А если раздастся грохот, прибегут пираты. А я не могу этого допустить, потому что не могу позволить, чтобы кто-нибудь увидел, что я натворила. И без того плохо, что я сделала это на глазах у Риссы. Но если узнают пираты… от этой мысли я содрогаюсь. – Рисса, – произношу я, заставляя ее посмотреть на меня. – Тебе нельзя об этом рассказывать. Никому и никогда, – подчеркиваю я, на лице суровое выражение, тон не подразумевает возражений. – Ты должна сохранить случившееся в тайне. Пожалуйста. Я вижу, как Рисса размышляет над моей просьбой, и хотела бы знать, какие мысли вертятся у нее в голове. – Ты велела ему перестать причинять мне боль. Я осторожно киваю: – Да. На мгновение она внимательно меня разглядывает. – Когда ты пыталась мне помочь в последний раз, то швырнула в голову книгу. Я легонько съеживаюсь. – Я немного импульсивна. Она смотрит на капитана. – Это точно. Беспокойство грызет меня до костей, как голодная дворняга, в каюте воцаряется тишина. Я, конечно, попыталась выступить против капитана, но она и так уже настрадалась. Даже со всем, что случилось за сегодняшний вечер, не уверена, что снискала от нее мало-мальскую преданность. Но наконец Рисса кивает: – Хорошо. Пока это «хорошо» – все, что у меня есть. Я выдыхаю, трясу руками, прогоняя дрожь и пытаясь избавиться от болезненной усталости и нахлынувшей тревоги. – Хорошо. У нас не так много времени до возвращения командира. Нельзя, чтобы кто-нибудь это увидел. Рисса бросает на меня раздраженный взгляд. – И как, черт возьми, нам его спрятать? Я кусаю губу и оглядываю комнату, молясь Всевышним Богам, чтобы не погнулись половицы. Но не могу же я попросту накинуть на него одеяло или запихнуть под кровать! Красные бандиты заметят, если их капитан не выйдет из каюты. Взгляд падает на стоящий возле стола сундук с золотыми монетами, и в голове тут же вспыхивает идея. – Есть вариант, – говорю я Риссе. – Одевайся. Рисса тут же начинает действовать и забирает с кровати платье, а я подхожу к открытому шкафу капитана и вынимаю пару оставленных на полу толстых перчаток. Как только надеваю их на руки, белая кожа меняет цвет, будто ее окунули в чан с золотом. Поскольку капитан порвал мое платье, я срываю с крючка возле головы короткое коричневое пальто. В отличие от белой кожи и меха, которые превалируют в его гардеробе, на спине пальто и на рукавах большие коричневые перья. Оно легкое, но на удивление теплое, а пух добавляет еще один согревающий слой. Сзади пальто довольно короткое и не наносит вреда моим лентам, а когда застегиваю спереди пуговицы, придерживает лиф. Одевшись, Рисса оглядывается. – Хорошо. Что теперь будем делать? Я перевожу взгляд с капитана на окна за его спиной. Рисса следит за моим взглядом и качает головой. – Это невозможно. – Это наша единственная возможность, – возражаю я. – Нельзя, чтобы его обнаружили в таком виде. Ни при каких обстоятельствах. Она выдыхает, словно хочет еще немного поспорить, но довольствуется малым и просто что-то бурчит себе под нос. Затем убирает волосы с лица, завязав их, а я тем временем подхожу к кровати и срываю простыни. Положа руку на сердце, замечу, что Рисса, скорее всего, права в том, что мой план невозможен, но это наш единственный шанс. Мне чертовски повезло, что капитан стоит возле окна, иначе можно было бы и не надеяться. Но даже так слишком высока вероятность, что я не смогу выпихнуть этого ублюдка из окна. Но я должна попробовать. Мы с Риссой вдвоем двигаемся как можно быстрее, зная, что время на исходе. Обвязываем петлей две простыни вокруг шеи капитана, а остальное используем как веревку. Закрепив простыню, я бросаюсь к окну и распахиваю его, благодаря Богов за то, что оно так легко открылось. Теперь в комнату врывается холодный ветер, и на пол падают мягкие снежные хлопья. Чувствую, как Рисса втайне на меня поглядывает. Знаю, что ее переполняет любопытство, но не могу допустить, чтобы она озвучила вслух свои вопросы. Да и времени у нас все равно нет. Я еще раз проверяю, надежно ли закреплены простыни, и мы кружим вокруг капитана, пока окно не оказывается у нас за спиной. – Итак… нам просто надо тянуть изо всех сил и надеяться, что мы сбросим ублюдка? – с сомнением спрашивает она. – Именно так. Она качает головой и трет руки. Мы хватаемся за простыни и наматываем их на руки. – На счет три, – говорю я ей. – Один, два, три! Вместе мы тянем изо всех сил. Руки сжаты в кулаки, согнуты, спина напряжена, ноги расставлены, мы тянем. Дергая, Рисса случайно хрюкает, но капитан не сдвигается. Ни на дюйм. Одновременно мы выпускаем простыни, тяжело дышим и чертыхаемся. – Черт, – бормочу я, чувствуя, как меня начинает поглощать паника. Нельзя оставлять его здесь в таком виде. Я не могу. Это не вариант. – Черт, черт, черт… – Я так расстроена, что с силой пинаю капитана по голяшке. Не самый умный поступок, учитывая, что теперь он из чистого золота. Я снова чертыхаюсь, когда пальцы ног простреливает боль. Рисса приподнимает светлую бровь. – Может, не стоит пинать статую из золота? – Это вроде как того стоило, – ворчу я. Задумавшись, она наклоняет голову. Затем поворачивается и впечатляющим ударом обрушивает кулак на член капитана. Ему точно было бы больно, если бы он по-прежнему состоял из плоти и крови. И был живым. – Оу, – говорит Рисса и хмуро смотрит на недвижимый золотой фаллос. Трет ноющую руку и глядит на меня. – Хм, ты права. Оно того стоило.