– По жизни! Воцарилось затишье, они оба погрузились в еду. Гусь действительно был мягким, пряным и очень вкусным. А каша оказалась классически рассыпчатой, с мелко нарубленной зеленью, чесночком и маслом. – Ну как? – приблизилась официантка. – Спасибо, неплохо, – поблагодарил Никита. И тут над их столом нависла большая тень, от которой еще и пахло совсем не духами. Ася подняла глаза на шатающегося Наума Тихоновича. – Здрасьте-е, – выдавил он из себя и рухнул за столик. «Надо же... дошел», – удивилась она и тут же заметила за ним маленького, сморщенного и скрюченного старичка, напомнившего ей «старичка-лесовичка» из детской сказки, только не хватало шапки в виде шляпки от гриба. Казалось, ему в обед было сто лет, но это именно он помог Науму Тихоновичу добраться до их столика. – Вот господин изъявил желание присоединиться к вам, – сказал он и тоже присел рядом с Наумом, видимо, старичок исполнял обязанности подставки. – Очень приятно, – кивнула своему работодателю Аксинья. – Спасибо, что вы меня сюда определили. Большое спасибо! Наум открыл рот, чтобы что-то ответить, но дал фальстарт, то есть не справился с артикуляцией и упал лицом на стол. Ася вздрогнула: у него не получилось классического варианта – упасть в мягкий салат, а прямо так... с треском о столешницу. – Не расшибся бы, – озабоченно произнесла она. – Мужик крепкий – пьет-то как! – потряс маленьким кулачком дед. – Выдержит. – Будем надеяться, – тоже с опаской посмотрел на Наума Тихоновича Никита и продолжил трапезу. – А меня величать Прошин Николай Иванович, – представился дед, который хоть и был в некотором подпитии, но держался много бодрее своего товарища. – Я здесь работаю, – сверкнул он невероятно озорными для своего возраста глазами. – И вас знаю. – Меня? – удивилась Аксинья. – Как же! Кристинка, разве не узнаешь дядю Колю? И Никиту я видел, правда, лично с ним не был знаком. Никита мгновенно помрачнел. – Я не Кристина, меня Аксиньей зовут, – пояснила Ася. – Шутите? Не разыгрывайте старика. Я помню этот момент, то есть я видел вас двоих много лет назад. Уж до чего ты была, Кристинка, добра и мила. – Я... – Уважала старика, меня то есть. А когда стали говорить, что ты умерла, я не поверил ни одному слову. Такие ангелы не могут умереть. Я знал, что рано или поздно ты вернешься, и оказался прав! Выпьем? – По морщинистой щеке старика побежала слеза. – Меня зовут Аксинья, – мрачно повторила Ася. – Не может быть. А это? – Дед перевел слезящиеся глаза на Никиту. – А это он, Никита. Тут вы не ошиблись. – Аксинья скосила глаз на своего спутника, на котором не было лица. – Надо же... надо же... Как же вы похожи, только Кристина была мягче, добрее, что ли. Вы не обижайтесь. – Что вы? Конечно, я не обижаюсь, – через силу улыбнулась Аксинья. – Я же сторожем и садовником работал в этом доме. Еще до того, как в него вселилось это нежное создание. Я и при коммуняках тут правил. До революции в доме-то один мужик местного, знатного рода обитал с семьей, потом они сбежали на юг куда-то. Комендатуру здесь большевики сделали, а затем и партячейка города обосновалась. Аксинья вполуха слушала болтовню старого человека. Видимо, ему необходимо было выговориться. Но с тревогой всматривалась в грустное лицо Никиты. «Он до сих пор страдает. Столько лет. Жалко и его, и себя. Меня он так любить не сможет, будет все время сравнивать с Кристиной. Зачем нас всех свела судьба в одном месте? Бедный парень, на него страшно смотреть. Наверное, Никита думал, что прошло много времени, что он готов сюда вернуться и примириться со своими воспоминаниями, со своим прошлым, от которого сбежал. Но оказалось, что ему очень больно старое ворошить. Замолчал бы уже этот дед, не травил бы душу. Да вроде неудобно так сказать пожилому человеку». Николай Иванович между тем закурил какуюто дешевую папироску и стряхнул пепел прямо на склоненную голову Наума Тихоновича. «Так ему и надо! – злорадно подумала Аксинья и тут же себя одернула: – Что я такая злая? Надо учиться у покойной Кристины. Она, похоже, и правда ангелом была». – Так я о чем говорю? Сад у буржуев был очень хорош. Розы там всякие, Офелии – «жопелии», извините. А коммуняки-то меня поставили вроде как садовником. А я какой, на хрен, садовник? Как картошку растить – знаю, морковь там, свеклу. А вот что делать с этими нежностями, что здесь произрастали? Многое увидел в первый раз и больше уж за всю жизнь не видел. Ну оно все и почахло. Такие страшные проплешины сухой травы, кустов... И к нашим-то начальникам из Москвы должны были приехать еще большие начальники, а тут такая оказия с видом из окна их люкса. Меня, конечно, пропесочили, а решать что-то надо было? Вот и решили установить эти статуи идиотские: горниста, даму с веслом, Ленина, еще когото. Занять экспозицию, так сказать. Вам интересно, молодежь? – спросил он, почувствовав некоторый рассеянный интерес к его повествованию. – Очень, – заверил его Никита, глядя куда-то в сторону. – Ну, так выпьем? – предложил явно обидевшийся старик. – Уважьте старика, – канючил он, поскольку предыдущий напарник по пьянке явно был не в форме, а у самого «садовника» денег, видимо, не имелось. «Вот уж и вправду говорят, «что стар, что млад», – вздохнула Аксинья. – Купи игрушку! Выслушай! Выпей! Ты меня слушаешь? Ты меня уважаешь?» Никита поднялся и ушел в сторону барной стойки. – Красивый мужчина, – проводил взглядом удаляющуюся спину Николай Иванович, и было странно услышать это именно от него. – Да, – сказала Аксинья, удивившись, что это слово реально вырвалось у нее. – Вы красивая пара, прямо как Никита с Кристиной были. – Я просто на нее похожа, как мне говорили, а так я сама по себе, – с превеликим терпением отреагировала Аксинья. – Ты думаешь, что я из-за внешнего сходства твоего принял тебя за Кристину? – Думаю, что да. – Дурочка! Дело в том, что между вами же магнит работает! Он смотрит на тебя так же, как когда-то смотрел на Кристину! Асе понравилось то, что он сказал, но она деду не верила. Вернулся Никита в сопровождении официантки с несносным характером. – Самый дорогой коньяк! – кривляясь, произнесла она. – Правда, только три звездочки. – Это не столь существенно! – сразу же откликнулся Николай Иванович, с большим вожделением смотря на фигурную бутылку. Официантка вырвала ее у Никиты и сама разлила по рюмкам. – Это – моя работа! – Спасибо, – кивнул Никита. – Не за что! – фыркнула она и ушла, покачивая бедрами. – Да-а... – протянул Николай Иванович, смотря ей в след. – Весомая женщина. Но я отвлекся. – Дед, вдохновившись принесенным коньяком, решил продолжить рассказ. – Ну и намучились мы тогда с этими статуями! Я проклял все на свете! Лучше бы за этими кустами ухаживал. С трудом установили, но комиссия забраковала. Мол, у вас горнист смотрит на даму с веслом и показывает ей горн, вроде как что-то неприличное торчит в ее сторону. Представляете, нравы были? Сейчас тетки голые кругом уже не знают, что показать кому и зачем. Так мужикам уже все приелось, ничего не хотят. А в то время горн нельзя было показать на другую статую. Вот мы и опять разворачивали горниста на запад, чтобы он был повернут спиной к даме. Так потом все и существовало. А я все вспоминаю и смеюсь до сих пор. Выпьем? – За знакомство! – предложил тост Никита, и все выпили по стопке коньяку, который оказался действительно неплохим. – А вы, Никита, сейчас что будете делать с домом? Тут все так запустело. – Все можно отремонтировать, – откликнулся он и покосился на храпящего Наума. – Надо бы отвести его спать. – А я выйду подышать свежим воздухом, – тут же встала из-за стола Аксинья. Старик забеспокоился: – А как же я? Как же наша теплая беседа? Как же коньяк? Только начали... Никита выложил деньги на стол: – А вы ешьте и пейте, все ваше. – Вот спасибо! – обрадовался дед. – Тихо как, – приблизился к Асе Никита. Та стояла в ночном саду и вдыхала прохладный воздух. Больше ее не тянуло прогуляться в гордом одиночестве. – У меня к тебе разговор, – покосилась на него Аксинья. – Я согласен, – сразу же отреагировал Никита. – Вот ведь идиот! Я не об этом! – А о чем же тогда еще? – сделал разочарованные глаза Никита. – Тебе нравится Анатолий Алексеевич?