– Зинаида Михайловна я, тетя Зина, – ответила бабулька, которой реально можно было дать лет сто, а то и сто двадцать. – Тетя Зина, дорогая! Отвяжите меня! Я не сумасшедшая. Как я здесь оказалась? Дайте мне телефон! – Не положено. – Тетя Зина, прошу! – Я не могу, милая. Я ведь здесь никто – всего лишь санитарка и давно должна быть на пенсии. Я здесь держусь на одном честном слове. Одно нарушение, и меня отсюда выкинут. Борис Викторович давно говорил, что ему такие старые работники не нужны. Что он не хотел бы, чтобы я умерла на рабочем месте. – Но вы же не можете здесь держать нормального человека! – воскликнула Аксинья. – Да я-то что? Я – человек маленький. Раздался лязгающий звук открывающихся засовов. – Ну вот! Все теперь... Я же предупреждала! – ахнула Зинаида Михайловна. В палату вошли двое мужчин, которых словно специально пригласили сюда на подработку из борцов сумо. Лица у них были очень недовольные, злые и опухшие. – Чего орешь?! Что за шум?! – рявкнул один из них. – Где старший? Развяжите меня! – О! Похоже, наша королева еще не пришла в чувство. Она опять за старое. А старше он, – кивнул один здоровый мужик в сторону другого, – на три года. – Развяжите меня. – Ты не пришла еще в себя. Колян, неси шприц. – Нет! Не надо! Пожалуйста! Да выслушайте же вы меня! Зинаида Михайловна! – в отчаянии выкрикнула Аксинья. – Я ничего не могу. Если меня отсюда уволят, мне – смерть. Я не могу отсюда уйти! – зашевелила сухими бледными губами бабулька и попятилась к двери. – Нет! Нет! – металась Ася. Снова укол, снова боль и снова беспамятство. – Тихо, тихо, довольно. Теперь-то уж тихо. Ведь опять накачают наркотиками, – доносилось до слуха Аксиньи сквозь какую-то пелену. Она открыла глаза, и из их уголков потекли слезы. Вокруг простиралась полутьма и рядом – серьезное, несколько озабоченное лицо Зинаиды Михайловны. – Где я? – Ася не узнала даже свой голос. – Да все там же, милая. Все там же... Ты только не шуми, и все наладится. Ничем я тебе помочь больше не могу, хоть убей меня. – Да что же это такое? Я приехала сюда работать. Как меня могли сюда привезти? За что? – Да я многого-то не знаю. Вроде как головой ты сильно стукнулась и говорила, что беседовала со статуей. Да ты не горюй! Стукнулась головой, мало ли что привидится. Отлежишься, и все пройдет. – Да я сначала с ней разговаривала, а уже потом испугалась, оступилась и стукнулась. – Не надо только подробностей. Ну, поговорила со статуей, и хорошо. – Да это, может, и не статуя была! Я не знаю, темно было. – Хорошо, не статуя была! Договорились! – не перечила ей тетя Зина. – Не говорите со мной, как с сумасшедшей! – Хорошо, не буду! Ты только не волнуйся. Как с тобой говорить? Старушка снова протерла ей руки влажной тряпкой. Аксинья скосила глаза и посмотрела на кровавые марлевые бинты. – Вот видишь, что получается, когда сопротивляешься, – перехватила ее взгляд старушка. – Но нельзя же из-за одного этого отправлять человека в сумасшедший дом? – возмущалась Аксинья. – Почему меня не обследовал врач? – Ты погоди немного возмущаться-то. Больница у нас небольшая. Психиатр у нас один – Адам Львович, он же главный врач. Сейчас он в отъезде, но через пару дней вернется и конечно же обследует. Если все будет хорошо, то и отпустит. – Пару дней?! Да я не выдержу и часа! – ахнула Аксинья. – А без него Борис Викторович, временно его замещающий, тебя не отпустит. Он в психиатрии ничего не смыслит. Он просто терапевт и всех больных всегда оставляет до приезда главного врача. Больше скажу, – приблизилась к ее уху Зинаида Михайловна, – Борис Викторович очень нехороший человек. Не зли его. Твое спасение одно – дождаться Адама Львовича. – Я не выживу... – Все будет хорошо, а я помогу, чем смогу. Сейчас судно принесу тебе, в туалет сходишь. – Какое унижение. – Да какое унижение? Все же мы люди! – засуетилась бабка. – Зинаида Михайловна, а могу я поговорить с одним человеком? – спросила Аксинья, думая о Науме Тихоновиче. – Свидание я могу попросить? – Это тоже решает Адам Львович. Борис Викторович не может адекватно оценить твое психическое состояние. Он всегда с себя снимает всю ответственность. И лучше у него не просить никаких свиданий. – Вот это я попала... – Да... Хочешь – поплачь, только тихо. Я посижу рядом. – Спасибо вам, если бы не ваши объяснения и забота, я бы точно с ума сошла. – Ничего, все обойдется, – погладила ее по руке тетя Зина. – Сейчас какое время суток? – Ночь уже. – Так я и приехала сюда ночью, – напрягла память Ася. – Так это уже вторая ночь, – вздохнула старушка. – Ты целый день под лекарствами проспала. – Ужас! Как один миг... – Люди тут так месяцами спят, никому никаких хлопот. – Не думала, что когда-нибудь так попаду. – Ой, все бывает! От тюрьмы и сумы не зарекайся! – вздохнула старушка. – Так это от тюрьмы и сумы, а в психушку-то за что? Зинаида Михайловна оглянулась по сторонам и прошептала ей на ухо: – Если тебя отвяжут, я дам тебе погулять. – Где? – В саду лечебницы. У меня вас тут несколько цветочков-дурех, которых мне жалко. Я выпускаю их иногда гулять, по ночам. Санитары напиваются, а больше никого и нет в больнице. И тебя выпущу. – Спасибо. – Ну вот, уже успокоилась, и сердечко стало меньше стучать. Могу и сказку рассказать? – Не надо, – впервые рассмеялась Ася. – Я буду ждать вашего главного врача. Надеюсь, что он поймет, что произошло недоразумение. – А насчет свиданий, так ты не волнуйся. О тебе помнят. Сегодня кто-то приходил и спрашивал. Но Борис Викторович не разрешил, как я и говорила. «Наум Тихонович», – поняла Ася. – Ты только Адаму Львовичу не говори, что тебе казалось, будто тебя хотят заживо захоронить, как ты говорила. – Когда меня несли к вам, я очнулась и увидела кругом могилы. Я решила, что меня принесли на кладбище и, естественно, запаниковала. – Вот дурочка! Так это было настоящее кладбище! Здесь оно рядом с больницей. Настоящее старинное кладбище. Тебя там и несли на носилках. Машина подъехать не могла из-за дороги. Вот ты, стукнувшись головой, пришла в себя некстати и решила, что тебя хоронить несут! – Так я права...