Билли вешает зеленую рубашку на место и берет вместо нее серую. Баки осматривает ее и кивает. — Воротник в духе Рика Джеймса[80], но сойдет. — Рика кого? — Забей. Когда они, нагруженные пакетами, подходят к «Ножничкам», оттуда выскакивает Элис. Волосы у нее стали короче. Она надела бейсболку «Колорадо рокис» и продела хвостик в отверстие сзади. Когда она бежит им навстречу, помахивая этим хвостиком, Билли думает: «Господи боже, неужели у нас все получится?» — Стилист пыталась меня отговорить. Мол, не жалко такую красоту отрезать, столько лет отращивала! А самое смешное, она спросила, неужели мне так понравилось в школе, что я хочу быть похожа на школьницу? Она хохочет и вскидывает открытую ладонь. Баки дает ей пять. Билли тоже, но энтузиазм его напускной. В пылу шопинга Элис позабыла, зачем нужны все эти покупки. И Баки тоже — она заразила его своим восторгом. Зато Билли помнит. Перед глазами до сих пор стоит маленькая девочка в Тихуане, которая прислушивается к шагам в коридоре, стискивая в руках плюшевого медвежонка. 6 Элис хочет устроить фотосессию сразу по возвращении, но Баки говорит, лучше это сделать утром, когда она выглядит свежее и моложе. «Как утро сентября», — добавляет он. — Это из песни Нила Даймонда?[81] Моя мама его любит. — Билли она говорит: — Даже не спрашивай. Я вчера ей звонила. Может, Баки думает про Нила Даймонда, но у Билли все мысли о Поле Шабасе[82], о ребенке в доме на окраине Тихуаны и о Шанис Акерман. Две эти девочки теперь неразрывно связаны у него в голове. 7 Наутро Баки устраивает Элис небольшую фотосессию. Выбирает восточное окно, чтобы в комнате было побольше естественного света. Там стоит диван, но Баки говорит, что его надо убрать, а вместо него поставить стул. Когда Билли спрашивает почему, Баки отвечает, что фото с диваном будут иметь сексуальный подтекст, а им это не нужно. Им нужен образ невинной девчонки. Возможно, решившей продать себя один-единственный раз, чтобы помочь нищей матери. Когда Элис выходит из ванной в новой юбке и топе, Баки велит ей вернуться в ванную и стереть большую часть косметики. — Оставь немного румян на щеках и незаметный слой туши, просто чтобы ресницы стало видно. Помадой не злоупотребляй. Поняла? — Поняла! — Элис взбудоражена, как ребенок, которому разрешили поиграть в переодевания. Когда она уходит, Билли спрашивает Баки, откуда он все это знает. — Не пойми меня неправильно, я очень рад и благодарен — мне бы и в голову не пришло… Одна одежда чего стоит! — Нет, одежда тут не главное. Нужный эффект создают волосы. Задорный хвостик. — Ладно, но где ты этого набрался? Ты же не… Билли осекается. А что ему, в сущности, известно о Баки Хэнсоне? Да, у него куча связей в криминальной среде, он может вывезти человека из страны и, возможно, имеет выход на высшее руководство органов юстиции. Если так, то имен Билли не знает: Баки умеет держать язык за зубами. Возможно, поэтому он до сих пор жив. — …не фотографировал молодых женщин так, чтобы они сошли за малолеток? Нет. Но одно время в порножурналах вроде «Пентхауса» и «Хастлера» такие снимки были популярны. Еще в восьмидесятых, когда порножурналы существовали. Что же до фотоискусства, то здесь я всему научился у отца. — Ты вроде говорил, что он у тебя был похоронных дел мастер. Где-то в Пенсильвании. — Да, отсюда мои познания о косметике. А фотографией он иногда подрабатывал: в основном снимал портреты для школьных фотоальбомов и свадьбы. Иногда я ему ассистировал. И там и там. — Да я, смотрю, по адресу пришел, — улыбается Билли. — Ага. — Но Баки не улыбается. — Не дай бог с ней что-то случится, Билли. Если ты это допустишь, сюда можешь не возвращаться: дверь будет закрыта. Ответить Билли не успевает: Элис возвращается. В белой блузке, синей юбке и гольфах она в самом деле выглядит очень юной. Баки усаживает ее на стул и принимается крутить ее голову, поворачивать лицо, ловя свет и нужный ракурс. Фотографирует он на телефон Билли. Говорит, что у него есть «лейка» и он с удовольствием снимал бы на нее, но фотографии получатся слишком профессиональные. Может, Клэрк ничего не заметит и не почует подвох, но мало ли? В конце концов, ТВ и кино составляют львиную долю его бизнеса. — Ладно, поехали. Элис, широко не улыбайся, но легкая улыбка допустима. Помни, какой образ нам нужен: милый и целомудренный. Она пытается сделать милое и целомудренное лицо, но ее тут же разбирает смех. — Давай, посмейся, это нормально. А потом вспомни, пожалуйста, что на твои фоточки будет любоваться гнусный педофил. Эти слова сразу приводят ее в чувство. Баки принимается за работу. Сколько было предсъемочной суеты, а сама съемка занимает от силы полчаса. Баки делает шестнадцать или восемнадцать портретов Элис в разной одежде (но всегда, даже в платье с открытыми плечами, — в невысоких кедах) и с хвостиком на макушке, потом еще дюжину с распущенными волосами, подобранными заколкой, и еще десяток с ободком. Когда фотосессия окончена, он распечатывает по три набора получившихся фотографий размером восемь на десять на цветном принтере, чтобы каждый мог внимательно их рассмотреть и выбрать полдюжины лучших. В какой-то момент Элис восклицает со смесью триумфа и потрясения: — Бог мой, вот на этой мне почти четырнадцать! — Пометь ее, — говорит Баки. Закончив, они останавливаются на трех портретах, к которым Баки добавляет еще парочку и велит отправить эти пять Свину. — Он уже поставлял старому хрену цыпочек и должен знать, клюнет Клэрк на такую или нет. — Отправлю позже, — говорит Билли. — Когда мы выдвинемся в Нью-Йорк. — А если Клэрк ее забракует? — Все равно поедем. Я найду способ к нему подобраться. — Мы найдем, — поправляет его Элис. — Больше я одна в мотеле не останусь, не мечтай. Билли молчит. Думает, что примет решение, когда — и если — придет время. Потом вспоминает, что пережила Элис и что Клэрк творил с девочками даже младше ее, и осознает, что решать все-таки не ему. 8 Вечером он в последний раз звонит Нику. — Ты по-прежнему должен мне миллион двести. — Знаю, и ты все получишь. Наш друг перевел деньги. Ему сообщили, что тебя больше нет. — Добавь к ним еще двести тысяч. Назовем это бонусом за дерьмо, в которое ты меня втянул. И отправь их Мардж. — Матери Фрэнка? Ты серьезно? — Да. Скажи, что это от меня. Пусть потратит их на лечение Фрэнка. Скажи, что мне пришлось так поступить, но я приношу извинения. — Сомневаюсь, что от твоих извинений будет какой-то прок. Мардж… — Он вздыхает. — Мардж есть Мардж. — Еще можешь сказать, что в случившемся на самом деле виноват ты, а не я, хотя вряд ли ты так скажешь. Несколько секунд царит тишина, потом Ник спрашивает, как поступить с остальными деньгами. Билли отвечает четко и по существу. После короткого обсуждения Ник соглашается. Значит ли это, что он выполнит волю Билли, даже если его самого не станет? Возможно, нет. Возможно, Ник скоро забудет, что Билли его пощадил. И все же он должен дать четкие инструкции, потому что умирать в Нью-Йорке он не планирует. Умирать будет Роджер Клэрк. — Удачи, — говорит Ник напоследок. — Я серьезно. — Ага. Ты, главное, позаботься о Фрэнке. И о другом деле. — Билли, я только хотел сказать… Билли вешает трубку. Его совершенно не интересует, что хотел сказать Ник. Они квиты. Больше Ник ему не нужен. 9 Билли готов выехать пораньше, но Баки просит его задержаться до десяти, потому что ему нужно съездить по одному делу. Пока он этим занимается, Билли в последний раз идет в летний домик. Снимает со стены картину с садовыми зверями и берет ее с собой на прогулку. Поднявшись до конца тропинки, он смотрит на открывающийся с горы вид и на противоположный склон ущелья, где якобы стоял отель-призрак. Элис как будто его видела, но Билли видит только пепелище. Возможно, это место все еще проклято. Возможно, поэтому никто до сих пор ничего там не построил, хотя местечко как нельзя более удачное и живописное.