Он улыбается. — Все равно поставь. Ты еще можешь себя удивить. Потом Билли пишет сообщение Баки: Слышно что-нибудь про Н? Баки отвечает сразу: Нет. Он наверняка дома, но ручаться не могу. Прости. Все OK, — отвечает Билли, а потом ставит будильник на телефоне на пять. Заснуть ему вряд ли удастся, как и Элис, но ведь и он может себя удивить. Сон в самом деле приходит, хоть и ненадолго. Ему снится Шанис. Она рвет в клочки рисунок с фламинго Дэйвом и кричит: Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу! Билли просыпается в четыре. Взяв рабочие перчатки, выходит на улицу, а Элис уже там — сидит на пластмассовом стуле, без которого не обходится ни один мотель, кутается в толстовку с надписью «Я ЛЮБЛЮ ЛАС-ВЕГАС» и смотрит на лунный серп. — Привет, — говорит Билли. — Привет. Он подходит к краю бетонированной дорожки и пачкает перчатки землей. Когда они приобретают достаточно замызганный вид, стряхивает с них пыль и встает. — Холодина какая, — говорит Элис. — Оно и к лучшему: сможешь надеть куртку. Билли знает, что с восходом солнца станет тепло. Пусть сейчас и октябрь, вокруг пустыня. Но рабочую куртку он все равно наденет. — Хочешь позавтракать? Макмаффин с яйцом? Здешний «Макдак» — круглосуточный. Она мотает головой: — Не хочу есть. — Кофе? — Это можно. — Со сливками и сахаром? — Черный, пожалуйста. Он спускается в безлюдный холл и приносит им по чашечке кофе из автомата «Банн» (без которого тоже не обходится ни один мотель). Элис по-прежнему смотрит на луну. — Здесь она так близко… Протяни руку и достанешь. Красивая, правда? — Да, но ты продрогла. Пойдем лучше внутрь. Она садится в кресле у окна и потягивает кофе. Потом ставит чашку на столик и засыпает. Толстовка ей велика и сползает, оголяя плечо, не менее прекрасное, чем луна. Билли сидит, пьет кофе и наблюдает за Элис. Она дышит спокойно и медленно. Вот и славно. Время идет. Оно это умеет, думает Билли. 11 В семь тридцать он будит Элис и получает выволочку за то, что не разбудил раньше. — Нам же тебя еще опрыскать надо! Эта дрянь только через четыре часа проявится. — Ничего страшного. Матч начинается в час, а я поеду только к половине второго. — Все равно, надо было пораньше тобой заняться, мало ли что. — Элис вздыхает. — Идем ко мне. Там все сделаем. Несколько минут спустя он сидит без рубашки и втирает увлажняющий крем в руки, плечи и лицо. Элис велит ему не забыть про веки и шею. Когда он заканчивает, она при помощи пульверизатора наносит первый слой автозагара. Через пять минут все готово. Билли идет в ванную, смотрит в зеркало и видит там белого человека с пустынным загаром. — Мало, — говорит он. — Знаю. Мажься опять. Она наносит второй слой автозагара. Становится чуть лучше, но цвет кожи все равно недостаточно темный. — Слушай, я даже не знаю, — говорит он, выходя из ванной, — может, плохая была идея? — Нет. Забыл, что я говорила? Автозагар будет проявляться еще четыре-шесть часов. Ковбойская шляпа, комбез… — Она окидывает его критическим взглядом. — Если бы ты не был похож на мексиканца, поверь, я тебе сказала бы. Вот сейчас она попросит меня отказаться от своей затеи и вернуться с ней в Колорадо, думает Билли. Но она не просит, а велит надеть «костюм». Билли возвращается в номер, натягивает темный парик, футболку, комбинезон, куртку (перчатки запихивает в карман) и помятую ковбойскую шляпу, которую Баки и Элис купили в Боулдере. Шляпа глубокая и почти закрывает уши. Не забыть в нужный момент слегка ее приподнять, чтобы видна была проседь в темных волосах. — Отлично выглядишь. — Несмотря на заплаканные красные глаза, тон у Элис деловой. — Блокнот с карандашом не забыл? Билли хлопает себя по нагрудному карману комбинезона. Он большой и вместительный: войдут не только письменные принадлежности, но и глушитель для ругера. — Ты уже посмуглел. — Она с трудом улыбается. — Хорошо, что здесь нет радетелей политкорректности. — Нужда еще не такому научит, — говорит Билли. Он сует руку в боковой карман комбинезона — не туда, где лежит «Глок-17», а в свободный — и достает стопку купюр. Это все деньги, что у него остались, если не считать пары двадцаток в бумажнике. — Держи. Считай, это твоя страховка. Элис без возражений убирает деньги в карман. — Если сегодня днем я не позвоню — жди. Понятия не имею, какое на севере покрытие, может, связи вовсе нет. Если до восьми, максимум до девяти вечера я не вернусь, значит, не вернусь вовсе. Заночуй здесь, потом садись на междугородный автобус до Голдена или Эстес-Парка. Позвони Баки. Он за тобой приедет. Хорошо? — Ничего хорошего, но я тебя поняла. Давай помогу донести удобрения до машины. Они делают две ходки, после чего Билли поднимает задний откидной борт кузова. Они стоят и молча смотрят друг на друга. Народу вокруг почти нет, лишь несколько полусонных постояльцев — пара торговых представителей, какая-то семья — катят свои чемоданы к машинам и тоже готовятся к отъезду. — Если тебе надо быть там к половине второго, можешь еще часик побыть со мной, — говорит она. — Даже два. — Лучше выехать пораньше. — Да, ты прав, — соглашается Элис. — Пока я не разревелась. Билли обнимает ее. Она крепко и яростно обнимает его в ответ. Он ждет от нее наставлений. Будь осторожен. Береги себя. Не вздумай умереть. Пожалуйста, останься, умоляю. Не уезжай. Ничего такого она не говорит. Лишь поднимает на него взгляд и решительно произносит: — Забери свое. С этими словами Элис отстраняется и уходит. На крыльце мотеля она оборачивается и машет телефоном: — Позвони, как только закончишь. Не забудь. — Не забуду. Если смогу, думает Билли. Позвоню, если смогу. Глава 20 1 Спустя час езды на север по шоссе номер 45 Билли подъезжает к пончиковой «Дугис донатс», стоящей бок о бок с заправкой «АРКО» и мини-маркетом со странным названием «Хёрбст Ужасный». Это стоянка для грузового транспорта, окруженная просторными парковками, на которых храпят похожие на спящих зверей большегрузы. Билли заправляется, берет себе бутылочку апельсинового сока и круллер[63], потом паркуется сзади. Так и подмывает позвонить Элис, услышать ее голос. Причем ей наверняка хочется того же. Моя заложница, думает он. Моя заложница со стокгольмским синдромом. Вот только это больше не про нее, если вообще когда-то было про нее. Билли вспоминает, как она произнесла: Забери свое. Не бесстрашно, нет — она пока не превратилась в королеву-воительницу из комиксов, — но с чувством. Решительно и яростно. Он уже достает телефон, но вспоминает, что этой ночью отдохнуть ей удалось не больше, чем ему. Если она легла спать, повесив на ручку двери табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ», то лучше не тревожить ее звонками. Он пьет сок, ест круллер и коротает время. Времени у него достаточно, чтобы в голову начали лезть всякие сомнения и опасения. В каком-то смысле — во многих на самом деле — это все очень похоже на «Веселый дом». События повторяются, только команды помощников у него больше нет. Возможно, Ник в это воскресенье вообще не поехал в «Вышину», а если и поехал — как узнать, сколько он взял с собой телохранителей? Несколько человек точно взял, причем не охотников за головами со стороны, а своих людей — надежных и проверенных. Как узнать, где они засели? Да, по фотографиям с сайта «Зиллоу» можно получить примерное представление о планировке территории и комнат, но все могло измениться после того, как Ник купил усадьбу. Даже если сегодня он дома, смотрит футбол и болеет за «Джайентс»… в какой части дома он это делает? Да и удастся ли Билли проникнуть на территорию через служебный вход — большой вопрос. Может, sí, а может, no. Билли заходит в один из биотуалетов на парковке, чтобы избавиться от кофе и сока. Когда он выходит, рядом стоит чернокожая девица в топе с бретелью-петлей и такой короткой мини-юбке, что из-под нее виднеются трусики. Выглядит девица так, будто не спала всю ночь и ночь эта была не из легких. Размазанная вокруг глаз тушь для ресниц напоминает Билли — «тупому» Билли — о братьях Гавс из старых комиксов про Дональда Дака и дядю Скруджа, журналы с которыми он иногда покупает на дворовых и гаражных распродажах. — Привет, красавчик, — говорит девица. — Хочешь, составлю тебе компанию? Что ж, отличный повод испытать свою легенду на прочность. Билли достает из нагрудного кармана блокнот с карандашиком и пишет: «Mi es sordo y mudo». — Ни хрена не поняла.