— Так точно, сэр, — ответил Тако. — Наши наемники не случайно поехали через центр Эль-Фаллуджи — надежный источник сообщил им, что это безопасно. Якобы отношение местных к американцам поменялось в лучшую сторону. Кроме того, их сопровождала иракская полиция. Вот только сопровождающие оказались либо повстанцами в украденной полицейской форме, либо диссидентами, либо просто обоссались, увидев, какая охеренная глыба дерьма на них прет. Убивали «блэкуотерцев», кстати, не они, а шестьдесят хмырей с калашами, которые… вот вы сами как думаете, парни? Толпа вооруженных до зубов повстанцев случайно мимо пробегала? Я пожал плечами, мол, не знаю. Пусть Тако ведет беседу. — Маловероятно, сэр, — ответил он. — Маловероятно — это мягко сказано. Конечно, они сидели в засаде. Ждали. Перегородили дорогу парой пикапов. Кто-то спланировал это нападение — и мы даже знаем кто, потому что слушаем его телефон. Понимаете? Тако сказал «да». Я опять пожал плечами. — Этот кто-то — ублюдок в арафатке по имени Аммар Джассим. Ему лет шестьдесят или семьдесят, никто точно не знает, даже он сам. Джассим владеет компьютерным магазином, по совместительству интернет-кафе и игротекой, где местные ребятки режутся в «пэкмена» и «фроггера» — в свободное от изготовления растяжек и закладки фугасов время. — Знаю это место, — сказал Тако. — «Пронто пронто фото фото». Видел в патруле. Видел? Да мы там сами были, играли в «Донки Конг» и футбол. Когда мы вошли, местные ребятишки быстро вспомнили про другие срочные дела и свинтили. Тако решил об этом умолчать, ну и я ничего не сказал. — Джассим — баасист старой закалки и новоиспеченный босс повстанцев. Надо его проучить. Заявиться к нему в лавку мы не можем, потому что рискуем заодно уложить десяток мальцов, играющих в компьютерные игры, а это нам чести не сделает. «Аль-Джазира» опять вонь поднимет и начнет нас грязью поливать. Это недопустимо. Но ждать мы тоже не можем, потому что Буш в ближайшие дни даст добро на проведение контртеррористической операции — если кому-нибудь расскажете, убью. — Не успеете, — сказал Джемисон. — Я вас опережу. Фосс пропустил его слова мимо ушей. — Когда дерьмо попадет на вентилятор, Джассим сразу ударится в бега — вместе со своими приспешниками. Надо положить его прежде, чем это случится. Устроим иудину козлу показательную расправу! Тако спросил, кто такой «иудин козел». Я мог бы объяснить, но оставил эту честь Фоссу. Потом Фосс повернулся ко мне и снова спросил, готов ли я. Я сказал: «Да, сэр, готов, сэр». Спросил, откуда мне надо будет стрелять, и он все объяснил. Мы там уже были — разгружали транспортные вертолеты. Затем я спросил, можно ли оснастить мою винтовку прицелом «Люпольд» одной из последних моделей или надо обходиться тем, что имеется. Фосс посмотрел на Джемисона, и тот ответил: «Устроим». Когда мы вернулись в барак — патруль уехал без нас, — Тако спросил, уверен ли я, что смогу произвести выстрел. — Если не смогу — свалю вину на наводчика, — ответил я. Он врезал мне кулаком в плечо. — Ах ты гад! Зачем вечно строишь из себя дебила? — Вообще не понимаю, о чем ты. — Вот опять! — Страхуюсь я так. Чем меньше про тебя знают, тем спокойней тебе живется. И крепче спится. Он обдумал мои слова. А потом говорит: — Цель-то ты снимешь, не сомневаюсь, но я не про то спрашивал. Это ж типа живой человек. Точно сможешь его застрелить? Хладнокровно пустить человеку пулю в башку? Я сказал, что точно смогу. А о том, что мне уже приходилось это делать, умолчал. Бобу Мессу я пустил пулю в грудь. Это потом, в снайперской школе, меня научили всегда целиться в голову. 5 Билли сохраняет документ, встает и пошатывается — ноги как будто оказались в другом измерении. Сколько он просидел за компьютером? Билли смотрит на часы и потрясенно обнаруживает, что прошло почти пять часов. Ощущения такие, словно он только-только очнулся от яркого и очень правдоподобного сна. Он кладет руки на поясницу и потягивается, отчего по ногам сразу бегут иголки. Пройдясь из гостиной в кухню и спальню, он возвращается в гостиную. Потом еще раз. И еще. С первого взгляда квартира показалась ему идеальным местом для того, чтобы затаиться и переждать бурю, прежде чем отправиться на север (или на запад, как пойдет). Теперь она кажется слишком маленькой — он словно вырос из нее, как вырастают из одежды. Ему бы сейчас пройтись или даже пробежаться, но нет, нельзя. Даже в костюме Далтона Смита. Поэтому Билли еще раз обходит квартирку, а потом делает на полу в гостиной несколько отжиманий. «Упал-отжался двадцать пять раз, — вспоминает он слова сержанта Апарыша. — И не обращай внимания на мою ногу у себя на заднице, козел». Билли не может сдержать улыбку. Сколько всего вспомнилось, надо же. Если все записывать — и в тысячу страниц не уложишься. После отжиманий он немного успокаивается. Думает, не включить ли новости по телевизору. Или лучше заглянуть на сайт местной газетенки? Пускай газеты уходят в прошлое, Билли заметил, что все горячие новости они по-прежнему освещают первыми. Ни телевизор, ни газета его не прельщают — все-таки он пока не готов возвращаться в настоящее. Может, перекусить? Но и есть не хочется, хотя он уже должен был проголодаться. Решив ограничиться чашкой черного кофе, он выпивает ее, стоя на кухне. Потом возвращается к ноутбуку и продолжает с того места, на котором остановился. 6 На следующее утро подполковник Джемисон отвез нас с Тако на перекресток трассы номер 10 и дороги с севера на юг, которую морпехи прозвали «Дорогой в ад», как в песне «AC/DC»[29]. Он вез нас на своем ненаглядном универсале «игл», с картинкой на корме: черный конь с красными глазами. Мне этот конь никогда не нравился. Я живо представлял, как иракские наводчики его подмечают, может, даже фотографируют. Фосса нигде не было. Он убрался восвояси — не знаю, куда там эти ребята исчезают, когда все нужные процессы запущены. На вершине холма, на пыльной разворотной площадке, стояли два фургона «Иракских электросетей» или как-то так, не помню, что именно было написано на боках. С виду они были очень похожи на американские фургоны коммунальных служб, только меньше и не желтого цвета, а ярко-зеленого. На боках лежал особенно толстый слой краски, но снизу все равно просвечивало улыбающееся лицо Саддама Хусейна — точно упрямый призрак, не желающий отправляться на тот свет. Еще туда подогнали подъемник «Джини» c люлькой. На перекрестке стояли два столба линии электропередачи с большими трансформаторами, понижающими напряжение для подачи в ближайшие кварталы и пригороды Эль-Фаллуджи. Вокруг шныряли ребята в арафатках и пара человек в шапочках куфи, все — в оранжевых рабочих жилетах. Защитных касок я ни на ком не заметил (похоже, Управление по охране труда еще не добралось до провинции Аль-Анбар). С другого берега реки эти люди казались обычной разношерстной бригадой электриков, но с шестидесяти ярдов становилось видно, что это наши ребята. Ко мне подошел Альби Старк из нашего отделения — он помахивал свободными концами своего платка и пел песенку о том, как опасно наступать Супермену на плащ[30]. Потом он увидел подполковника и отдал ему честь. — А ну кыш отсюда, займись чем-нибудь, — рявкнул на него Джемисон. — И ради бога, не пой больше! Он повернулся к нам с Тако, но обратился только к нему — видно, решил, что из нас двоих Тако мозговитей будет. — Ну-ка еще раз, младший капрал Белл. — Джассим обычно выходит на улицу около десяти утра — покурить и поболтать со своими поклонниками, часть которых, вероятно, открыла огонь по наемникам. Он будет в сине-белой арафатке. Билли должен его завалить. Конец истории. Джемисон поворачивается ко мне: — Убьешь его — замолвлю за тебя словечко, представим тебя к награде. Промажешь или попадешь в кого-нибудь из ошивающихся рядом — тебе засадят больнее и глубже, чем мне, я лично об этом позабочусь. Все понял, морпех? — Думаю, да, сэр. Сам-то я в тот момент думал, что из уст сержанта Аппингтона те же слова прозвучали бы куда убедительней и страшней. Но надо отдать подполковнику должное: он старался. Несколько месяцев спустя он подорвался на дорожном фугасе; ему оторвало пол-лица и начисто отшибло зрение. Джемисон подозвал Джо Клечевски. Он тоже был из нашего отделения, которое мы прозвали «Горячей девяткой». Почти все «электрики» были оттуда, им пришлось вызваться добровольцами — ведь так сказал Тако. — Сержант, ты понимаешь, что надо делать, когда Саммерс произведет выстрел? Кляча заулыбался, сверкнув щербинкой между передними зубами. — Быстро снять их с верхотуры и свалить отсюда на хрен, сэр! Хоть Джемисон и нервничал — я это видел, да и остальные, наверное, тоже, — эти слова заставили его улыбнуться. Кляча умел выжать улыбку даже из самой каменной рожи. — Правильно мыслите, сержант. — А если он так и не объявится, сэр? — У нас всегда есть завтра. При условии, что завтра нам не прикажут переходить в атаку. Продолжаем работу, морпехи, и в случае успеха обойдемся без «ура», очень вас прошу. — Он показал пальцем на Евфрат и гиблый город на другом берегу. — Как поется в песне, нас слышно издалека[31]. Альби Старк и Кляча попытались залезть в люльку. Вообще-то она рассчитана на двух человек, но не на таких дылд, как Кляча. Альби чуть не вывалился наружу. Все, кроме Джемисона, засмеялись — еще бы, эти ребята отжигали не хуже Эбботта и Костелло[32]. — Вылезай оттуда, детина, — приказал подполковник Кляче. — Иисус прослезился. — Он показал пальцем на Хоя. Голенища его коричневых армейских ботинок торчали из-под куцых брюк. Это тоже выглядело забавно — он напоминал мальчугана, который нацепил отцовские сапоги и теперь топает в них по дому. — Ты, мелюзга. Иди сюда. Как звать? — Сэр, я рядовой первого класса Питер Кэшмен, и я… — Не козыряй, болван, ты нас демаскируешь! Тебя небось мама в детстве часто на голову роняла? — Никак нет, сэр, вроде не роняла… — Полезай в люльку с этим как-его, а когда вас подымут… — Он осмотрелся по сторонам. — Вот мудачье! Где чертов саван? Может, с точки зрения терминологии это было правильное слово, но во всех остальных смыслах — нет. Я увидел, как Кляча перекрестился. Альби, все еще стоявший в люльке, посмотрел себе под ноги. — Кажется, я на нем стою, сэр. Джемисон отер лоб. — Так, ладно, хорошо хоть кто-то про него вспомнил. Вспомнил про саван я. — Полезай в люльку, Кэшмен. Как можно быстрей подготовь огневую позицию. Время не ждет.