Раздается новый крик. Я оборачиваюсь, и мой взгляд падает на маленький тугой сверток в руках Тилли. Я до сих пор не видела ее лица и не уверена, что имею право делать это до прихода Нейта. Что-то подсказывает мне, что я должна подождать – пока он сам не увидит свою дочь. Кажется, что таким образом я бы вторглась на его территорию. – Прости, Мэди. Все так сложно, и я… – …не обязана объяснять все прямо сейчас. – Я слегка ей улыбаюсь. – Расскажешь все во время нашего двухчасового перелета. А пока нужно найти мальчиков. Как только эти слова слетают с моих губ, дверь распахивается, и на пороге появляется Бишоп – без футболки и с забрызганным кровью торсом. Его плечи вздымаются и опускаются при каждом вдохе. Я бросаюсь к нему, инстинктивно проверяя, все ли с ним в порядке, но, когда наши глаза встречаются, я вздрагиваю. Его глаза представляют собой две иссиня-черные сферы, и я едва могу его узнать. Я замираю, сжав кулаки. – Бишоп. Он качает головой, а затем пинком распахивает дверь шире, позволяя Нейту, Джейсу, Хантеру и Сэйнту войти в комнату вслед за ним. Они выглядят так, будто только что побывали на Третьей мировой войне. – Черт, – откашливается Нейт, отворачиваясь, чтобы прийти в себя. Наступает долгая пауза, пока Тилли не нарушает затянувшееся молчание. – Хочешь ее подержать? Глаза Нейта закрываются, сквозь зубы вырывается шипение. Он падает на колени, и воцаряется пугающая тишина. Я медленно приближаюсь к Нейту, игнорируя напряжение, образовавшееся между мной и Бишопом. – Нейт? – шепчу я дрожащим голосом. – Ты можешь ее подержать… – Не могу. – Он качает головой, задыхаясь при каждом слове, и встает на ноги. – Не так. Нам нужно уходить. Сейчас. – Он прав, – соглашается Бишоп. – Пока мы разбирались с охраной, Катсии удалось сбежать. – Еще бы она не сбежала. Я закатываю глаза. Ненавижу ее. – Она не знает, что Микаэла жива. Нам нужно убедиться, что мы сможем улизнуть раньше нее. – А что, черт возьми, заставляет тебя думать, что ты должна быть жива? – огрызается Нейт, прожигая взглядом Тилли. Атмосфера в комнате сразу же меняется. Меня охватывает беспокойство. – Нейт! – прерываю его я. – Она мать твоего ребенка и моя чертова лучшая подруга! – Она не больше чем ходячая матка. Ей больше не нужно быть живой. Ее работа окончена, и, – он переводит взгляд на меня, – я ей ни хрена не доверяю. – Не доверяешь? – кричу я так громко, что ко мне подходит Бишоп. – Ты любил ее! Нейт смеется. – Поосторожнее со словами, сестренка. Мы с тобой оба знаем, что, если бы я любил ее, я бы не трахался с Татум каждый чертов день. Он щурится, и я прожигаю его взглядом. Он не просто злится – он не в себе. Я знала, что, когда он окажется в этой комнате, что-то произойдет, но не ожидала, что он так взбесится – и особенно не ожидала того, что он будет вымещать свой гнев на Тилли. Сейчас я вижу это своими глазами. Изменение в его поведении. Чудовище, которое всегда скрывалось под его внешней развязностью, вырвалось наружу, выбрасывая из пасти языки пламени. Исходившая от него ярость зажгла во мне уже тлеющие вспышки гнева. – Это дерьмово, Нейт, – неодобрительно бормочу я, качая головой. Бишоп надевает футболку, и тогда я понимаю, почему он вошел без нее. На ней нет крови. И, к слову, он великолепно в ней выглядит. – Нам нужно уходить, сейчас же, – говорит Тилли, не давая Нейту ответить. – Здесь есть подземный тоннель, по которому мы можем добраться прямо до взлетной полосы, но нам придется вылезать через окно. – Хорошо, – Бишоп направляется к окну, по пути схватив меня за руку. – Ну нет. – Эли качает головой. – Я с Нейтом. Не доверяю этой стерве. – Можешь мне не верить, – наконец произносит Тилли, отдавая ребенка Деймону. – Но сейчас я – твой единственный выход. Эли смотрит на Нейта, который, в свою очередь, смотрит на Сэйнта и Джейса. Я бросаю взгляд на Джейса, после чего тот кивает. Хантер присоединяется к нему. – Если ты устроишь нам засаду, женщина, я покажу, почему тебе стоит меня бояться, поняла? – произносит Нейт, медленно подходя к окну. Тилли кивает, опустив глаза, а затем вылезает из окна. Деймон передает ей ребенка и следует за ней. Нейт уже собирается выпрыгнуть, но я ловлю его руку. – Хей! Я понимаю, что ты зол и растерян, но постарайся подавить гнев. Мы не знаем, что она пережила, Нейт. Постарайся не быть придурком. Он подмигивает мне, держась за край оконной рамы. – Я всегда придурок, сестренка. Затем он выпрыгивает в окно. – Вот и все. Пора звонить в больницу. У него точно шизофрения. – Твоя очередь. – Бишоп указывает на окно. – Бишоп, – шепчу я, – посмотри на меня. Он продолжает стоять на месте, сфокусировав взгляд на окне. – Вылезай из чертова окна, Мэдисон. – Что я сделала на этот раз? – Господи Иисусе, девочка! Хотя бы в этот раз ты можешь просто сделать то, что тебе говорят?! – Хантер хватает меня за руку и толкает к окну. – Вылезай. Сейчас! Я вырываю руку из его хватки и прыгаю. Мои ноги ударяются о пыльную землю с глухим стуком, по телу проходит вибрация. Нейт берет меня за руку и притягивает к себе. – Что я сделала не так? – спрашиваю я, глядя на него. Деймон стоит с другой стороны. Он берет меня за вторую руку. – За последние тридцать минут реальная жизнь вмазала ему между ног. – И что это значит? Я не хотела, чтобы мой вопрос звучал как нытье, но так оно и случилось. – Это значит, не спрашивай, пока мы, черт возьми, не вернемся домой. Затем Нейт толкает меня к Деймону и вытирает глаза ладонью. Нейт никогда не обращался со мной грубо, но опять же сегодня вечером все ощущалось по-другому. В наших жизнях произошли очевидные изменения, и я боялась смириться с тем, что все вокруг нас вот-вот рухнет. Бишоп выходит из окна последним, и как только подошвы его ботинок касаются земли, мы все бросаемся вслед за Тилли и Деймоном, который несет в руках ребенка. Это странно, и я чувствую, что за этим стоит какая-то история. У Потерянных Мальчиков есть своя миссия, которая заключается в ликвидации всех Лебедей – я точно знаю, что Деймон делал это раньше, так почему на этот раз он колеблется? Мои ноги продолжают нести меня вперед в тишине, нарушаемой лишь звуками наших подошв, стучащих по дороге. Тилли останавливается, и, пользуясь моментов, я обвожу взглядом все, что нас окружает. Мы бежим по полю, что на самом деле довольно странно. Если бы меня спросили, я бы сказала, что мы на заднем дворе размером с чертово футбольное поле. Тилли указывает на сарай, незаметно спрятанный за домом. – Нам туда. В полу есть люк, ведущий под землю. Через него они перевозят все, что не хотят документировать. – Ты имеешь в виду, что они проворачивают какое-то дерьмо за спиной Королей или что мой отец знает об этом, и они скрывают это от Круга? – спрашивает Бишоп, все это время находившийся за мной. Он почти не прикасался ко мне с тех пор, как вернулся после драки, и, если бы не вся эта ужасная история, в которую мы ввязались, я бы сошла с ума от переживаний. – Второй вариант и еще кое-что, – признается Тилли. Она подбегает к металлическому сараю. Мы все следуем за ней и ждем, пока Деймон откроет тяжелую железную дверь. Раздается громкий скрип, нарушающий тишину пустынного луга. Как только двери распахиваются, мы все забегаем внутрь. Тилли откидывает крышку люка. Он был достаточно велик, чтобы все мы могли без проблем пролезть внутрь. Она идет первой, а затем Деймон передает ей ребенка и тоже исчезает внизу. Мы забираемся в люк в том же порядке, в котором вылезали из окна, и углубляемся в тоннель. Стены вырыты прямо в земле, а по грязной «дорожке» проведены рельсы. Меньше, чем те, по которым ездят поезда, но определенно достаточно большие, чтобы вместить небольшую тележку. – В этих тоннелях есть участки, которые ведут не только к четырем фракциям Пердиты, но и к каждой из секций. – К каждой секции этого района Пердиты? – уточняет Бишоп. Тилли качает головой, прижимая ребенка. – Нет. Я имею в виду весь остров. – Это непостижимо. Что, черт возьми, здесь творится. Мы продолжаем наш путь по тоннелю. Двадцать минут спустя воздух становится спертым, а по моей коже стекает пот. – Тилли, – зову я, вытирая упавшую на лицо землю. Она смешивается с моим потом и превращается в мягкую глину. – С ребенком все в порядке? Тилли улыбается мне через плечо. – Она будет в порядке, когда все это закончится. Затем она останавливается. – Вот оно!