До руководителя следственной группы Дубынин дозвонился только глубокой ночью и сообщил ему, что находится у двери квартиры Попковых. — Я знаю, — ответил тот. — Это я внутри, — и открыл дверь. Дубынин спросил, что следователь делает в квартире жены обвиняемого. Тот ответил, что «пришел постирать вещи», потому что ему якобы негде жить. «Ну, мне эти сказки рассказывать было незачем, — говорит Дубынин. — Я понял, что он уже продолжительное время встречается с женой Попкова». Наутро Доморадов обвинил Дубынина в слежке, а сам поехал в СИЗО и долго о чем-то разговаривал с Попковым без адвоката и оперативных сотрудников. Сам же Дубынин написал рапорт, в котором подробно описал случившееся в доме Попкова. После этого из новосибирского Следственного комитета в Ангарск приехала проверка, в ходе которой со всех участников «маньячной группы» взяли объяснения. Артем предоставил им видео из квартиры Попкова и аудиозапись разговора, который состоялся у него с Доморадовым — их Дубынин сделал «для подстраховки» (мне он их так и не показал, хотя несколько раз обещал это сделать). Несмотря на все объяснения и вещдоки, Следственный комитет, по словам Дубынина, пытался завести дело на самого оперативника — за то, что он следил за Доморадовым, а также якобы рассказывал о ходе расследования Валерию Костареву, тем самым разглашая тайну предварительного следствия. Артема обвинили в том, что он хочет перессорить СК и МВД, и сделали все, чтобы спустить дело на тормозах. Дубынин возмущается этим до сих пор: «Я вытащил следователя из квартиры обвиняемого. А им этого мало было! Я что, должен был дело угробить?» Доморадов даже ездил в Москву, чтобы допросить Костарева, но тот «культурно отправил его куда подальше», а сам написал ходатайство о проведении проверки в Центральный аппарат СК. После этого Доморадова отправили на пенсию, а Артема оставили в покое. Оперативник считает, что, если бы Доморадова удалось «отмазать», постепенно он оттеснил бы всю остальную «маньячную группу» от работы, замкнул бы все процессы на себя и направил бы дело в суд с минимальным количеством эпизодов. Дубынин до сих пор удивляется действиям бывшего руководителя. «У Доморадова были все шансы стать генералом. Для чего он стал все это гробить? — недоумевает он. — До сих пор не могу понять его. Денег от Попковых он не получал — скорее, наоборот, сам же им помогал оплачивать адвоката. Видать, влюбился в Елену Павловну Попкову. Но ведь это жена обвиняемого, она находится по другую сторону баррикад — а ты следователь, полковник. Какая бы хорошая она ни была, ты не имеешь права никаких близких отношений с ней иметь». Логику действий Доморадова, который одновременно находился в отношениях с Попковой и пытался помочь ее мужу выйти из тюрьмы, никто из моих собеседников объяснить не может. Эта история сказалась и на карьере самого Артема — он и так раздражал начальство, а после отставки Доморадова над ним стали откровенно «издеваться». По сроку выслуги он уже давно должен был стать из капитана майором, но для этого ему нужно было получить повышение до старшего оперуполномоченного. Давать ему должность никто не спешил, несмотря на то что никакого специального престижа в ней не было: ни привилегий, ни значительной прибавки к зарплате. «Они как сделали? Попросили меня написать рапорт на повышение по службе, а когда я им его принес, сказали, что на это место уже взяли кого-то другого», — вспоминает Артем. Потом история повторилась. В третий раз рапорт Дубынин писать не стал — но в итоге его все-таки повысили, воспользовавшись прошлым заявлением. Случилось это в 2015 году — капитаном Артем к тому моменту прослужил восемь лет, в два с половиной раза дольше, чем это обычно бывает. Уйдя из органов, Доморадов вернулся в родной Новосибирск. Вскоре туда переехали и жена и дочь Попкова — по словам Дубынина, бывший следователь не только их юридически консультировал, но и одолжил денег на покупку жилья. Сам Василий Доморадов называет историю о его романе с Еленой Попковой вымышленной. По его словам, их отношения носили «другой» характер — какой именно, он в разговоре со мной уточнить отказался. Как и объяснить, что он делал в квартире Попковой, когда его там застал Дубынин. С женой маньяка они по-прежнему общаются — по словам Доморадова, семьями: «Они [Елена и Екатерина Попкова] и с моей женой хорошо знакомы». Свою внезапную отставку в 2012 году Доморадов объясняет тем, что его жена родила ребенка и он не хотел ездить по командировкам, а хотел быть с семьей. При этом в 2017 году в интервью «Комсомольской правде» он говорил, что ушел в отставку из-за «неожиданного конфликта со следственной группой», — и сейчас тоже рассказывает, что его коллеги писали на него анонимки, а также воровали информацию с компьютера, чтобы передавать Валерию Костареву. После того как Доморадова отстранили от дела, Попков заявил при сокамерниках, что при первом удобном случае воткнет Артему Дубынину карандаш в глаз. С этого момента Попкову стали сковывать руки сзади, а Дубынин общался с ним на расстоянии. В 2013 году «маньячную группу» возглавил еще один следователь из Новосибирска — Иван Антонов. Чтобы заниматься Попковым, он на год переехал с семьей в Ангарск. Работа началась с установки психологического контакта с обвиняемым — по словам Антонова, разговаривали они чуть ли не ежедневно, но на контакт убийца пошел только тогда, когда понял, что Доморадов к расследованию не вернется. «Это действительно жестокий человек, — рассказывает Антонов о Попкове. — Гомицидоман. Он как наркоман вел себя: хрустел костями на руках, смотрел то налево, то направо, сутулился, пожимал плечами — как змея. Он и сам мне рассказывал, что когда он убьет, то у него и настроение сразу хорошее, самочувствие нормальное». Самому Попкову новый следователь показался более напористым. Вскоре он начал расспрашивать сокамерников о том, как отбывают пожизненные сроки и как устроены тюрьмы, где это происходит. Поздним вечером в конце января Попкова нашли без сознания — как потом выяснилось, он упал в обморок, когда мастурбировал «на параше». По словам Дубынина, маньяк в тюрьме вообще «очень часто занимался онанизмом». В тот раз сокамерники сообщили Попкову: «Дрочить не в падлу, в падлу спалиться». После этого он стал аккуратнее, и больше такие инциденты не повторялись. В марте 2013 года выезды на следственные действия возобновились, Антонов допрашивал Попкова только по «старым» эпизодам, и тот на какое-то время успокоился и перестал нервничать. Пока следователь не припер его к стенке: дал понять, что сможет доказать его причастность к другим убийствам, по которым Попков еще не давал показания. После истории с Доморадовым Антонову фактически пришлось провести ревизию всех материалов следствия — доказанными к тому моменту могли считаться только те же три убийства, которые Попкову предъявили изначально на основании найденного на месте преступления генетического материала. Те убийства, по которым маньяк написал явку с повинной, не могли быть предъявлены ему в суде, пока признания были единственными доказательствами вины (к тому же на словах Попков то и дело обещал от этих признаний отказаться). Сотрудники «маньячной группы» заново изучили все вещдоки по убийствам, которые могли быть совершены маньяком, и отправили сотни предметов на генетические экспертизы. На двух из них, относящихся к разным преступлениям, нашли ДНК Михаила Попкова. В одном случае женщину изначально даже не включали в список жертв ангарского маньяка — ее ноги были обмотаны колючей проволокой, а убийца никогда не возился с телами жертв и ничем их не обвязывал. Когда оперативники изучили материалы более пристально, Антонов понял, что никто специально ноги женщины ничем не обматывал — проволока просто зацепилась за тело, пока его оттаскивали от дороги. На проволоке нашлось ДНК не только жертвы, но и Михаила Попкова. В другом деле все решила фотография места преступления — Антонов обратил внимание, что на сугробе, рядом с которым было найдено тело жертвы, отпечатался след от бампера, колес и глушителя редкой двойной формы. Следователь знал, что в конце 1990-х Попков ездил на довольно редкой в то время машине «Субару». Чтобы отыскать такую же, оперативникам пришлось поехать в Читу, но поездка себя оправдала: экспертиза подтвердила, что следы оставил именно автомобиль этой марки. Тогда же выяснилось, что жертвами убийцы все-таки становились не только женщины. Поздно вечером в конце апреля 1999 года Попков подобрал в городе троих сильно выпивших мужчин, среди которых был оперуполномоченный милиции Ангарска Евгений Шкурихин. Шкурихин попросил отвезти его к любовнице — и начал рассказывать, как спит с чужими женами (жена самого милиционера в тот момент лежала в больнице). Водителю это надоело, и он попросил заплатить ему и выйти из машины, но Шкурихин отказался. «Он начал махать служебным удостоверением, говорил: „Я тебе платить ничего не буду, вези меня домой“, — рассказывает Артем Дубынин. — Вместо этого Попков вывез его на трассу, вытащил из машины и задушил». Поняв, что следователи снова взялись за дело серьезно, Попков решил писать явки с повинной по новым эпизодам сам, чтобы они были засчитаны как смягчающие обстоятельства. 25 апреля он признался еще в семи убийствах, заранее предупредив следователей, что уже написал по этим эпизодам явки с повинной и нарисовал схемы мест расположения трупов, хотя и тут он то и дело постоянно пытался запутать следствие. Однажды маньяка привезли на проверку показаний по убийству, для которого он уже нарисовал схему, — и вместо того чтобы повернуть направо, как в рисунке, он повернул налево. «В итоге выяснилось, что там он тоже совершил убийство, а от первоначального маршрута решил уклониться в последний момент, когда увидел, что туда трудно проехать, — не хотел проторчать там полдня», — вспоминает Антонов. На вопросы следователей Попков отреагировал так: «А вам какая разница: слева или справа? Труп и труп — все равно же я убил». Прибегал Попков и к прежним уловкам, иногда выдумывая преступления, которых не совершал. «У нас с ним был уговор: если он напишет нам какую-нибудь лажу, обманет меня, то я расскажу журналистам не самую приглядную информацию о личной жизни его дочери, — рассказывает Дубынин. — И вот в какой-то момент, чтобы нас сбить с толку, начал выдумывать всякую ерунду — рисовал какие-то повороты по памяти и писал, что там он совершил убийство. Мы смотрим по журналам — не было такого преступления. Выезжаем на место, все перекапываем с металлоискателями — тоже нет. Спрашиваю у него, он мне отвечает: „Я хотел, чтобы у меня еще были эпизоды, чтобы подольше остаться в СИЗО“. Я сказал ему: „Михаил Викторович, так не пойдет“». Явки с повинной Попкова оформлял оперативный сотрудник Максим Степуненко. Когда он спросил у Попкова, зачем ему понадобилось признаваться в новых преступлениях, тот ответил: «Похоже, мне уже ждать нечего — посадят на полную, зачем мне теперь что-то скрывать». Когда оперативник уточнил у обвиняемого, во всех ли убийствах он уже признался, Михаил, улыбнувшись, ответил: «Когда придет время, расскажу еще». В апреле 2013 года Попкова перевели в другую камеру. Одним из новых соседей ангарского маньяка стал бывший сотрудник военной пожарной части Евгений Гончарук, которого обвиняли в мошенничестве. Как и Романов, он тоже занимался перегоном машин, и с Попковым они часто обсуждали авторынки Дальнего Востока, запчасти и тюнинг. Маньяк показался Гончаруку спокойным и общительным человеком. Он любил рассказывать истории из жизни (например, о том, как перегонял автомобили), обсуждал с сокамерниками фильмы и книги, говорил о родных. «По нему никогда не скажешь, что он совершил столько убийств, — говорил потом Гончарук. — Хотя иногда он замыкался в себе, был неразговорчив. Иногда мне казалось, что Попков живет в каком-то нереальном мире — себе на уме». «О совершенных убийствах Попков рассказывал спокойно, без всякого сожаления или раскаяния, — вспоминал Гончарук. — Говорил, что бабы сами виноваты в случившемся, что им не надо было ночами ходить по городу пьяными и искать приключения на „заднее место“. Что нормальная женщина должна всегда быть дома с семьей, а не гулять с другими». Другой сокамерник маньяка тоже говорил, что тот рассказывал об убийствах без всякого сочувствия — и даже с упоением, смакуя подробности. При этом у Попкова до последнего была надежда на то, что благодаря истечению сроков давности по его преступлениям и написанным явкам с повинной он сможет в какой-то момент выйти на свободу и понянчить внуков. Мыслями об этом он делился и с сокамерниками, и с оперативниками. «Он надеялся получить 19 лет и выйти по УДО, — рассказывает Романов. — Но я сразу ему сказал, что он в любом случае получит пожизненное, а потом сам начнет рассказывать, только чтобы остаться в СИЗО — дышать там свежим воздухом иногда». Когда стало понятно, что надеяться не на что, у Попкова возникли мысли о самоубийстве. По словам Романова, в какой-то момент маньяк попросил принести ему «какую-нибудь таблеточку, от которой утром можно не проснуться». «Я сказал ему: „Нет, Миша, ты с этим жить должен“, — вспоминает оперативник. — Он себя очень любит, считает себя с семью пядями во лбу — до копейки мне пенсию рассчитал в уме. Но повеситься или вскрыться — не его тема. Не дай бог больно себе сделает. А вот таблеточку он мог бы проглотить». При этом Life писал о том, что Попков пытался повеситься в камере — после этого его даже поставили на учет как склонного к суициду. Тем не менее не только Романов, но и другие оперативники считают, что на самоубийство маньяк бы никогда не пошел. «По сравнению с ним мы с вами даже халатно относимся к своей жизни, — объясняет один из следователей. — Он за собой ухаживает, бережет себя, зарядочку делает, следит за здоровьем, лишний раз не провоцирует никого, чтобы не быть втянутым в конфликты, в которых он может пострадать или получить какое-то заболевание. Жить-то ему очень хочется». Сам Попков о самоубийстве (как и о многом другом) рассуждает уклончиво — мол, он, может, и был бы рад покончить с собой, но технической возможности нет, а значит, и думать об этом незачем. «Я круглосуточно нахожусь под камерой, каждые 15 минут в глазок заглядывает охранник. Когда я в туалете, он мне в дверь стучит. А неудавшаяся попытка может ухудшить мне условия содержания: не хочу оказаться в камере с мягкими стенами, — объяснял мне убийца Попков. И, немного подумав, добавил: — Так еще скажу: это можно всегда успеть сделать. Пока мне неплохо живется, сегодня у меня есть книжка, сигареты, кофе. Когда уже совсем тяжело будет, писем из дома нет, журналисты не приезжают, никакого разнообразия — тогда и сделаю. Я сам себе хозяин». В какой-то момент Антонов и его коллеги собрали столько материалов и доказательств, что было понятно: пожизненного заключения Попкову не избежать, дело можно передавать в суд. Сам Антонов считал, что после суда в остальных преступлениях маньяк будет признаваться даже более охотно — поскольку надеяться ему будет уже не на что, а на время следствия его будут из колонии перевозить в СИЗО. Так или иначе, самому Попкову обо всех этих рассуждениях решили не сообщать. Он продолжал писать явки с повинной — в какой-то момент их количество превысило четыре десятка. Тем временем в мае 2014 года следователь Антонов направил первое дело против Попкова в суд: бывшего милиционера обвинили в 22 убийствах и еще двух покушениях на убийство. Глава 12. Вырастить мужика После ареста Михаил Попков все время беспокоился о своей семье. Он соглашался говорить об убийствах со следователями без диктофона и камеры — чтобы записи не попали в прессу и не отразились на его близких. Он с гордостью рассказывал сокамерникам о своей дочери, которая тогда работала школьной учительницей. И с ней, и с женой он первые годы, пока шло следствие, общался постоянно — они писали ему письма, делали передачи, приезжали с домашней едой на следственные действия. И сами ходили к оперативникам на допросы. Елену Попкову, супругу убийцы, вызвали к следователям одной из первых — через два дня после его ареста. Она вела себя спокойно: «Не было такого, чтобы она разревелась или стала вопить „Ой, Миша, что ты наделал?“ или „Почему вы думаете, что мой муж маньяк?“ — вспоминает Артем Дубынин. — Она вообще никаких вопросов не задавала». Попкова вспомнила, что муж очень переживал, когда в марте его попросили сдать биологический образец, — якобы потому что боялся, что его заподозрят в преступлении, которого он не совершал. Сам убийца до сих пор уверен, что его поймали случайно, просто потому что брали генетический материал у всех подряд, — он сравнивает следователей с артиллеристами, которые бомбардируют большой участок земли: «Они не знают, где цель, но им надо всю территорию накрыть». Жена убийцы подтвердила многие факты, которые следователи уже знали, — например, о марках машин, которые водил Попков, — но сказала, что доверяла мужу и никогда не проверяла, где он и что делает, когда он не ночевал дома или приходил очень поздно (а такое случалось регулярно). Тем более что она была в курсе всех его подработок: от перепродаж ворованного бензина до перегона машин с Дальнего Востока. В особенно голодные годы, как рассказывала Попкова, ее муж по вечерам часто таксовал. Он вообще всегда любил машины — одалживал у знакомых покататься, когда еще не было своей, а когда наконец купил себе, всегда держал в чистоте и тщательно мыл. В бардачке, по воспоминаниям жены, Попков всегда хранил презервативы, в багажнике — топор и штыковую лопату, а под водительским сиденьем — сумку с ключами, отвертками и ножами и другими предметами, которые могли пригодиться в дороге или когда они всей семьей ездили в лес на шашлыки. (На деле Попков использовал все эти предметы в том числе для того, чтобы убивать своих жертв.) Еще муж Попковой любил свою милицейскую форму — и носил ее, даже когда не был на службе. На допросах Елена назвала Попкова отличным семьянином, заботливым отцом и настоящим другом — притом что, по ее словам, никаких друзей на работе у него не было и все свое время он проводил с ней и дочерью. Муж всегда держал себя в хорошей спортивной форме, занимался лыжами, ездил на велосипеде; никогда не проявлял агрессию по отношению к Елене и дочери; пил редко и мало — и даже когда был пьян, вел себя вежливо. Никакого женоненавистничества Попкова за мужем тоже не замечала и вообще считала его добрым и бесконфликтным человеком. Едва ли не единственной странностью, о которой Елена рассказала следователям, была почти болезненная чистоплотность мужа — он испытывал брезгливость к тем, кто плохо соблюдал правила гигиены. При этом знакомые семьи Попкова рассказывали на допросах, что, когда мужа не было рядом, она становилась более раскованной и открытой — «чувствовалось, что с ним она жила в напряге». Сам Попков на допросах о жене говорил неохотно и ее причастность к убийствам отрицал. Однако оперативники в какой-то момент начали сомневаться в том, что он говорит правду, — в особенности из-за того, что у одной из жертв двойного убийства, которое Попков совершил в 1998 году неподалеку от деревни Зуй, были обнаружены различные по глубине колото-резаные раны, которые можно было нанести только двумя разными по размеру и ширине лезвия ножами. «Было ощущение, что одну из жертв просто потыкали ножом — не причинив ей смертельных ран, — говорит Артем. — По крайней мере скончалась она не от этого. Тогда мы провели Попкову полиграф, и у него „стрельнуло“ на жену». В современной криминалистике идет много споров о том, насколько вообще достоверны допросы с применением так называемого детектора лжи, — однако после того, как сработал полиграф, Попков и сам сообщил оперативникам, что совершил это убийство вместе с женой. Свои действия он никак не объяснил, но, как предполагают Дубынин и его коллеги, убийца мог заставить женщину нанести жертве эти ранения, чтобы «повязать ее кровью», заставить держать язык за зубами. Чтобы убедиться в непричастности Попковой, ей самой предложили пройти полиграф — Дубынин объяснил ей, что у следствия есть информация о ее участии в убийстве. Женщина долго отказывалась, а когда наконец согласилась, уже на третьем вопросе начала истерически плакать. Ее пришлось отпаивать водой, а допрос — прервать. Попкова объяснила, что у нее случился нервный срыв: ей стало стыдно, что она жена убийцы, и окружающие на нее как будто «пялятся» и показывают пальцем (допрос на полиграфе проводился в отдельной комнате, где не было никого, кроме Попковой и специалиста по этой технологии). Это была первая истерика Попковой — во время допросов она всегда вела себя спокойно и даже хладнокровно, чем даже удивляла следователей и оперативников, которые между собой называли ее женщиной с железными нервами. Поэтому ее реакция на полиграф всех и насторожила. Когда через некоторое время ей предложили пройти тест повторно, она наотрез отказалась, объяснив это тем, что он вызывает у нее слишком болезненную реакцию. Так или иначе, выдвигать обвинения Елене Попковой следствие не стало: доказать ее причастность было бы очень сложно, а сама женщина категорически отрицала, что что-то подобное произошло. В итоге официальная версия следствия по этому убийству — в том, что Попков сам убивал жертву двумя ножами. Сотрудники «маньячной группы» считают, что, даже если никакого совместного убийства не было, шансов на то, что Елена Попкова не догадывалась, чем занимался ее муж, мало. «Как можно убить человека топором, вернуться домой и при этом не вызвать вопросов у близких? — недоумевает один из оперативников. — Один или два раза можно сказать, что подрался, но ведь не будешь же рассказывать эту сказку 80 раз, да еще и супруге, которая работает с тобой в одном здании». Артем Дубынин приводит в качестве одного из аргументов в пользу того, что семья была в курсе преступлений Попкова, тот факт, что родные бывшего милиционера согласились на адвоката по назначению: по мнению оперативника, если бы они верили в невиновность Попкова, они бы потратились на хорошего юриста. Впрочем, есть среди следователей и другие мнения. Один из моих собеседников считает, что жена могла не знать о преступлениях Попкова просто потому, что вообще не интересовалась жизнью мужа. «Ей фиолетово было, что он делал, — рассуждает оперативник. — Если бы она знала, [что он совершал убийства], она бы предприняла все меры, чтобы сохранить собственную жизнь. Я на 100 % уверен, что такой информации у нее не было. Маньяки ведь все одиночки. Они никогда никому не поведают о своих делах — ни за что в жизни, ни под каким предлогом. Тем более близкому человеку. В данном случае не по душе близкому, а просто по ситуации — они вместе жили, и, какими бы ни были их отношения, у них была дочь, которую они воспитывали в меру своих способностей». «Было ощущение, что после ареста Попкова его семья вздохнула с облегчением, — рассказывает Артем Дубынин. — Жена его так вообще расцвела: поменяла прическу, начала более женственно одеваться, купила себе новые платья и блузки, стала краситься. Даже сам Попков заметил, что она помолодела, и сказал ей однажды: „Что-то ты, Лена, так молодо выглядишь?“ Когда мы его задержали, она была похожа на забитую серенькую мышку. А после того, как его посадили, она вдруг зажила в свое удовольствие». Именно тогда, судя по всему, у Попковой сложились близкие отношения со следователем Василием Доморадовым. Когда делом после Доморадова стал заниматься Иван Антонов, Елену удалось вывести на более откровенный разговор о муже. В итоге она призналась, что боялась супруга: после ее измены в 1992 году он превратился в настоящего деспота, часто припоминал ей «предательство», нередко поднимал на нее руку, а однажды ночью чуть не задушил. «Он пришел в себя, только когда Елена закричала, — рассказывает Артем. — Оделся и ушел из дома на несколько часов. Может, в тот день он кого-то другого убил». Сам Попков, вспоминая об этом эпизоде, рассказывал, что не раз видел сон, в котором убивает жену и дочь, — после чего в ужасе просыпался и бежал проверять, живы ли его близкие. Родителям Елены Попковой, которые все это время жили на Сахалине, зять никогда не нравился. Ее мать рассказала на допросе, что Попков сразу показался ей «забитым» и «находящимся под влиянием своей матери» мужчиной, да и всю его семью она считала «алчными, прижимистыми, скупыми и нечистыми на руку людьми». Вероятно, отчасти поэтому дочь с семьей никогда не приезжала в гости к родителям — общались они только по телефону. Еще один родственник Попкова — бывший муж его сестры Александр Литвиненко, вместе с которым убийца рыл могилы, — тоже запомнил алчность Попкова: по его словам, милиционер был способен пойти ради денег на убийство, причем превыше всего даже ставил не свое богатство, а финансовое благополучие семьи; прежде всего — дочери, которую он любил беззаветно. Куда более доброжелательно отзывались о Попкове его самые близкие родственники. Его родная сестра Елена вспоминала, как в детстве родители часто ставили старшего брата ей в пример — он всегда отлично учился, был аккуратным и старательным. Хорошие отношения сохранялись у них и дальше; потом Елена вспоминала, что семья брата казалась ей идеальной, а в то, что жена могла ему изменять, не верит до сих пор. В 1999 году Елена вместе с мужем переехала из Ангарска к родителям в Липецкую область, и с тех пор они с братом почти не общались. Поэтому она очень удивилась, когда в апреле 2012 года — через несколько недель после того, как по требованию полиции сдал генетический материал в Ангарске, — Михаил внезапно приехал к ней в Москву, куда она отправилась на заработки, и очень тепло пообщался с сестрой: такое поведение показалось ей нехарактерным. После встречи с сестрой Попков поехал в село под Липецком — навестить мать, которую он не видел несколько лет. Антонина Егоровна обратила внимание, что сын изменился к лучшему — стал мягче и заботливее. Попков прожил у нее две недели, рассказывал о своей жизни и проблемах на работе, а потом уехал. Через несколько месяцев его семья узнала, что Михаила обвиняют в убийствах нескольких десятков женщин. Никто из родственников Попкова не согласился поговорить со мной для этой книги. О его дочери Екатерине я знаю совсем немного — на момент ареста отца она работала учительницей информатики в школе в Ангарске, а потом переехала с матерью в Новосибирск и вскоре родила сына. Один из сотрудников «маньячной группы», который занимался перлюстрацией переписки Попкова, рассказал мне, что до 2015 года дочь регулярно писала ему письма, где рассказывала о своей жизни, спрашивала, «на кого он ее оставил», просила «побороться» и говорила, что по-прежнему уверена, что он самый лучший отец, — и ей все равно, «что он сделал и в каком количестве». Тогда же, в 2015 году, Елена и Екатерина Попковы пришли на программу «Пусть говорят» на Первом канале — выпуск был целиком посвящен преступлениям ангарского маньяка. Михаила Попкова к тому моменту уже признали виновным, но его жена и дочь отрицали его причастность к убийствам. Елена уверяла, что чувствовала себя за мужем как за каменной стеной и никогда не замечала за ним никаких странностей — а ведь на его одежде, которую она стирала, должны были оставаться пятна крови. Екатерина называла себя «папиной дочей» и рассказывала, как вместе с отцом ездила в детстве кататься на велосипеде, как они вместе коллекционировали машинки, как он встречал ее со школы и института. «Мы с ним родственные души, — сказала она. — Каждой частичкой своего тела и души я с ним». Ходили в телевизор и мать, и сестра Попкова — и тоже вспоминали его детство и молодость и настаивали на невиновности родственника. Антонина Попкова рассказывала, что в детстве сын был отличником, любил готовить, был чистюлей — и всегда слушал мать: «Я старалась вырастить мужчину, мужика. Он даже как-то хотел откосить от армии, я ему сказала — нет, а мое слово для него закон был». Елена говорила, что у брата была идеальная семья, и ни о каких проблемах она от него никогда не слышала. «Миша, ты бы какой-то знак, что ли, подал: делал ты это или нет, — обратилась к сыну Антонина Попкова. — И почему? Что случилось? И зачем? Все-таки с сестренкой рос, семью завел, дочку сильно любит, жену. Идти на такие вещи — значит лишиться семьи, не видеть дочку, не видеть родных. Он разве этого не знал?» Она заключила, что всегда будет любить сына, но, если он действительно совершил то, в чем его обвиняют, «пусть отвечает». Отношения самого Попкова с матерью после того, как его задержали, фактически прервались — писем от нее он не получает, а сам написать не решается: только передает приветы через сестру. Зато Екатерине — а также жене и сестре — он много лет писал регулярно. Поначалу они отвечали часто, потом — все реже и реже, в последние годы коммуникация разладилась совсем: никто из родных не приезжает к Попкову на свидания, денежные переводы и передачи ему тоже присылать перестали. Попков на родных не обижается — говорит, что у них есть дела поважнее, да и вообще: «Нежелательно, чтобы на них вся эта ситуация как-то отразилась». Особенно Попков переживает, чтобы его история никак не отразилась на судьбе внука. Ему в 2020 году исполнилось пять лет, и назвали его в честь деда — Михаилом. Глава 13. В какую грязь все превращается