— Что… тут… стряслось? — спросил он хрипло. Не успел Дарт придумать, что сказать, как Ти противно взвизгнул: — Это все он начал! — и ткнул пальцем в Дарта. — Что именно? — Директор грозно нахмурился, и воспитанники сразу смекнули, что отвечать следует коротко и по существу. — Дарт разбил именную кружку, — заявил Ти с хитрым прищуром и, вытянув вперед тощую руку, добавил: — Вот доказательство. Я порезался. Его палец был обмотан пластырем — тем, что они сняли с кружки, которую, видимо, сами и разбили. Этого им показалось мало, и после настал черед свитера под матрасом. Все присутствующие ахнули и осуждающе уставились на Дарта. Он заявил, что Ти врет, выгораживая своего дружка. Толпа загалдела, и было непонятно, кто на чьей стороне. — Дарт, наверно, разбил кружку случайно, — попыталась защитить его младшая воспитательница с печальными оленьими глазами, но ее тут же одернули коллеги, и она замолчала, потупив взор. Еще один изгой приюта, только среди взрослых. — Он сказал, что ему не нужны глупые подарки, — выступил зануда Йен. — …Потому что Луна подарила ему свитер, — поддакнул ябеда Ти. — А нам никто не дарил такого, — плакса Том шмыгнул носом. Остальные согласно закивали. — Эл просто проучил его, чтобы Дарт не хвастал, — крикнул кто-то из толпы. — В уборной? — удивился директор. Тут до них дошло, что происходит за закрытой дверью, и уже они стали ломиться настойчивее, призывая Эла немедленно впустить их. Когда же взрослым удалось прорваться, они застали его стоящим у двери с таким видом, словно он испугался торчащих из унитаза рукавов, похожих на щупальца водяного монстра. Свитер выловили палкой и выбросили в мешок с прочим мусором. Дарт с щемящим сердцем наблюдал, как по полу волокут холщовую тушу, поглотившую его подарок, а после вполуха слушал нотации директора, который наказал обоих: Элу досталось за разведенную грязь, и его заставили драить уборные, а Дарта за осквернение традиции и хвастовство отправили убирать листву. Он зашел в комнату на минуту, чтобы одеться, хотя слабо соображал, что делает. Натянул на себя теплые вещи, а затем так же бездумно сунул ноги в ботинки. Когда ступни пронзило резкой болью, Дарт решил, что ноги онемели от холода, потом спешно снял ботинок и перевернул его подошвой вверх, вытряхивая на пол острые осколки, оставшиеся от кружки. Пока он получал выговор в кабинете директора, эти гады устроили очередную подлянку. Дарт растерянно глядел на темное пятно крови, расползающееся на носке, и едва не плакал. Увы, это не освободило его от наказания — он все равно отправился убирать листву. С больной ногой работа продвигалась медленно, и Дарт проторчал на улице до темноты, чуть не опоздав к ужину. В столовой шептались и обсуждали произошедшее. Воспитательницу уличили в ужасном поступке — мало того что среди приютских у нее оказался любимчик, так она еще и на подарки ему расщедрилась. Теперь у короткоименных появилась новая причина ненавидеть Дарта. Он сел отдельно, не желая лишний раз напоминать о себе, но даже тогда колючие взгляды его не оставили. За соседним столом переговаривались старшие. Раньше Мео и Дан подсаживались к нему или звали за свой стол, а сегодня сделали вид, что не заметили его. Ковыряя вилкой слипшиеся комки каши, Дарт невольно слышал обсуждение старших, растерянных из-за того, что остались без воспитательницы. Осознание пришло медленно, будто растеклось по телу раскаленной лавой и выжгло все чувства. Дарт хотел броситься к Луне, но не посмел. Так и просидел в столовой, уставившись в тарелку с нетронутым ужином, а после до жуткой боли в ступнях бродил по коридорам, чтобы не возвращаться в спальню. Оказавшись в крыле старших, Дарт наткнулся на Мео. — Нет ее здесь, — шепотом сказал он. — Пару часов назад проводили. Мог бы прийти попрощаться. Ее ведь из-за тебя выгнали. Так Дарт узнал, что судить могут не только за дурные поступки, но и за любовь. Стыд и отчаяние зарокотали в горле. Он ничего не смог сказать. Мео по-дружески похлопал его по плечу: — Иди-ка ты спать. Дарт вернулся в комнату поздней ночью. Все уже спали, кто-то даже похрапывал во сне. Он прошмыгнул к своей кровати — раскуроченной, с перевернутым матрасом, — кое-как расправил постель и рухнул ничком. Спать он не мог, потому что в голове крутилась навязчивая мысль: в приюте ему не место. Он давно стал чужаком среди завистливых сверстников; а теперь утратил дружбу со старшими и лишился Луны. Ничто не держало его здесь, даже страх остаться без удостоверяющего жетона. Подумаешь, не будет у него железки с дурацким именем и такой же дурацкой фамилией — одной на всю группу. Очередная глупая традиция приюта заключалась в том, чтобы давать выпускникам общую фамилию. Это символизировало, что приютские, выросшие вместе, будто бы становятся братьями и сестрами. У сирот и имена частенько повторялись, поскольку фантазия нянечек давно иссякла. Так что Дарту думалось, что общая фамилия создана для того, чтобы лишний раз не напрягать извилины. С того дня жизнь в приюте превратилась для него в сущий кошмар, и ни одной ночи не проходило без того, чтобы Дарт не задумывался о побеге. Осень подходила к концу, оставляя все меньше времени на сомнения. Сбегать следовало до заморозков и первого снега. В тулупе далеко не уйдешь, на снегу оставишь следы, а в холодные ночи с трудом отыщешь пристанище. Однако Дарта всегда что-то останавливало. Потом он подрался с Элом — уже и не вспомнить, по какой причине. В память въелось только очередное наказание за дурное поведение: их выставили на улицу в пижамах и назначили скверную цену за возвращение в тепло. Им следовало помириться и пожать руки. Оба наотрез отказались это делать. После долгих лет вражды сложно пожать ту руку, которой были набиты твои синяки. Они упрямо стояли на лестнице, стуча зубами от холода, и не собирались уступать. Первой не выдержала воспитательница, признав, что мера не сработала. Она вышла к мальчишкам и велела «вернуться в дом». Здешние взрослые часто называли приют домом, однако за все годы эти слова так и не срослись друг с другом. Смысл вещей не меняется от их названия, и ни одно место не станет домом лишь потому, что им наречено. Странно, что взрослые не могли понять столь простую истину. Тогда, стоя на улице, Дарт подумал: холод не такой уж сильный. Если он выдержал его, стоя босыми ногами на каменных ступенях, то и в теплой одежде сможет. Дождавшись, когда все уснут, Дарт прокрался в кабинет директора, чтобы найти сведения о Луне. Так ее звали дети, но воспитатели, директор и другие взрослые обращались к ней «госпожа Бри». Среди бумаг он нашел документ, откуда узнал адрес и полное имя Луны. На самом деле ее звали просто Ю Бри. Каково это — жить с именем в одну букву? Ему стало стыдно, что он ныл о своих четырех буквах перед той, кому досталась только одна. Он записал адрес и решил, что сбежит завтрашней ночью. Целый день Дарт готовился: обменял рогатку на пару монет, втихаря стащил плед и сложил его в рыбацкий рюкзак, который выпросил у сторожа. Старик уже давно забросил рыбалку из-за больных ног и просто обставил свою каморку памятными вещами. Удивительно, как он согласился расстаться с рюкзаком. Возможно, в нем взыграли сентиментальность и воспоминания о том, как он принял Дарта во фруктовой корзине. Сторож в очередной раз стал пересказывать эту историю и уснул на моменте про «льдинки застывших слез». Дарт спрятал рюкзак в ворохе жухлых листьев на заднем дворе, пустовавшем в холодное время, и отправился в столовую. Там ему удалось тайком взять немного еды после ужина, а потом сложить ее в спрятанный рюкзак. Поздней ночью Дарт выбрался через окно спальни, выходящее на задний дворик, и приземлился как раз рядом с кучей листвы, скрывающей рюкзак с припасами. Преодолеть закрытые ворота оказалось сложнее, но он справился: вначале перекинул на другую сторону рюкзак, затем — свою куртку. Сам не рискнул карабкаться по железному забору, чтобы не греметь замком. Зато его худое тело легко протиснулось между решетками и бесшумно выскользнуло на свободу. Быстро собрав вещи, он бросился бежать и остановился только через пару кварталов. Пока переводил дыхание, огляделся и испытал странное ощущение. Он провел в приюте всю свою жизнь. В город их выводили редко, да и то лишь на главную площадь и в южную башню Хранителя. С ужасом Дарт понял, что не знает, куда идти. Адрес на клочке бумаги — не карта, а бесполезный шифр, если не ориентируешься. Дарт пошел наугад, надеясь встретить прохожего и спросить дорогу. Спустя время он увидел на перекрестке человека и подбежал к нему, держа адрес наготове. — Простите, вы не подскажете… Мужик осклабился и, прежде чем Дарт успел понять, что происходит, схватил его за локоть: — Ну-ка, малой, что тут у тебя? Он попытался вырваться, но держали его крепко. Не руки, а клешни. — Не брыкайся, а то тресну. — Помогите!!! — завопил Дарт. Из темноты раздался оглушающий свист, отпугнув незнакомца. Рюкзак он все-таки урвал и скрылся прежде, чем следящий перебежал через улицу. Дарт спасся от одной беды, но попал в другую. В приюте его нещадно выпороли, и тело еще долго помнило эту стыдную боль. Наказание только распалило в нем желание сбежать. Всю зиму Дарт ждал подходящего момента и успел основательно подготовиться. Адрес запомнил наизусть. В библиотеке нашел карту города и перерисовал, как умел. Чтобы никто не нашел ее, он всегда носил свернутый лист с собой, зашив его в отвороте брюк. Ни деньги, ни еду не откладывал — иначе кто-нибудь точно догадался бы и донес директору. Второй подобной выходки ему не простили бы и отправили на перевоспитание в Общину за стеной. Те с радостью принимали в свои ряды приютских, потому что всегда нуждались в рабочей силе. Так что если в воображении Дарта и существовало место хуже приюта, то оно таилось за каменной крепостью на краю города. В середине весны он решился на второй побег. На сей раз, выбравшись на волю, Дарт сразу определил нужное направление и побежал. Карта ему не понадобилась, он заучил маршрут наизусть. До Рабочего квартала добрался быстро, а нужный дом отыскал с трудом, поскольку нумерация шла вразброс, будто кто-то чихнул цифрами и оставил как есть. Он обежал улицу вдоль и поперек, пытаясь разглядеть таблички, и чуть не запрыгал от радости, увидев знакомый адрес. Не задумываясь о том, что сейчас неподходящее время для визита, он постучал. Потом еще и еще раз. Он колотил до тех пор, пока в окне не зажегся свет. Затем открылась форточка, и заспанное помятое лицо выглянуло на улицу. — Эй, хулиганье, а ну кыш! — гаркнула неизвестная ему дама. — Простите, я ищу госпожу Бри… — Нет здесь таких! — Форточка захлопнулась с дребезжанием стекла. Дарт остался стоять у двери, но уже не колотил в нее. Он не знал, что теперь делать и где искать Луну. Безразличная к его беде хозяйка постучала по стеклу, чтобы напомнить: ему пора проваливать отсюда. А идти было некуда. Одну ночь он провел на скамейке, не смыкая глаз. Без конца мерещилось, что за ним кто-то следит из темноты и тянет к нему руки-клешни, хотя на сей раз у него не было с собой ничего мало-мальски ценного, что могли бы украсть. Так он и просидел до утра, озираясь по сторонам, вздрагивая от каждого шороха. Следующий день Дарт потратил на то, чтобы обойти соседей, расспрашивая, не знают ли они, куда подевалась прошлая жительница дома. Несколько человек решительно заявили, что никогда не видели такую женщину. Даже когда он называл имя, люди пожимали плечами. Многие и вовсе не отвечали, отмахиваясь от него. Лишь один человек вспомнил Луну. Это был пухлолицый парень из булочной, будто раздобревший на дрожжах. Он сказал, что похожая женщина заходила по утрам за свежей выпечкой, но с осени здесь не появлялась. Все совпадало. Дарт до сих пор помнил, что от свитера, связанного ее руками, пахло сдобой, а из приюта она ушла после его дня рождения. От осознания, что Луна исчезла навсегда, он почувствовал в животе ноющую пустоту: не только от боли утраты, но и от двухдневного голода. Дарт хотел купить хлеба, но денег у него не было. Булочник предложил помочь перетащить мешки с мукой и в качестве платы накормил его досыта. Бесцельно шататься по улицам Дарт не мог — наверняка приют уже донес о побеге, и любой следящий поймал бы его. К вечеру он двинулся в сторону фермерских бараков, рассудив, что там риск попасться значительно меньше. Начинало холодать и темнеть, Дарт валился с ног от усталости — еще одной бессонной ночи на улице он бы не выдержал. Отчаяние заставило его пробраться в чей-то сарай. Там нашлись солома, пригодная для сна, и бочка с соленьями, пригодными для еды. А большего Дарт и не желал. Он взял немного, ровно столько, чтобы утолить голод, и повалился спать. Дарт хотел незаметно ускользнуть ранним утром, а очнулся к обеду. Чудо, что фермеры не обнаружили его к тому времени. Впопыхах собираясь, он не додумался заглянуть в бочку за завтраком, о чем вскоре пожалел. Весенний день выдался пасмурным и зябким. На улице было тихо, туманно, пустынно. Фермеры уже покинули свои угодья, но еще не вернулись с рыночной площади. Он шел, разглядывая маленькие домики с черными и серыми крышами. В одних дворах возвышались полупрозрачные теплицы, похожие на горбатых призраков; другие были застроены загонами для скота, сараями и силосными; встречались полностью засаженные садовыми деревьями — еще голыми и бесполезными, как остов сломанного зонта. Возможно, когда-то давно в одном из садов выращивали фрукты, которые складывали в корзину, ставшую ему колыбелью. Возможно, где-то здесь до сих пор живет его мать… От этой мысли стало горячо в груди. Еще пару дней назад он бы бросился искать ее, заглядывал в окна, пытался бы узнать в какой-нибудь женщине схожие черты, а теперь ни во что не верил. Раз он не смог найти человека, зная его имя и адрес, то вовек не отыщет незнакомку, что двенадцать лет назад отдала его в приют. В раздумьях Дарт не заметил, как миновал фермерские домики и вышел на дорогу. Колея, оставленная тачками и гружеными повозками, тянулась вдоль поля, а на горизонте утыкалась в дом, стоящий на отшибе. Дарт решил идти напрямик, рассудив так: дом либо заброшен, либо служит одинокому старому человеку, который не откажется от помощи и взамен пустит на ночлег. Чем ближе он подходил к дому, тем больше тот становился, словно бы разрастался при виде Дарта, как жаба, почуявшая опасность. Ржавые остроконечные выступы на крыше торчали, точно наросты, каменная облицовка напоминала ороговевшую кожу, а доски на крыльце, проседая под ногами, издавали звук, похожий на кваканье. Дарт нажал на дверной звонок, механизм оказался сломан и нем. Тогда он постучал, потом приложил ухо к двери, вслушиваясь, но различил только гул ветра. Возможно, прохудилась крыша или разбились окна, впустив сквозняк внутрь. Вряд ли кто-то смог бы жить в продуваемом доме, из-за чего Дарт решил, что место заброшено, и, не дождавшись разрешения, вошел. Изнутри дом выглядел намного хуже: все покрыто одеялом душной пыли, а потолок увешан трепещущей на сквозняке паутиной. Дарт еще раз позвал хозяев, но никто не откликнулся. Тогда он решил переночевать здесь — и первым делом отправился на поиски съестных запасов. Кухню он отыскал быстро и оставил надежду утолить голод. Запах гнилых продуктов резко ударил в нос и отбил всякий аппетит. Дарт отправился проверять остальные комнаты, чтобы выбрать место для ночлега, и вскоре набрел на помещение, бывшее когда-то рабочим кабинетом, о чем говорили деревянный стол, стены, увешанные разнообразными чертежами, и узкая софа. Благодаря окну без трещин и пробоин здесь сохранялось тепло. Для радости не хватало утолить голод, и Дарт задумал вернуться к фермерским домам, чтобы заработать ужин. Труда он не боялся, куда больше его страшило возвращение в приют. Дарт поспешил, чтобы вернуться на ночлег до темноты, однако даже не смог открыть входную дверь. Он подергал и так и сяк, подналег плечом. Без толку, замок заклинило. Тогда бросился к окнам — те оказались наглухо закрыты. Дарт испугался. Что если хозяин дома принял его за грабителя и поймал, чтобы сдать следящим? А вдруг здесь живет душегуб, и это — ловушка? Паника нарастала. Он заметался от двери к окну, будто надеясь, что кто-то из них сжалится и выпустит его. Заметил в углу стул, и в голове сразу возник план спасения: достаточно разбить стекло, чтобы выбраться, главное — не медлить. Дарт уже замахнулся, когда услышал звон колокольчика, глухо доносящийся из глубины комнат. Сомнений не осталось: в доме был кто-то еще. Не выпуская из рук стул, он неуверенно пошел на звук. Мимо лестницы и дальше, через нишу в стене, в другую часть дома, состоящую из маленького коридора с тремя дверьми. Правую комнату Дарт выбрал для ночлега, а шум доносился из той, что посередине. Он подкрался к двери, собрался с духом и приоткрыл ее. Комната была пуста: голые стены и высокий потолок, на котором даже лампочки не висело. Единственное, что здесь вызывало интерес, — большое круглое окно. Витражи считались украшением фасада, а здесь окно выходило во внутренний двор. Внезапно поверхность стекла подернулась пленкой, и Дарт увидел… глаз. Черный витраж в центре окна задвигался, будто зрачок, пока не сфокусировался на нем. — Не бойся, я не причиню зла, — пророкотал голос. Дарт стал озираться по сторонам, пытаясь понять, откуда доносится звук, похожий на эхо. Казалось, голос раздается сразу отовсюду, но не принадлежит никому. В этой комнате человеку негде спрятаться, да и в рокоте было больше звериного, нежели человеческого. Дарт попятился к двери. Его остановил зловещий скрежет петель за спиной. — Не убегай, — продолжил невидимый собеседник. — Я тебе не враг. — Кто вы? — Нас зовут безлюдями. — Их же не существует… — пробормотал Дарт растерянно. — Ты слышишь и видишь меня. Неужто я не существую? — В бестелесном голосе послышалась насмешка, и пол слегка затрясся.