Она хитро улыбнулась, не собираясь поддаваться на его уловку: — У тебя, наверное, в детстве не было книги с загадками. — Ты о чем? — Дес растерянно почесал кончик носа. — Меня эта книга многому научила, — продолжала Офелия с серьезным видом, чтобы придать словам значимости и казаться взрослее. — Когда попадалась интересная головоломка, я могла часами размышлять над ней. А на скучную не тратила время, сразу смотрела ответ на последней странице. — И-и-и? Она вздохнула, как будто бы ее утомила сама мысль, что придется объяснять очевидное. — В загадке важен не сам ответ, а его поиск. Ну а если хочешь узнать все и сразу — значит, тебе и загадка не очень-то интересна. — Офелия небрежно пожала плечами. — Вот и с людьми так. — Мне все интересно, — ответил Дес с лукавой улыбкой. — А чем интересуется твоя сестра? — Безлюдями… — бросила Офелия, а потом для убедительности добавила: — И домографами. Дес недовольно поджал губы и больше вопросов не задавал. Он вспомнил о гитаре и заиграл какую-то печальную мелодию. Должно быть, она передавала его сердечные терзания, и Бо так проникся ими, что начал подвывать, добавив песне немного трагизма. Дослушав их дуэт, Офелия вернулась в дом. По скрипу дощатого пола она поняла, что безлюдь встревожен отсутствием лютена. Дарта и Флори не было третий час, здесь уже впору начать волноваться. Дожидаясь их в библиотеке, Офелия пыталась отвлечься чтением, но вместо этого поглядывала на часы и вслушивалась в тишину дома. Она знала, что за книжным стеллажом в библиотеке скрывается вход в тоннели; поэтому, когда с той стороны постучали, не испугалась, а радостно встрепенулась и вскочила с кресла, чтобы отворить дверь. Довольно быстро на полке нашелся рычаг, замаскированный под томик травяной энциклопедии, Офелия потянула его на себя — и механизм пришел в движение. В комнату ворвался землистый запах тоннеля и другой: более резкий, кисловатый, словно из старой бочки с квашеной капустой. Вначале она учуяла, что за дверью чужак, а потом встретилась с ним лицом к лицу. Из тоннеля шагнул невысокий, с нее ростом, мужик с рыжей кудлатой бородой. Маленькие глазки-буравчики одним недобрым взглядом дали понять, что впустить его было непростительной ошибкой. Почуяв исходящую от него опасность, Офелия без раздумий бросилась прочь. Рыжебородый с топотом и пыхтением пустился вдогонку и поймал бы ее, не попадись на пути дверь, задержавшая его. Выскочив в коридор, Офелия завизжала так, что у самой заложило уши. Она слетела по ступеням и врезалась в подоспевшего на помощь Деса. — Что… здесь… творится?! — с тяжелым придыханием выпалил непрошеный гость, показавшись на лестнице. — Вот ты нам и объясни. — Дес шагнул вперед, сжав кулаки. Вид у него был не то что грозный, но уверенный и весьма серьезный. — Я пришел к Дарту по срочному делу, и кого я вижу? Двух незнакомцев! В безлюде! В такое-то неспокойное время! — возмущался рыжебородый, хватая ртом воздух. — Я его друг, это моя сестра, — кивнув в сторону Офелии, заявил Дес. — А ты что за рыба? — Лютен из Корень-дома, — сбитый с толку, промямлил гость и тут же подозрительно сощурил глазки-буравчики: — Куда подевался Дарт? — Отбыл по поручению домографа, — не задумываясь, соврал Дес. — А я тут за безлюдем присматриваю. Сам говоришь, времена сейчас неспокойные… Он усмехнулся, но отделаться от лютена из Корень-дома оказалось непросто; тот врос в лестницу, будто сорняк, и упрямо заявил: — Я не сдвинусь с места, пока Дарт не вернется и лично не объяснит, почему в его безлюде ошиваются чужаки. — Еще одно такое слово, и я начищу ступеньки твоей физиономией. — Ты что это, угрожаешь мне? — Рыжебородый едва не задохнулся от возмущения. — Даю дружеский совет. Возвращайся в свое подземелье и запрись на все замки. Рот тоже желательно держать закрытым. — Ну уж нет! — Ощетинившись от злости, лютен решительно направился к Десу и разразился пламенной речью: — Вы тут занимаетесь укрывательством, но я-то вижу, что Дарт нарушил сразу несколько правил Протокола. Я дождусь его и лично призову к ответственности! И домографу доложу! На последних словах он вплотную подошел к Десу, и это было ошибкой. Останься рыжебородый на лестнице, успел бы среагировать, однако он даже не дернулся, пока ему не врезали кулаком в нос. Затем Дес схватил лютена за шкирку и потащил к двери, которая распахнулась сама собой. Рыжебородый беспомощно махал руками, пытаясь вырваться, и истошно вопил. — Всего доброго! Рад знакомству! — выпалил Дес, вышвырнув его на улицу. Дверь захлопнулась, замочные механизмы сварливо заскрежетали. Дес размял ушибленные пальцы и хмуро взглянул на Офелию: — Откуда он взялся? Растерянная и напуганная, она не смогла сразу признаться, что натворила, а раздавшийся шум освободил ее от такой необходимости. Изгнанный лютен рвался обратно, ожесточенно колотя кулаками и сыпля ругательствами. — Пойди-ка проверь дверь в тоннели, — бросил Дес, — пока сюда еще кого-нибудь не принесло. Офелия спохватилась и побежала в библиотеку. К тому времени, когда книжный стеллаж вернулся на место, закрывая тайный ход, крики и стук внизу прекратились. Остался только глухой рокот, извещающий о том, что безлюдь встревожен. Вначале она думала, что все из-за разбушевавшегося лютена, а потом услышала шарканье и громкий протяжный скрип. Стена библиотеки разверзлась, и из темноты в комнату ввалился Дарт, держащий на руках Флори. Сестра казалась тряпичной куклой: обмякшей и будто бы неживой. Офелия застыла в ужасе, и голос Дарта донесся до нее словно издалека, гулкий и призрачный, как все вокруг. — …Много льда и кухонные полотенца. Нужно приложить холод к ушибам. Ты меня слышишь, Офелия?! Оклик вывел ее из оцепенения, и она поспешила выполнять полученные указания, успокаивая себя тем, что Дарт упомянул лишь об ушибах. Значит, Флори жива и ее жизни ничто не угрожает. За пару минут Офелия сбегала за всем необходимым и, вернувшись, застала Деса, суетившегося в коридоре, чтобы открыть перед Дартом дверь в неизвестную комнату напротив библиотеки. Это была спальная с большой кроватью, куда положили Флори — такую маленькую и беззащитную, какой Офелия ее никогда не видела. Дарт поторопил ее, снова потребовав лед, а Десу поручил разыскать Рина, чтобы тот отвез Флори в лечебницу. — Она в порядке? — спросила Офелия, роняя все принесенное на пол. Когда она волновалась, то становилась совсем неуклюжей. — Да, но будет лучше, если ты поможешь, — заявил Дарт хмуро. Дес выскользнул из комнаты, и они остались вдвоем: она заматывала лед в полотенца, Дарт гремел ящиками комода, стоящего в углу. Одеревеневшими от холода пальцами Офелия приложила компресс к плечу сестры, где уже расползлось синее пятно. — Что произошло? — То, чего я боялся, — нехотя ответил Дарт, вернувшись с пузатой бутылкой, полной какой-то прозрачной жидкости. Смочив край полотенца, он осторожно приложил его к ссадине на локте Флори, смывая запекшуюся кровь. С губ ее сорвался болезненный стон, и Флориана медленно, словно ожившая скульптура, подняла веки. Блуждающий взгляд долго фокусировался на их лицах и первой нашел Офелию. Флори попыталась выдавить улыбку, но на измученном лице та смотрелась чужой и ненастоящей. Лучше бы она не тратила на это силы, подумала Офелия и спросила: — Как ты? — Как человек, выпавший из паутины. Офелия покрылась мурашками лишь представив, каких размеров были паутина, поместившая на себе человека, и тот паук, что ее сплел. Дарт поручил Офелии ухаживать за сестрой и обрабатывать ссадины, а после, убедившись, что она справится без него, ушел, заметно прихрамывая. Видимо, и ему досталось от Паучьего дома. Офелия ответственно отнеслась к заданию и вопреки возражениям сестры тщательно обработала каждую царапину, почувствовав себя очень взрослой. Обычно все было наоборот: Флори заботилась о ней, опекала и старалась уберечь от всех невзгод. Разобравшись с лечебными примочками, Офелия спустилась на кухню, чтобы заварить чай, но Дарт уже все сделал сам, оставалось только отнести чашку. Она вызвалась помочь, но прежде решилась поведать о визите лютена из Корень-дома. За время ее рассказа Дарт сменил несколько выражений лица: с озадаченного на удивленное, а затем на гневное. Взгляд у него был таким испепеляющим, что Офелия представила себя горсткой золы. — Сколько же с вами проблем, — выдохнул Дарт и потер виски, словно пытался унять головную боль. — Хуже одной Гордер могут быть только сестры Гордер! — гордо заявила Офелия. Именно таким восклицанием отец реагировал на их провинности, что считалось высшей степенью его недовольства. — Да, так вам и следует представляться, — хмыкнул Дарт. Офелия подхватила кружку и поспешила к сестре, но едва не пролила все в холле, когда испугалась внезапного появления Деса. — Машина готова? — спросил Дарт с ходу, однако по взволнованному виду друга мог бы догадаться, что все шло не по плану. Выяснилось, что занятой Рин прислал вместо себя врачевателя, а Дарт не хотел его впускать. Дес попытался успокоить его: — Это свой человек, из управления. Он не ослушается Рина и никому не разболтает о том, что здесь увидит. Да ему за молчание тройное жалованье платят! — Деньги — это кляп, который быстро заканчивается, — неодобрительно сказал Дарт. — Это все равно что затыкать рот леденцом. — Дружище, будет хуже, если мы отправим ее в лечебницу и проколемся на первом же вопросе. — Дес похлопал его по плечу, и Дарт невольно поморщился. — Поверь, Рин знает, что делает. — С каких пор ты с ним соглашаешься? — Не злись. Я не виноват, что его мнение иногда совпадает со здравым смыслом. В конце концов было решено впустить врачевателя, и Дес ушел за ним. Дарт поспешил спровадить Офелию с глаз долой, и она, затаившись в комнате, могла только догадываться о происходящем по шуму торопливых шагов на лестнице, негромких разговоров, лязга замков на чемодане врачевателя, звона лекарственных пузырьков. Врачеватель проводил осмотр слишком долго — так ей показалось. Когда дверь за ним захлопнулась, Офелия вернулась к сестре. Выглядела та уже лучше: щеки порозовели, темные кудри изящным ореолом легли на подушке, но хрупкость фарфоровой фигурки никуда не делась. — Не смотри на меня так, это просто ушибы. Желая показаться здоровой и бодрой, Флори поворочалась и уселась, однако от Офелии не ускользнуло, как та скривилась при неосторожном движении. Гримаса боли появилась лишь на мгновение — и стерлась, чтобы не разрушить образ сильной старшей сестры. Офелия терпеть не могла, когда взрослые так делали. Они не показывали свою слабость и даже если болели — переносили это кротко и стойко, почти незаметно, убеждая, что все хорошо. Они притворялись так долго и так правдоподобно, что Офелия верила в их неуязвимость и не допускала мысли, что с ними может приключиться что-то страшное. Но все обернулось обманом! Теперь, когда ее сильные, смелые родители были мертвы, Офелия знала, что каждый хрупок, слаб и уязвим. Она присела на краешек кровати, и Флори наконец поведала ей о Паучьем доме и его лютине, ловушках безлюдя, огромной паутине и своем падении. Потом она замолчала, встретившись с провалом в памяти. Потеряв сознание, Флори понятия не имела, что произошло дальше, и не меньше Офелии нуждалась в рассказе очевидца. Как раз вовремя в комнату заглянул Дарт, будто ждал за дверью, чтобы появиться в нужный момент. — Врачеватель сказал, что тебе нужен отдых и крепкий сон. Так что вот. — Дарт поставил на прикроватный столик маленький пузырек, в котором Офелия сразу узнала сонную одурь, а вторую склянку, водруженную рядом, она раньше не видела. — Чайная ложка сонной одури перед сном и пару капель бодрящей с утра. Кажется, он куда-то спешил, потому что говорил быстро и выглядел взвинченным. Однако Флориана не собиралась отпускать его без объяснений. — Можешь рассказать, что случилось после того, как я упала? Дарт нервно дернул плечом, точно собирался отказать, но все же ответил: — Ты упала на груду старых матрасов. Когда я выбрался из ловушки и спустился, ты была уже без сознания. Я… испугался за тебя и сразу поспешил вернуться сюда через тоннели. — А Паучиха? — Забилась в угол, потому что знает, что ей грозит. Паучий дом уже давно в сложном положении: он питается страхом, и лютина вынуждена его кормить. Заманивает бродячих собак, завлекает обманом детей — и кошмарит их, пока безлюдь не нажрется. Рин запретил использовать человеческий страх и вынес предупреждение, что снесет дом, если подобное повторится. И оно повторилось, как видишь. — Паучиха творит ужасные вещи, — выпалила Флориана, — ее нужно наказать.