– Вот сейчас, например, я думаю: «А этот Оушен куда настырнее, чем мне казалось». Я под впечатлением. – То есть ты обо мне думала? Когда? Невольно я рассмеялась. – Не знаю. Наверно, когда впервые тебя увидела. Ты был такой… застенчивый. Вроде как даже запуганный. – Это потому, что ты – можно честно, да? Потому, что ты внушаешь трепет. Мою веселость как рукой сняло. Отрезвление – вот как это называется. – Да, я в курсе. – Я не в том смысле, – пошел на попятную Оушен. – Не про твой шарф, не про религию. Ничего такого. Просто, мне кажется, ты не знаешь, как тебя другие воспринимают. – Спорим, знаю? Даже слишком хорошо. – Ну, может, насчет некоторых и знаешь. Придурков хватает. Но других людей – тех, которые глядят на тебя, потому что интересуются тобой, – таких гораздо больше. – Я им не музейный экспонат, чтобы интересоваться. Не для того на свете живу. Точнее, выживаю. Нормальное отношение – вот все, что мне нужно. Следующую фразу Оушен проговорил, глядя в сторону: – К тебе невозможно нормально относиться. По крайней мере, даже я не могу. – Что? Почему? – Потому что ты людей дичишься. Наверно, бессознательно. Ты ни на кого не смотришь, ни с кем не говоришь, тебе плевать на общие увлечения. Ты будто сошла с журнальной страницы. Неудивительно, что все в школе на тебя таращатся – им кажется, они тебя в выпуске новостей видели. Я окаменела. Сердце сначала заколотилось как бешеное и вдруг резко замедлило темп. Я пыталась встретиться с Оушеном взглядом. Он избегал визуального контакта. – Ладно, проехали. – Оушен откашлялся. Уши у него прямо-таки пылали. – Говоришь, дюжину школ сменила? Я кивнула. – Мрак. – Еще бы не мрак. Вечное проклятие. – Сочувствую. – Я хочу сказать, сейчас вполне терпимо. – Я уставилась на собственные кеды. – Сейчас неплохо. – Неплохо? Я подняла взгляд. Оушен улыбался. – Да. Сейчас очень даже неплохо. Глава 12 Большую перемену мы провели порознь. Пожалуй, Оушен остался бы со мной, если бы я пригласила, но я этого не сделала. Пускай идет к своим приятелям. Выполняет свои социальные функции. Мне пока ни о первых, ни о вторых знать не надо. А надо переварить наш разговор – в уединении. И подумать, как дальше быть с уроками мистера Джордана. И причесать мысли. В блинной я наелась до отвала – вот и направилась не в столовую, а прямиком к своему дереву. Меня достало торчать в большую перемену в туалете или в библиотеке, а компания для приема пищи мне была не нужна – я эту потребность давно переросла. К счастью, в кампусе зеленело несколько рощиц – и вот я мысленно закрепила за собой одно конкретное дерево. Я усаживалась на траву, прислонялась к стволу, ела, если бывала голодна, но по большей части делала записи в дневнике или читала. Сегодня я пришла слишком поздно. Место под деревом заняли. По своей дурацкой привычке глядеть исключительно под ноги я успела приблизиться к дереву прежде, чем заметила: там уже устроился какой-то парень. Я едва на него не наступила. Он ойкнул. Я отскочила в сторону. Тоже ойкнула. Сказала: «Извини, пожалуйста». Парень, очень хмурый, поднялся. Тут-то я ему в лицо и взглянула. И чуть не упала. Потому что за всю жизнь никого красивее не видала. У парня была смуглая, как бы подсвеченная изнутри кожа и карие глаза. Типичный выходец с Ближнего Востока. Я таких нутром чую. Притом явно не десятиклассник, как я. Нет, наверняка он на одной параллели с Навидом. – Привет, – сказала я. – Привет. – Парень смотрел с любопытством. – Ты новенькая, да? – Да. В этом году перевелась. – Здорово. У нас тут хиджаби – раз-два и обчелся. Смело с твоей стороны. Я смутилась. Вот не думала, что в этой школе хоть кто-то станет так буднично произносить слово «хиджаб». Вообще-то хиджаб – это и есть шарф, арабский женский головной убор. А хиджаби – уничижительное название девушки или женщины в хиджабе. Этому красавчику не мешало бы понимать такие вещи. – А сам ты мусульманин? – спросила я. Он кивнул. – Слушай, ты на меня чуть не наступила. Почему? – Я… – Мне стало неловко. – Я обычно сижу под этим деревом. На большой перемене. А тебя я не заметила. – Да? Мой косяк. – Парень оглянулся на дерево. – Не учел, что место занято. Хотел домашнее задание доделать. В тишине. – Для этого есть библиотека. Он усмехнулся, но не стал объяснять, почему проигнорировал библиотеку. – Ты сирийка? Я покачала головой. – Турчанка? Вот так всегда. Что-то, наверное, есть в моем лице такое усредненное – даже арабы не могут определить, откуда я родом. – Я иранка. – Вот как. Здорово. А я ливанец. Этому я как раз не удивилась. По опыту знала: самые красивые выходцы с Ближнего Востока – обязательно ливанцы. – Рад, что мы встретились, – произнес парень. – Я тоже. Меня зовут Ширин. – Ширин, – с улыбкой повторил он. – Хорошее имя. Надеюсь, еще пересечемся. Меня зовут Юсуф. – О’кей, – ляпнула я. Разумеется, не так надо было ответить. – Ну, пока. Он помахал рукой и пошел прочь. Пристыженная, я смотрела ему вслед. На Юсуфе был плотно облегающий свитер – надетый, уж конечно, не за тем, чтобы скрывать мускулатуру. «Черт, – подумала я. – А школа-то новая и впрямь ничего, даже нравиться мне начинает». В тот день биология была последним уроком. Я рассчитывала увидеть Оушена, но он почему-то не пришел. Я бросила рюкзак на пол, огляделась. Почувствовала растерянность. Потом нас отправили терзать кошачьи трупы. Я терзала и все думала: где Оушен? На секунду забеспокоилась: может, с ним произошел несчастный случай? Если даже и так – я сделать ничего не могла. Прозвенел звонок. Я собрала вещи и пошла в танцевальную студию. – По слухам, ты сегодня урок прогуляла, – такими словами встретил меня брат.