Такой вот сумбур полусвязных мыслей пронесся в моем воспаленном мозгу за те секунды, которые мне понадобились, чтобы дойти до дверей в туалет. То ли со страху, то ли под действием какого-то странного магнетизма, но я почему-то открыла дверь, на которой висела табличка с дымящейся трубкой, и вошла. Там никого не было, и, лишь увидев на стене эти фаянсовые штучки, которыми могут пользоваться только мужчины, я поняла, что очутилась в мужском туалете. Этого мне еще не хватало! Но вместо того, чтобы пулей вылететь обратно, я как завороженная стояла на кафельном полу, а сзади уже слышались неумолимо приближающиеся шаги. Какая-то сила заставила меня открыть дверь кабинки и толкнула внутрь. Я осторожно, чтобы не шуметь, закрыла задвижку и поднялась на две ступени к унитазу, дабы вид моих симпатичных ножек, обутых в милые замшевые туфельки, не смутил направлявшихся сюда мужчин. Когда они открыли дверь и вошли, я определила в одном из говоривших Чикина. Он был радостно возбужден и лепетал бодро, но заискивающе: — Григорий Викторович, сегодня прямо паломничество какое-то, идут и идут, у меня уже товар кончается, я поэтому и делал вам знаки, чтобы сообщить. — Ты идиот, Гоша! — Второй голос, грубый и властный, принадлежал, без сомнения, Ложкину, которого Гоша называл по имени-отчеству. — Что, нельзя было записку передать? — Ну… это… — начал было оправдываться Чикин, но Ложкин бесцеремонно перебил его: — И запомни, я тебе «добро» на торговлю здесь не давал, но если уж ты сам решил, что тебе так проще, то если что — ты меня не знаешь, понял? Тугая струя ударила в писсуар, в то время как Гоша пытался что-то промямлить в свое оправдание: — Так я ведь… — Товар получишь, как обычно, — снова не дал ему договорить Ложкин. — Если нужно больше, так бери больше сразу, я тебе сюда таскать его не буду. Да деньги гони, если все уже распихал. — Еще одна доза осталась, Григорий Викторович… — Ну ты и хам, Гоша. — Казалось, что Ложкину нравится проговаривать имя Чикина. — Ты, Гоша, получаешь от меня товар на реализацию по семьдесят, толкаешь по сотне да еще с деньгами думаешь меня динамить. Да я, Гоша, тебе такое динамо устрою!.. Голос Ложкина опустился до шепота, но был таким грозным, что тонкие перегородки в туалете завибрировали. — Ну что вы, я, конечно… я уже и сам приготовил, — залебезил Гоша. — Вот, пересчитайте, тысяча четыреста, за двадцать доз. — Я считать не буду, — немного мягче произнес Ложкин. — Ты ведь знаешь, что ошибаться не в твоих интересах. Ты как сапер, Гоша, — хохотнул Григорий Викторович, — можешь ошибиться только один раз. Второй возможности тебе, Гоша, не представится. — Да, ну… конечно, Григорий Викторович, я все понимаю, только хотел попросить вас: следующий раз дайте тридцать. — Как скажешь, Гоша, — пробасил Ложкин. — Только теперь деньги вперед, понял? — Так ведь… — Понял, я спрашиваю? — не дал ему договорить Ложкин и затопал к выходу. — Скажи еще спасибо, что я тебе отдаю по той же цене. — Спасибо, спасибо, Григорий Викторович, я все понял, — послышалось уже из-за двери. Минуты три я неподвижно стояла над журчащим унитазом, переваривая услышанное, потом открыла дверь, выбежала из мужского туалета и забежала в свой родимый. Взглянув на себя в зеркало, я поразилась, каким бледным было мое лицо. Да-а, пожалуй, Ирине не стоит бояться, что кто-то может обидеть ее брата. Такой и сам сумеет постоять за себя. Быстренько припудрив лицо и подкрасив губы, я вышла в зал. Ложкина за столиком уже не было, и я присела на табурет у стойки. Чикин, не знавший, что я слышала их недавний разговор, с веселой улыбочкой поспешил ко мне. — Еще соку, красавица? Я отрицательно покачала головой и достала из сумочки стодолларовую купюру. — Нет, Гоша, минералки. — Я положила сотню на стойку. У Гоши заблестели глазки, но он деньги не взял — видимо, кому попало товар он не отпускал. — У меня сдачи нет, — хмуро произнес он. — Да ладно тебе, меня же Ирка послала, — решила я блефануть. На этот раз я попала прямо в «яблочко». — Чего ж ты сразу не сказала. — Сотня исчезла со стойки, и на ее месте появился стакан, под которым я заметила белый прямоугольничек. Я подняла стакан и, накрыв прямоугольничек ладонью, сунула его в сумочку. — А теперь, Гоша, — я поманила его пальцем, — мне нужно тебя кое о чем спросить. — Чего еще? — недовольно спросил он, но подошел поближе. — Ты знал Лешу Замуруева? — Ну, знал. — Он оторопело посмотрел на меня. — В каких отношениях он был с Ложкиным? — Ты че, летишь, подруга? — с угрозой в голосе произнес он. — Нет, Гошенька, я не лечу, — спокойно ответила я, — а вот если ты не ответишь мне на мои вопросы честно и откровенно, полетишь прямехонько на нары, понял? — Я приподняла свой «Никон» над стойкой так, чтобы он его увидел. — Здесь у меня зафиксировано, как ты торгуешь наркотой. Итак?.. Гоша отрицательно покачал головой: — Он меня убьет. — Никто, кроме меня, не узнает, что ты мне сказал, — произнесла я. — И потом я же тебя не спрашиваю, где он берет кокаин, просто скажи мне, как общались Леша и Гриша, вот и все. Но если ты не хочешь говорить… — Я сделала вид, что собираюсь уйти. — Погоди, — остановил он меня, — ладно, только учти: если он узнает, и мне, и тебе — конец. — Догадываюсь. — Я снова опустилась на табурет. — Ну, деловые у них были отношения, что тебя еще интересует? — Они не ругались? — Было как-то раз, но о чем они говорили, я не слышал. Только Ложкин вскочил, схватил Замуруева за грудки и почти приподнял над полом. — Когда это было? — Не помню точно… — Гоша… — укоризненно произнесла я. — Ну говорю же: не помню, — прошептал Чикин, беспокойно озираясь по сторонам, — примерно с месяц назад. — Вот и умница, Гоша, — похвалила я его, — больше от тебя ничего и не требовалось. — Я достала белый прямоугольный пакетик из сумочки и бросила его на стол. — А порошок свой забери, он мне без надобности. Гоша мигом смел ладонью белый прямоугольничек и застыл с непроницаемым лицом. * * * Когда я добралась до машины, поднявшийся на улице ветер основательно растрепал мои волосы. Я запустила двигатель и, пока он прогревался, привела свою голову в божеский вид, не слишком, впрочем, усердствуя. Я уже включила поворотник, собираясь отчалить, как запиликал мобильник. Поставив рычаг переключения передач в нейтральное положение, я вытянула антенну и поднесла трубку к уху. — Оленька, — услышала я голос Кряжимского, который радовался, словно мальчик, — я узнал! — Что вы узнали, Сергей Иванович? — Как что? — удивился он. — То, что ты просила — где у нас можно найти стрихнин. — И где же? — Я должен был сразу догадаться, — начал самобичевание Кряжимский. — Ведь мой приятель лечил свою собаку от какого-то нервного осложнения. — Господи, какая собака, Сергей Иванович? — Теперь настала моя очередь удивляться. — Ну как же, я недавно тебе говорил, что приятель просил меня найти стрихнин для его собаки. — Да-да, я вспомнила. — Ну так вот, стрихнин, оказывается, используют для лечения нервных и психических отклонений, а значит, он может быть в городской психиатрической клинике, — гордо закончил Кряжимский. — Спасибо, Сергей Иванович, вы молодец, — похвалила я его, — оперативно сработали, занимайтесь пока газетой, а я еду в «Сириус». — Тебе что-нибудь уже удалось узнать? — поинтересовался он. — Да, — ответила я, — я узнала, где в нашем городе можно приобрести кокаин. — А зачем тебе кокаин, — недоумевал Кряжимский, — это же наркотик.