— Кто, Нинка? — водя карандашом по бумаге, спросил Александр. — Да нет, Лиля. — Ха, — он как-то неопределенно мотнул головой, — до вчерашнего дня вроде была не замужем. — А вы вчера ее видели? — Видел, — кивнул он. — Я вчера утром у нее тридцатник занял на опохмелку, сегодня обещал отдать. Да ты, дружок, поддаешь, как все люди искусства. То-то мне в лифте показалось, что пахнуло спиртным. — А сегодня вы ее не видели? — Нет, — он отрицательно покачал головой. — Сегодня у меня работы полно было, я рано ушел, а она обычно дрыхнет часов до одиннадцати. — А вчера вечером? — Ха, вчера я рано уснул, часов в девять, перебрал маленько, но до девяти ее точно не было. Хотя… — карандаш повис над листом ватмана, — кажется, ночью, сквозь сон, я слышал какой-то шум… — Шум чего? — Закрывающейся двери… — Он снова начал водить карандашом по бумаге. — У вас здесь такая хорошая слышимость? — Ха, так дом же у нас панельный — мне всегда слышно, когда у нее дверь хлопает. Да, Оля, — он вдруг как-то встрепенулся, но от работы не оторвался, — идите-ка на кухню — заварите чайку. Я пожала плечами и, оставив «Никон» на стуле, отправилась в указанном направлении. Там был такой же беспорядок, как и в гостиной, которая одновременно служила и спальней, и мастерской, ну и так далее. Поставив чайник на плиту, я нашла чай, сполоснула заварочный чайник и пару стаканов. Мысль о том, куда запропастилась Терещенко, не давала мне покоя. Получается, что вчера, то есть сегодня ночью домой она вернулась. Неизвестно только, одна ли она пришла? Но если даже и не одна… Непонятно, где она находится сейчас? На работу она не явилась — значит, что-то с ней случилось. Нужно осмотреть ее квартиру, может быть, это что-то прояснит. Я вернулась в гостиную. — Александр, у вас случайно нет ключей от квартиры Лили? — Ха, вы что, думаете, что я… — Его плечи затряслись от смеха. Наконец он успокоился. — Нет, девушка, ключей у меня нет. Если хотите, можете сходить к Нинке, у нее есть запасные, только вот вопрос: даст ли она их вам? — Вы знаете ее адрес? — с надеждой в голосе произнесла я. — Сейчас посмотрю. * * * Нина Воротынцева жила на улице, носившей имя героя гражданской войны Василия Чапаева. Новый девятиэтажный дом стоял во дворе, проезд в который перегораживал полосатый металлический шлагбаум. Я остановила машину у арки, прикидывая, как быть дальше? Я уже собиралась выйти и повернуть полосатую трубу, чтобы освободить проезд, как рядом с моей машиной появился невзрачный мужичок в темно-синей замызганной куртке и в клетчатой кепке, из-под которой выбивались редкие сальные волосы. — Куда направляетесь, дамочка? — прошепелявил он, потирая небритый подбородок. — Пресса. — Я сунула ему под нос редакционное удостоверение. — Вообще-то у нас проезд платный, — вздохнул он и поплелся открывать шлагбаум. Наконец путь был свободен, и я въехала во двор. Уже начинало смеркаться, и на очистившемся от туч небе появились первые звезды. Вход в подъезд закрывала металлическая дверь с ручкой в виде шара, рядом с дверью был приделан домофон. Я набрала номер квартиры, в которой жила Воротынцева, и через несколько секунд мне ответил приятный женский голос, немного искаженный радиопомехами: — Кто там? — Меня зовут Ольга Бойкова, — сказала я в микрофон. — Мне нужна Нина Михайловна. — Это я, а что вам нужно? — Я разыскиваю вашу квартирантку Лилю Терещенко, она сегодня не пришла на работу. — Не понимаю, что вы хотите от меня? Я не видела Терещенко с начала месяца. — Нина Михайловна, если вы меня впустите, я вам все объясню. В домофоне повисло тягостное молчание — видимо, Воротынцева соображала, что предпринять. — Хорошо, заходите, — наконец услышала я. Что-то щелкнуло в замке, и, потянув за ручку двери, я вошла внутрь и направилась к лифту. Когда я поднялась на четвертый этаж, из приоткрытой двери квартиры выскочил белый бультерьер с коричневой спиной и, обнюхав меня, снова исчез за дверью. — Не бойтесь, — успокоила меня Нина Михайловна — дамочка с круглым холеным лицом, — проходите. Опасливо поглядывая на собаку, я миновала широкую прихожую и очутилась в просторной гостиной. — Присаживайтесь. — Воротынцева показала на огромное бежевое кресло, а сама устроилась на стуле и выжидательно посмотрела на меня. — Я работаю в газете. — Почему-то мне не хотелось посвящать Нину Михайловну в события предыдущей ночи. — Мы договорились с Лилей об интервью с фотографиями, но ее дома не оказалось, на работу она сегодня тоже не вышла… — Как вы узнали мой адрес? — Она испытующе взглянула на меня. — Мне его дал Александр. — А-а, Саша. — Она понимающе кивнула. — Он делал эскизы для Жоржа… Я все-таки не понимаю, чем я могу вам помочь? — пожала она плечами. — Я даже не предполагаю, где она. — Не могли бы вы съездить со мной на Лунную и посмотреть квартиру? — Но… Мне показалось, что Нина Михайловна собирается мне отказать, и я опередила ее: — Я на машине, у нас не займет это много времени, ну, пожалуйста. — Хорошо, — скрепя сердце согласилась она. — Только Жоре записку оставлю. А вы действительно из редакции? — Конечно, вот мое удостоверение. Она щурилась долго, рассматривая его, потом вернула мне. — Сейчас я переоденусь. * * * «Переодевание» у Нины Михайловны заняло почти полчаса, и, когда мы подъехали на Лунную, было уже совсем темно. Мы поднялись на шестой этаж, Воротынцева отперла дверь и вошла в прихожую. Я двинулась за ней, закрыв за собой дверь. Вешалка в прихожей моталась на одном гвозде, и вся одежда, находившаяся на ней, валялась на полу, загораживая проход. Я осторожно переступила через эту импровизированную баррикаду и вслед за Воротынцевой зашла в комнату. — Господи! — воскликнула Нина Михайловна, войдя в гостиную, и взмахнула руками. На ней было темно-серое пончо с бахромой по краям, и из-за ее спины мне не было видно, что заставило ее прореагировать подобным образом. Я хотела обогнуть ее, чтобы все получше рассмотреть, но мне не пришлось этого делать, так как Воротынцева вдруг начала оседать и, если бы не стоящий рядом стул, на который она опустилась, рухнула бы на пол. Открывшаяся мне картина повергла и меня в шок. На полу возле широкой тахты лицом вниз лежала девушка с короткой стильной стрижкой. Она была в ярком шелковом халатике, едва прикрывавшем ягодицы. Левая рука ее была вытянута вперед, а правая, из-под которой на паркетный пол натекла лужица крови, была прижата к животу. Казалось, что молодая женщина пытается до чего-то дотянуться, но у нее это никак не получается. Я почему-то обратила внимание, что на столе у тахты в пепельнице лежит окурок с изжеванным фильтром. — Это Лиля? — спросила я Воротынцеву. Она только молча кивнула. В это время в прихожей зазвонил звонок. Я вздрогнула от неожиданности и, пройдя в прихожую, посмотрела в «глазок». На лестничной площадке стоял сосед Терещенко — Александр. Пока я глядела на него, он позвонил еще раз. Я открыла дверь. — Ха, Ольга? — удивленно произнес он. — А где Лилька? Я слышал, как хлопнула дверь. Я не представляла себе, что обычно говорят в таких случаях, и брякнула первое пришедшее в голову: — С ней произошло несчастье. — Погоди-ка. — Александр легко отстранил меня и прошел в квартиру. — Вот это да! — присвистнул он, увидев лежащую на полу Терещенко. — Она убита. — Саша, — я тронула его за рукав, — кроме шума ночью, ты ничего не слышал? — Я же сказал, что нет. — Он как-то сразу засуетился и повернулся к двери. — Я, пожалуй, пойду. Да, девчонки, — обернулся он уже у выхода, — меня в это дело не впрягайте, у меня срочная работа.