Глава 6. ОПЕРАЦИЯ «КАЗАХСТАН» Первый удар по Береговому Братству получилось нанести лишь в двадцать пятом году. За весь предыдущий год Данил и Юка так и не смогли вырваться за пределы города – строительство поселка шло полным ходом, и Мамонову нужны были все имеющиеся в наличии руки. А тем более такие крепкие, важные и нужные, как лапы инструктора по боевой подготовке и командира одного их «тяжелых» подразделений Сергея Зоолога. Однако зимой, перед самым Новым годом, когда на Совете был подведен итог весенне-летне-осенней строительной компании, Добрынин, набравший уже немало авторитета и считавшийся в поселке одной из ключевых фигур, поставил Мамонову ультиматум. Либо он имеет полное право заниматься своими делами и исчезать из поселка на тот срок, что ему понадобиться, и в одному ему известном направлении – либо уходит из общины на все четыре стороны. Конечно, он блефовал, понимая, что никуда не денется, что привязан к поселку будущим приходом сюда своего «младшего я», но нынешнее положение дел его решительно не устраивало. Мамонов, как глава поселка, имел полное право запретить человеку выход за пределы периметра. А ежели не нравится – что ж… Тебя с радостью примут на жительство у Сиплого или в цыганском поселке. Правда, этот закон действовал избирательно. Меньше всего самостоятельности было у молодежи, больше – у старых и опытных, уже показавших свою полезность сталкеров, которые могли не отпрашиваться, а фактически просто ставить в известность о своем убытии-прибытии… Этим Данил и воспользовался. Ему нужна была полная свобода передвижения, иначе зачем тогда это все?.. Вот и пришлось блефовать. Но Мамонов поверил и, понимая, что его не удержать, был вынужден согласиться. Слишком ценен был для него Зоолог, ценен уже даже более как сталкер и вольный охотник, нежели штатная единица. Сталкер, таскающий порой такое, что и целый отряд «тяжелых» добыть бы не смог. С Юкой они были уже больше года и чувствовали себя прекрасно. Да, временами она просто вымораживала его своим упрямством, но не во всем же ей быть идеальной. В остальном – это была вполне гармоничная пара, у которой, к тому же, помимо любви были еще и общие интересы. И самым главным интересом было Береговое Братство. Вторая половина зимы, начиная с января, ушла на подготовку. Дел в общине по-прежнему было немало, но Добрынин, получив после разговора с Мамоновым этакий полуофициальный статус свободного сталкера, хотя и привлекался к ним, однако имел теперь и немало свободного времени. И почти все это время он тратил на запланированный выход. С чего начать?.. Самый главный вопрос – как осуществить то, что задумал он еще там, в аномалии? Как подойти к решению проблемы? Где нанести первый удар? Как подобраться?! Чем зацепить вас, суки?!.. Собственно, ответ был очевиден. Для успешного проведения любой операции нужна информация. А информацию в данном конкретном случае можно достать только из человека. Причем не из рядового бойца – тут нужен кто-то из командования, близкий к верхушке группировки, имеющий допуск. Как минимум командир бригады, офицер уровня Хасана или того же Твердохлеба. А как их взять?.. Как вычислить? Опять же ответ очевиден – необходима плотная работа в той местности, где базируется Братство. Тогда и результаты появятся. И да… где же найти этого гребаного Ботаника с его сывороткой?! Или для получения информации опять по старинке придется работать, уши резать и яйца рвать?.. Еще один вопрос, который требовал решения, – люди. Буде придется устраивать силовую акцию, – а такой вариант Добрынин не исключал – вдвоем они не справятся. Нужен сработавшийся отряд. И хотя такой отряд уже был у него под рукой – ребята из разных общин, углядевшие в нем своего командира и вошедшие в группу, – но согласятся ли они на долгий выход далеко-далеко за пределы Пензы? Это во-первых. А во-вторых, все ж этих четырнадцати человек было маловато. Как минимум десяток бы еще… Этот десяток он решил добрать в поселке. Зачем далеко ходить, если есть молодежь, которую тренируешь уже второй год? Однако здесь все упиралось в Мамонова. Чтобы увести пацанов, нужно было его разрешение. А получить его… разве что-то очень ценное взамен пообещать, да и то еще не факт. Впрочем, были у Добрынина наметки, как решить эту проблему и помочь ему в этом должен был Хруст. С Олегом у них было полное согласие и взаимопонимание. Поначалу, когда Добрынин только появился в поселке и, благодаря своим знаниям и умениям, стремительно пошел в рост, Хруст, увидев в нем претендента на свое место начальника охраны, предпринял, было, некие действия по упрочнению своего положения и расшатыванию положения конкурента. Но затем, уяснив, что пришельцу его место нужно, как собаке пятая нога, сменил гнев на милость. К тому же Добрынин, не особо любивший всякие закулисные интриги, вызвал его как-то на откровенный разговор. Посидели, потрындели, выпили – Хруст употреблял настойку местной самогонщицы, бабки Марьи, Добрынин хлебал чаёк – и пришли к тому, что делить им, в общем то, нечего. Как говорится, одно дело делаем. А впоследствии, убедившись, что Добрынин свое слово держит твердо и даже более того, частенько вторит ему на собраниях администрации, присоединяясь в важных решениях, Олег и вовсе подобрел настолько, что записал сталкера чуть ли не в закадычные дружбаны. Как планировал – так и вышло. Хруст давно уже говорил, что для эффективной тренировки молодежи нужен полевой выход. Причем не вот там, на сутки-двое – такие выходы время от времени уже практиковались, – но выход, длинной в пару недель, а то и месяц. И здесь, спевшись с инструктором по боевой, они и надавили разом на Мамонова. Получилось неплохо – Добрынин и не ожидал, что глава общины согласится почти без сопротивления. Впрочем, внешних угроз поселку, вроде бы, не наблюдалось, дружба с вояками росла и крепла, киловатты шли исправно, люди не жаловались, а всякожды старались превознести и уже подарили тот самый стол-аэродром – и Владимир Николаевич счел выход возможным. Тем более что и ратуют за него оба силовика сразу. И единственной его просьбой было: «Ну ты это… будем говорить… притащи оттуда чего-нибудь полезное-то, не просто ж так вхолостую ходить». Крепкий хозяйственник сидел в Мамонове цепко и при каждом удобном моменте напоминал о себе. Официально озвученной целью путешествия был, во-первых, долгий рейд и обкатка молодежи в нем – а значит и возможные боестолкновения; а во-вторых – внешняя разведка и налаживание торговых отношений. Неофициальной, с подачи Мамонова, – натырить добра. Почему именно Казахстан и почему именно Атырау – никто даже не спросил, а сам Добрынин, естественно, распространяться об этом не стал. Причин можно было назвать достаточно: от, якобы, информации об имеющемся там хабаре до пальца, наугад упершегося в этот пункт на карте при выборе места назначения. В любом случае это было хрен знает как далеко, у черта на куличках, и Мамонов, заваленный повседневными заботами, даже и помыслить не мог, что этот выход мог хоть как-то отразиться на общине. А меж тем – очень даже мог. Братство не простило бы, и потому Добрынин предпринял некие процедуры для сокрытия истины: свинтил регистрационные знаки, по какому-то недоразумению еще болтающиеся на технике, наметив себе заменить их на знаки любой другой области, и, немного помозговав, придумал легенду. На то случай, если встреча с Братством пойдет незапланированно и, не дай бог, хоть один из группы попадется, все знали, что они должны говорить. Понятно, что при форсированном допросе легендой не прикроешься, скажешь все – но хотя бы попытаться стоило. Оригинальностью она не отличалась, однако Добрынин за этим и не гнался. Незачем мудрствовать, чем проще, тем оно лучше. Наемники из России, с севера, солдаты удачи, дикие гуси. Поссорились с общиной, отпочковались, ищем счастья в жизни, свое место под солнцем. Всё. Под таким соусом можно было бы попробовать и на службу поступить – но Добрынин, немного подумав, в конце концов все же от этой затеи отказался. Причин аж две. Первая: в штате такой серьезной организации никто их вместе держать не будет, разбросают по подразделениям. И дальше – один в одну сторону, другой в другую, по всей необъятной. Что, по вполне понятным причинам, его категорически не устраивало. И вторая: Хасан был теперь всего на восемь лет моложе и, вполне возможно, уже состоял в серьезной должности. И чтобы он увидел Добрынина сейчас, а спустя восемь лет обнаружил такого же в Сердобске и довольно плотно контактировал с ним, допустить было никак нельзя. Даже самые поверхностные подозрения только повредят, поэтому столь плотный контакт с группировкой исключался. Но вот легенда все же была нужна. На всякий случай. И то, что Данил обозначил север, тоже случайностью не было. Братство вроде бы закусилось уже с комбинатовской общиной – Профессор ведь говорил про «десять лет назад». И если представить дело так, что они тоже с севера, группировку это непременно заинтересует. И на контакт они однозначно пойдут – хотя бы для того, чтоб выяснить, что наемникам известно про северные группировки. Не наведут ли на след?.. А нам только этого и надо. Вот так и получилось, что, начиная с января месяца, Добрынин гонял и молодежь, и свою группу и в хвост и в гриву. И к маю имел уже хорошо слаженное и боеготовое подразделение в количестве двадцати двух человек, состоящее примерно на половину из молодых и бывалых. Немало, учитывая хорошее вооружение, экипировку и наличие техники. С техникой, правда, поначалу обозначилась проблема. Два БТР Мамонов, прекрасно помня, чьей заслугой было появление техники на балансе поселка, отдал без разговоров. Часть боезапаса – тоже. К ним УАЗ «буханку» как обозный автомобиль и три квасные бочки по девятьсот литров ёмкостью, для запасов топлива. Вполне должно хватить, учитывая расстояние до места и обратно, и запас хода техники по топливу. А вот соляры – не дал. Дефицит был в поселке, для своих нужд не хватало, перебивались кое-как. Пришлось Добрынину добывать ее самому – что, впрочем, было не так и сложно. Знал он один городок не далее как в сотне километров… И почему бы для спасения Убежища не воспользоваться ресурсами самого Убежища, тем более что соляры там немеряно? Имея трехслойный демрон в составе скафандра пробраться на территорию нефтебазы и отлить пару тонн не составило труда, что Данил и проделал как-то ночью в начале мая. Совершив набег и заправив под горло и «Тайфун», и бочки, он решил, что к выходу они готовы. Правда, еще неделя понадобилась, чтобы повысить огневую мощь КАМАЗа: снять ПКТ, установить на его место КОРД, отладить и пристрелять. Но это того стоило – двенадцать и семь не шел ни в какое сравнение с семь-шестьдесят два и был гораздо более предпочтителен. Выдвинулись утром пятнадцатого мая. Шли стандартно. «Борт один» – БТР, с намалеванной на нем белой единичкой – первым. Следом «Тайфун». Далее – обозная «буханка», словно паровозик с бочками на прицепе, перекрашенными в зеленое. И замыкающим – «борт два», второй БТР. Соответственно были разбиты и группы. Командир борта – он же и командир десантно-штурмовой группы в составе экипажа. Третья, группа прикрытия командира, путешествовала в модуле. Все четко, ясно, без путаницы. Расположились оптимально. В каждом БТР по семь человек: четверо бойцов в десантном отсеке, командир машины, водитель, стрелок-оператор. В «буханку» посадили двоих, водителя и напарника, и на этом ограничились, ибо машина под крышу была забита припасом. И еще шестеро – в модуле КАМАЗа, причем туда Добрынин засунул матерых, тех, кому и по старшинству и авторитету полагался хоть какой-то комфорт. В модуле – это не в БТР, там и кондиционер есть, и пройтись можно, ноги размять. И даже завалиться на пол, растянувшись на спальнике. Все условия для долгого путешествия. В десантные же отсеки посадил молодежь – ничего, выдержат, еще и не такое в их годы выдерживали… Это полевой выход, привыкайте к неудобствам, господа. Однако ребята и не возражали. Каждый из них, шестнадцати-восемнадцатилетних пацанов, далеко от города и не выезжал ни разу ни до Войны, ни, тем более, после. И потому ехать жопой на мягком сидении да любоваться окрестностями в индивидуальный триплекс наблюдения было для них просто верхом комфорта. Людей Данил всегда подбирал тщательно. В группу вошли только те, с кем за два года он сработался от и до и в чьей дисциплине и подготовке уже успел убедиться. Не единожды бывали на выходах и в рейдах, не единожды в патрулях. И даже звиздюлей бандосам Сиплого давали в составе одной группы под его непосредственным командованием. Каждый знал, какие требования предъявляет Зоолог к личному составу – дисциплина, единоначалие, приказы обсуждаются после выполнения – и каждый осознавал необходимость этих требований. И каждый уже знал, что с ним идти можно. Он и требует, но он и дает. Удачливость ли это, везение ли… а скорее, больше настойчивость и нюх, – но, возвращаясь из рейда под его началом, группа на недостаток хабара пожаловаться не могла. У сталкеров даже появилось специальное слово для обозначения подобной удачливости в рейдах – «хабарливость». «Да с ним нормально ходить, он хабарливый…» – так можно было слышать про того или иного старшего группы. К таким людям шли, искали места в их бригаде, прибивались и работали, со временем входя в группу полностью, становясь одной семьей. И вот в отношении Данила это слово употреблялось чаще всего. Однако он избегал набирать много. Незачем. Четверо из общины заводских, трое от вояк, четверо – из цыганского поселка, признавшие Добрынина старшим и полностью ему доверившиеся. И только один – из поселка энергетиков. Добрынин не хотел грузить Мамонова преждевременно, ведь однажды в поселок придет Данька… Командир первой группы – Евген Зима, водитель – Игорь Морда, и третий, такого же опыта, – Денис Батон, замком и по совместительству наводчик-стрелок. С ними четверо пацанов: Донор, Фугас, Мамелюк и Скиф. Командир второй группы – Сашка Гросс, водитель – Леха Шумахер, стрелок в башне и зам командира – Леха Леший. Пацаны в группе: Метис, Анкл Сэм, Рентген и Оратор. В группы Данил специальных людей не ставил, только у Гросса и Зимы ПКМ, у остальных – обычное стрелковое, разных модификаций калаши. А вот в третью группу – сюда уже набрал спецов, неплохо освоивших различные специальности. Серега Ювелир, пулеметчик с М-249 – причем не стандартный пять-пятьдесят шесть, а версия под натовский патрон семь-шестьдесят два – худой жилистый мужик, таскавший свой пулемет без каких бы то ни было напрягов. Трое стрелков с калашами – Сашка Рус, Леха Шах и Дмитрий Колючий. Но какие это были калаши!.. Все в обвесе, с тактическими рукоятками, с коллиматорами и одноточками.[12] Песня, не калаши… И двое снайперов. Один с позывным Молотилов – мрачный молчаливый мужик, имени которого никто не знал, работающий блатной импортной М650[13] и второй – пятидесятилетний Виталий Анатольевич Семенов с позывным Дедушка Витт, до умопомрачения гордившийся своей ОРСИС Варминт[14] триста тридцать восьмого[15] буржуйского калибра в алюминиевой ложе и планках Пикатинни. Дедушка Витт являлся предметом особой гордости Добрынина. Был он спортивным стрелком, регулярно участвовавшим в соревнованиях по снайпингу до Войны и занимавшим призовые места, и был он буквально повернут на этой теме. Часами мог вести специальные разговоры, сам снаряжал патроны и стрелял только своими, говоря, что совать в винтовку заводские – только поганить ствол. Собственно, это был тот же Счетчик, но дошедший до мастерства опытом, а не получившим его свыше в виде таланта. И еще пара человек в «буханке» – супруги Васины, Виктор Архелолг и Вера Шустрик, работавшие забугорными М16А3 с подствольниками. Расстояние в тысячу сто километров, если брать самый короткий маршрут Пенза—Саратов—Уральск—Атырау, намеревались пройти за три недели. Добрынин прекрасно помнил состояние дорог десять лет спустя, во время путешествия на север, и потому времени отвел с избытком. И тем более он был приятно удивлен дорогами сейчас, на десять лет ранее – и асфальта больше, и колдобин-завалов-ям меньше. На некоторых отрезках шли почти семьдесят – скорость, пусть и не предельная для БТР, но и не педаль в пол, не в режиме форсажа, что позволяло немного экономить топливо. Сначала Данил удивлялся и все ждал, что такая пруха вот-вот закончится и они все-таки потащатся с черепашьей скоростью, проклиная пыль и ломая подвеску, но час шел за часом, лента дороги километр за километром уходила назад, и вскоре он понял, что, путешествие в этот раз будет гораздо короче. Что не могло не радовать, учитывая сколько еще километров предстоит намотать ему до тридцать третьего года… Да, дорога была хоть и поганой, но все же лучше, чем десять лет спустя. А вот местность… Зарастающие травой и молодой древесной порослью поля; посадки, превращающиеся постепенно из ветрозащитных полос в рощи, подступающие вплотную к дороге и уже наползающие на нее зарослями; ветшающие без человеческого ухода мосты… И – мертвые безжизненные поселки. Серые, врастающие в землю, заносимые пылью и мусором домишки, покосившиеся заборы и выщербленный штакетник полисадников, клонящиеся к земле столбы линий электропередач с оборванными проводами, ржавеющие автомобили у дворов… И лишь иногда, очень-очень редко, мелькнет что-то живое в подслеповатом оконце – расплывшийся блин лица или серый силуэт, торопящийся укрыться подальше от незваных гостей, несущих с собой страх неизвестности… Добрынин, навидавшийся за прошлые свои путешествия, был почти равнодушен к этим картинам. Для него, не заставшего До, После было естественной составляющей нынешней реальности. То же самое можно было бы сказать и о Юке, вдоль и поперек изъездившей окрестности Балашова и весь запад Саратовской области. Но вот остальные… Остальных, не выезжавших за город с самого Начала и могущих только представлять, что творится теперь в некогда могучей державе, окружающий пейзаж своей мрачностью и безысходностью вводил в уныние и хандру. Да, слухи доходили, сарафанное радио вновь заменило телевидение, газеты и интернет. Но одно дело услышать, и совсем другое – увидеть своими глазами. Саратов обошли по большой дуге – дорога, именуемая на карте аббревиатурой СКАД, сохранилась в неплохом состоянии. Шестьдесят километров трассы шли на пределе, близко к сотне. Тем более что полотно почти не повреждено, лишь чуть припорошено песком и усеяно опавшими, и перезимовавшими под снегом листьями, которые разлетались во все стороны и оставляли за караваном след, похожий на кильватерную струю корабля. Еще пятьдесят километров – и за пустынным поселком с указателем «Пушкино» свернули направо, в поля, выискивая место для привала. Добрынин, сидя на своем капитанском месте в кабине «Тайфуна», все поглядывал на внешний дозиметр – после Саратова и Волги, где показатели взлетали до трех-четырех сотен, эта местность была прямо-таки раем: всего-то полтора-два рентгена в час. Можно и у костра пару часов посидеть, не повредит здоровью. Остановились в небольшой рощице посреди поля, зеленеющего всходами мелкой весенней травки. Обзор – до горизонта. Спрятали технику, разожгли костер, выставили охранение. Юка с Верой занялись ужином, мужики, чтоб скоротать время, принялись травить байки. Однако – недолго, как-то постепенно разговор начал сбиваться на предстоящий выход. – Я вот чего думаю, народ, – сказал вдруг Дедушка Витт. – Мы, считай, спаянная, сработавшаяся уже группа. Ну вот разве что за исключением молодых. Но их Серый чисто для обкатки взял. Остальные же все друг друга знают. Так, что ли? Сталкеры загудели: – Ну… – Так то да… – Верно говоришь, Виталь… – Так я чего предлагаю… Может, название группе придумаем? Не просто так же собрались, не абы какой сброд… – Название команды? – уточнил Колючий. – Ну да, хоть как-то самоназваться нужно… – кивнул Виталий Анатольевич. – Мы сколько вместе работаем, мужики? Слышь, Зоолог! Ты когда в общине появился?.. Два года назад, так? Вот с тех пор… – Я лично в прошлом году в первый раз с Серегой поработал, – подал голос Батон. – На подстанцию тогда лезли. Не знаю, помнишь ты, или нет… – Да помню я все, – улыбнулся Добрынин. – Хотите название? Ладно… Диверсионно-штурмовая группа «Тайфун». Нормально? Бойцы замолчали, обдумывая предложенное. – А чего… мне нравится, – первым ухмыльнулся Дедушка Витт. – ДШГ «Тайфун»! Звучит! Оно, знаешь… И сплачивает как-то. – Ну, со сплоченностью-то у нас итак полный порядок, – заметил Серега Ювелир, подкидывая дровишек. – Молодых поднатаскать, и нормально… – Согласен, – кивнул Сашка Рус. – Название по-любому надо. Группа Зоолога – оно как-то не очень звучит, хотя нас именно так уже и опознают. «Тайфун» – интереснее. Данил кивнул. Со сплоченностью и сработанностью действительно обстояло все очень достойно – на выходах работали именно этим, устоявшимся уже, составом. Правда, никогда официально не признавали себя группой, хотя каждый прекрасно знал, что старший, объявив выход, всегда предпочтет каждого из них другому кандидату. И вот сейчас, сидя у костра, Дедушка Витт словно подытожил эти годы совместной работы, своим предложением выведя группу и отношения внутри нее на новый уровень. ДШГ «Тайфун»? Ну и отлично. Второй день экспедиции был не столь плодотворен. Если в первый с утра до вечера прошли порядка трехсот километров, то во второй одолели куда меньше. Дорога здесь была гораздо хуже: раздолбанная, кочка на кочке, яма на яме; местами – обнаженная щебенка, местами – так и вовсе полностью отсутствующее полотно и колеи каменной твердости. Колонна ползла тридцать-сорок километров, и конца-края этому не было. В итоге Зима углядел за посадкой справа этакую альтернативную дорогу – проселок, который за эти годы пробили проходящие караваны. Сошли – и теперь дело пошло гораздо лучше. Правда, за это пришлось заплатить изрядной демаскировкой – пыль с проселка поднималась до самого неба, – но Добрынин, подумав, махнул рукой. Зато скорость выросла. Как втопили под семьдесят, так и шли, только успевай населенные пункты отмечать. Так же прошел и третий день. К четырем часам, когда солнце, перевалив зенит, начало постепенно опускаться на запад, и справа по дороге мелькнул указатель «Забродино – 3 км» – Добрынин скомандовал остановку. Отсюда тракт начинал забирать к северо-востоку, на Уральск, но идти туда было без надобности. От Уральска до Атырау путь строго на юг, и если сойти с дороги здесь, в месте ее изгиба к северу, и срезать по проселочной дороге на юго-восток, через это самое Забродино, то на тракт Уральск—Атырау они выйдут около Большого Чагана. Там можно и остановку сделать, близко уже, около четырехсот километров. Дедушка Витт свидетельствовал, что Уральск-Атырау до Войны была в отличном состоянии, авось и одолеют за день. – Уходим с трассы, – глядя в карту, отдал распоряжение Добрынин. – Борт один, внимательнее. Через десять километров следующий поселок. Есть там кто живой, или нет – черт его знает. Смотрим на триста шестьдесят, не расслабляемся. Знаю я, какие поселочки-то бывают… Однако вопреки его словам, Забродино оказалось пустующим селом с ветшающими постепенно домишками. Ни единой живой души, даже живности – и той нет. Таким же пустым был и Большой Чаган. Хотя и стоял он, вроде бы, на тракте, и фон здесь был микрорентгены, почти довоенные нормы, и все условия для жизни присутствовали, но поселок был пуст. И видя это, Добрынин решил не останавливаться тут на ночлег, а пройти дальше – что-то настораживало его в этой пустоте брошенной деревни. Вроде и жить можно – а нет никого. Непонятно… Солнце было еще высоко, и потому, сделав короткий привал на южной оконечности поселка и наскоро перекусив, двинулись дальше. Местность с этого момента начала резко меняться. Чем ниже они опускались, тем меньше становилось вокруг леса. Сначала он сменился рощицами, затем рощицы уступили низкорослому кустарнику и одиноко стоящим деревьям, а затем и деревья почти сошли на нет, и в какой-то момент Добрынин понял, что вокруг каравана расстилается степь. Местами – ровная как стол, местами – с легкими перепадами по рельефу, от горизонта до горизонта заросшая самыми разнообразными травами, огромная, внушающая невольное уважение… Вокруг, сколько хватало глаз, была пустота. Только степь, дорога и желтый круг солнца в синем небе. После Чагана был Кушум, и вот тут они наткнулись на первого живого человека. Слева от дороги стоял большой двухэтажный дом, на котором виднелась полустёршаяся вывеска: «Кафе Кушум», а рядом с крыльцом дед в белом одеянии что-то вытряхивал из большого котла вертевшемуся вокруг кабыздоху. – Влево принять, тормозим у здания, – тут же отреагировал Добрынин, выдавая в эфир приказ. – Оратор, на выход. Узнай у мужика, что тут и как. Что дальше по дороге, свободна ли до Атырау. Ну и вообще… Башням – прикрытие, остальным тоже быть готовыми. – Принял, сделаем, – отозвался боец. Паша Оратор отличался особым умением залезать без мыла в жопу. Язык без костей, и если приказа нет, будет трындеть неумолкая. Однако при этом ни слова мимо, все по делу, каждый вопрос не в бровь, а в глаз. Глядишь, и добудет интересных сведений… Из бокового окна Данил увидел, как боец, выбравшись из БТР, подбежал к селянину и, игнорируя заходящегося лаем, прыгающего вокруг него пса, жестикулируя, и показывая то вперед по дороге, то назад, принялся объясняться с аборигеном. Время от времени он выходил на связь, докладывал полученные сведения, и благодаря этому Добрынин словно сам участвовал в разговоре, вовремя корректируя направление беседы. Тракт впереди был чист до самого Атырау. С единственной оговоркой – за поселком мост через реку Урал и этот мост держат как средство получения мзды жители поселка. Проход что в одну, что в другую сторону стоит некоторое количество материальных ценностей. Валюта, конечно же, патроны. Но если пожевать всем составом в его харчевне – ресторатор на мгновение метнул алчный взгляд на караван, наверняка представляя, на сколько нажрут голодные гости – пропустят за полцены. Тут Добрынин ржанул в голос, а за ним, наверняка, и экипажи всех четырех машин. Мужик был рекламщиком от бога… …Большой Чаган пуст уже давно – люди ушли после того, как нечисть там объявилась. Река течет практически на задах деревни, а в реке – водяные. Вот из-за них поселок и опустел. Водяные-то? Да мерзкие твари! Склизкие, зеленые, в пупырках. Жабы, одним словом! У нас? Нет, у нас не водятся, наши охотники всех постреляли, теперь только в Чагане остались, там гнездо. …Еще? Есть и еще. Тушканчики выросли – что твои волчары. Ночью в степи в одиночку лучше не ходить. Но вообще живности дикой нынче мало. Передохла от радиации. Теперь когда еще восстановится… …На тракте в нынешние времена движения совсем-совсем мало, прям беда! Как жить?.. Хорошо если в неделю два-три каравана пройдут. Здесь Добрынин присвистнул – по его меркам это был прямо-таки автобан с тремя потоками. Два-три каравана в неделю здесь – и один в Сердобске за два-три месяца! Да тут у них, считай, центр цивилизации! …В округе народа немного. В Кушуме двадцать семей, да в Карасу четыре – это если через реку на восток. А больше и все. Следующее поселение, Янайкино, пустое стоит, а вот еще дальше, в Чапае, – там полста семей сохранилось. И после Чапая до самого Атырау нет никого, только в Индерборском живут солевики, солью в озере Индер промышляют. Но от тракта до них еще километров десять пилить, поселок за рекой через мост стоит. …Атырау-то?.. В Атырау да, люди есть. Сам раньше там жил, аташка и ажека[16] там остались… Но там сейчас война идет. Наверх очень крупный клан вылез, всех под себя подминает. Но – по-божески, по-божески. Если кто не согласен, дают сутки на выселение. С остальными разговор короткий. По всему видать, хотят весь город под себя взять. Вернее, то, что от него осталось. И возьмут, потому что сила у них. Там раньше часть внутренних войск стояла, и еще отдельный разведывательный полк. И штаб регионального командования «Запад» размещался. Ну и естественно, вояки начали постепенно все под себя забирать. Одно время-то они с соседями не ссорились – может, внутри себя власть делили, может еще чего, но последние пару лет война идет. И для них очень успешно. …Название?.. Название клана не знаю, но люди говорят что-то с братством связано… …Что осталось, что осталось… Не много осталось, но и не мало. Атырау – нефтяная столица Казахстана, ее там как грязи. Естественно, крупный перерабатывающий завод. Был. Сейчас неизвестно, что с ним, но вряд ли работает, для производства энергия нужна. Однако запасы топлива гигантские. Что еще… Асфальтовый завод не работает. ТЭЦ не работает. ПВО – так то вообще умерло. Город во времена Союза был частью ядерного щита, с того времени остались пусковые на западе от города, и были они действующие. Свое выпустили, успели, и вот по пустым уже и прилетело. Так что западная окраина стерта. И аэропорт, и микрорайоны: Самал, Нурсая, Лесхоз… И даже частично центр. Но остальное уцелело. Правда, народу перемерло – не счесть. Со временем, конечно, кто выжил – те как-то жизнь наладили… Но и поуезжало прилично. Я вот тоже уехал, а ведь раньше в отеле шеф-поваром был… …Вы туда путь держите? Тогда эту дорогу не советую. Справа на въезде в город – городская свалка, огромный полигон. Не нужно там ездить. Не нужно. Люди доносят – нехорошо там… Перед городом, в селе Алмалы, есть переправа через Урал, она в порядке. По ней можно на правый берег уйти и по другой дороге уже в город. Как раз мимо села Талкайран пройдете. В селе базар, можно и на ночлег встать. Керимов Бекболат Мусаевич – Бекболат-ага – дела ведет, с ним говорить можно. Скажите только – от Манаса Турганова, он поймет. …Пожрать? Да пожрать-то всегда пожалуйста! Три пульки – хороший туски ас… Полдник по-вашему, по-русски! Вам на сколько человек накрывать? Здесь Добрынин, увидев, что разговор сворачивает не в ту сторону, Оратора отозвал. В «буханке» провианта лежит на четыре недели. Часть дал Мамонов, часть – сталкеры, часть Данил собрал на свои – успешное сотрудничество с вояками на горе очень быстро способствовало если не обогащению, то, как минимум, достатку. И он вполне мог себе это позволить. Полученных сведений пока было достаточно. Тронулись дальше. Правда, пришлось тормознуть у моста, оплатить проезд. Охрана стояла не сказать чтоб сильная – блокпосты из мешков с песком на этой и на той стороне, чуть дальше – более основательное бетонное сооружение, бывшее когда-то полицейским постом, и за ним – еще один блокпост. Из серьезного вооружения только старенькие «Утесы», люди же и с калашами и с ружьями. Колонне в составе трех боевых машин с вооружением эта охрана хлопот не доставит, но овчинка выделки не стоила, ссориться с местными в планы не входило. Проезд по мосту – десять пятерок с машины и по одному с носа, пятьдесят патронов всего. Причем внутрь транспорта начальник охраны не полез, опасливо глянув на жала тридцатимиллиметровок в башнях БТР. Поверил, что их там двадцать человек, принял полную горсть патронов, да еще и рахмет[17] сказал. Наверняка именно на этом и основывался успех бизнеса местных: с одинокого путника побольше, так как отпор он дать не сможет и вынужден будет платить, а с вооруженного каравана – поменьше, так что и связываться смысла нет, проще оплатить, иначе больше расстреляешь. Полученные сведения располагали к обдумыванию, и оставшийся час, пока колонна искала место для ночлега, Добрынин соображал. Внутренние войска и армейская разведка. Интересная комбинация. Помнится, полковник не раз демонстрировал в разговоре пренебрежение к ВВ[18]. Может, заслуженно, может, и не очень – ведь и те и те делали свое дело, – но впечатления об этом у Данила остались. Значило ли это, что люди этих ведомств не смогут работать друг с другом?.. Добрынин не знал. Может, и не смогут, начнут конфликтовать. Но вполне может так быть, что объединенные под началом сильного человека – или группы лиц – они все же смогут сосуществовать, пусть и конкурируя друг с другом. Вон, взять хоть КГБ и ГРУ во времена Союза. Драка стояла жестокая, но оба силовых ведомства выполняли волю Партии, тем самым работая на благо страны. А конкуренция – что ж… Конкуренция внутри одной организации, она больше росту способствует. Если, опять же, у человека, что ей руководит, рука железобетонная и воля стальная. Но как бы то ни было, это очень серьезная сила. И до Начала, и уж тем более после. А за десять лет они наверняка подросли и в силенках и организации, раз осознали свою мощь и начали столь успешно забирать под себя город. Драться с такой силищей… Дальше, впрочем, Добрынин растекаться мыслью по древу не стал. Придорожный дед свидетель ненадежный, может и наболтать – причем, не из злого умысла, а по старости лет. Нужен кто-то более компетентный в делах Берегового Братства. И его предстояло еще достать. Манас Турганов, похоже, все же долю свою поимел. Как говорится – не мытьем, так катанием. Судя по всему, он и Бекболат-ага, держащий базар на подъезде к Атырау, работали в тандеме. Делились прибылью, или были у них какие-то другие товарно-денежные отношения, этого Добрынин знать не мог и не интересовался. Но явно было одно – дед Манас направил их сюда не с бухты барахты. Юка даже высказала подозрение, что имеется какое-то торговое соглашение между владельцем «Кафе Кушум» на дороге, переправой в селе Алмалы и рынком «Базарный дом Керимова», согласно которому торговцы действовали в интересах друг друга и имели долю каждый у каждого. Добрынин покивал, соглашаясь – и было от чего. Когда в три часа третьего дня, пройдя за восемь часов четыреста километров и переправившись через Урал в Алмалы, они остановились в Талкайране, и Добрынин через охрану рынка передал Керимову привет от Манаса Турганова – были приняты с распростертыми объятиями. Бекболат-ага вышел лично сам – правда, в сопровождении охраны – и продемонстрировал самый горячий прием, величая Добрынина «уважаемый», «асыл»[19] и «Сережа, «балам»[20]. И Добрынин склонен был думать, что это не столько восточное радушие, сколько нюх к наживе. Ибо Бекболат Мусаевич, сокрушаясь по поводу нынешней тяжелой жизни, закатывая глаза и вскинув несколько раз руки к небесам, призывая в свидетели Аллаха – и поглядывая меж тем хитрыми узкими глазками на технику у дороги – назначил за места в гостинице при базаре неплохую цену: по три пятерки с человека в сутки и по десять за технику. В сутки получалось сто двадцать патронов пять-сорок пять – и это он еще скидку сделал. Однако Данил, понимая, что останавливаться в незнакомом месте лучше все же за крепкими стенами и с хорошей охраной, нежели в чистом поле за городом, вынужден был согласиться. Утешало одно – в салоне «буханки» было достаточно, чтоб всей компании жить у Керимова месяцев пять, если не больше. Справедливо опасаясь за сохранность имущества, он выговорил право выставить на свою технику вооруженную охрану, и самим держать при себе пистолеты – но еще за двадцатку пятеры в сутки. Все остальное оружие полагалось оставлять в машинах. Впрочем, Данил особо и не переживал, извернулся и в таких условиях. Занял половину людей дежурством при технике, а второй половине разрешив устроиться в номерах в гостинице и чередоваться через сутки. При этом, построив людей у колонны, сделал строжайшее внушение: не разбегаться, никуда не лезть, за территорию базара ни ногой. Держаться в одном месте, у техники или в номерах, в случае объявлении тревоги в течение пяти минут всем быть на своих местах. Это все-таки полевой выход, пусть вокруг и какое-то подобие цивилизации. Сам же, взяв с собой Юку, Виктора с Верой и Леху Шаха, двинул наносить хозяину визит. Нужны были сведения, а у кого их добыть, кроме как не у местного старожила, да еще и торгаша? Восточный прием – это целый ритуал. Глава дома обязательно должен продемонстрировать гостеприимство, а гость за это гостеприимство вежливо и тепло похвалить, причем не только хозяина, но и его дом и семейство. Об этом вкратце, пока они шли в административное здание базара, где обустроил свои хоромы Бекболат-ага, успел поведать Шах, до Начала служивший срочку где-то в Азии. Добрынин велел Лехе быть на стреме и, ежели чего, перехватывать разговор, чтоб сам он, не приведи Аллах, не ляпнул какой-нибудь некорректности – и Шах заверил его в полной готовности. – О делах – ни слова. Сначала пустые разговоры. Погода, расходы-доходы, удои курей в литрах и всякий прочий бред, – предупредил он перед самым входом. – Когда можно будет о делах – я маякну.