После удивленной паузы он смеется коротким, резким смехом. — Отправил по почте? Мне ждать их на своем пороге? — Нет. Я отправил их частной курьерской службой, которая специализируется на подобного рода перевозках. И посылка появится на кормовой палубе «Бомбардировщика» в шесть часов по местному времени. В данный момент, если я не ошибаюсь, палуба находится в десяти милях от побережья Крапань. А я не ошибаюсь. Такого еще не было. Сказал просто так, красивый оборот речи. Когда он ничего не говорит, я добавляю: — Дам контакты курьера. Рекомендую. Уверен, они пригодятся. За этим следует очередной поток проклятий. Длинный и красочный, вращается в основном вокруг отделения моих гениталий от моего тела и подвергания их различного рода неприятностям. Когда мужчина выдыхается, я говорю: — Причина, по которой я звоню, в том, что я влюблен в твою дочь. В трубке раздается странный звук. Звук рвоты или звук нехватки воздуха. Плохо дело. У него может быть сердечный приступ. — Прошу прощения… немножечко отмотаем. Я забыл упомянуть, что именно я спас ее от сербов. Ее держали в яме в земле под заброшенным сараем посреди сельской местности Массачусетса. Разумеется, я не стал спускать им это с рук, учитывая, что я собираюсь сделать ее своей женой. — Т-ты… ты, б-блядь… — заикается он. — Знаю-знаю. Но если Россия и Соединенные Штаты смогли пережить холодную войну, мы с тобой тоже что-то придумаем. Обращаясь к кому-то на заднем плане, он кричит: — Этот гребаный придурок! Ты можешь поверить, что несет это гребанный придурок? Он возвращается на линию, кипя от злости. — Слушай, кретин. Мне не нравятся странные звонки, я не терплю придурков, и я чертовски уверен, что не позволю главе ирландской мафии нести всякую чушь про мою семью. Считай себя мертвым! — Это так удручает, ведь я надеялся, что мы сможем встретиться лицом к лицу где-нибудь в ближайшие несколько дней. Я хочу оказать тебе уважение и лично попросить руки твоей дочери. Снова тишина. Еще более странные звуки. И странное шипение. Вряд ли я благотворно влияю на его здоровье. — Не то, чтобы Джули нуждалась в разрешении, просто я старомоден. И, возможно, мы также сможем договориться, как будет происходит твое общение с внуками. Честно говоря, не похоже, чтобы Джули хотела иметь с тобой что-то общее, но, может быть, я мог бы убедить ее позволить мне время от времени присылать фотографии наших детей. Но я ничего не могу обещать, так что не заставляй меня это делать. На линии раздается громкий стук, за которым следует хрип. — Вторник в десять утра? Я буду один. — Я хихикаю. — Мне придется, учитывая, что я буду прыгать с парашютом на палубу твоей мегаяхты. Я слышу слабое бульканье и воспринимаю это как подтверждение. — Отлично. Тогда до встречи! Просто чтобы вонзить нож немного глубже, я торжественно добавляю: — Папа. И довольный собой, я вешаю трубку. Думаю, что все прошло хорошо. Затем, поборовшись некоторое время с совестью, я сажусь писать письмо. ГЛАВА 32 Джули Я пробуждаюсь ото сна, в котором несусь на единороге сквозь волнистые радужные облака, и вижу сложенное письмо на подушке рядом со мной. В комнате я одна. Уже утро. За окнами пентхауса Бостон сверкает, словно драгоценный камень. Сев, я свешиваю ноги с края матраса и осторожно опускаю ступни на пол. Я пробую перенести на них свой вес, опираясь рукой о кровать, и обнаруживаю, что могу справиться с болью. Врач в больнице, вероятно, применил какую-то магию вуду, посчитав, что в ином случае Киллиан оторвет ему голову на месте. Доковыляв до ванной, я пользуюсь туалетом и чищу зубы. Своей собственной фиолетовой зубной щеткой, которая неким волшебным образом появилась в стаканчике у раковины. Когда я случайно заглядываю в гигантский шкаф, то обнаруживаю, что вся моя одежда висит рядом с милями одинаковых черных костюмов от Armani и накрахмаленных белых рубашек. Очевидно, пока я спала, Киллиан трудился не покладая рук. Судя по всему, я официально переехала. Можно было бы устроить ему взбучку из-за того, что моего мнения по этому поводу не спросили, но он бы понял, что я просто выпендриваюсь. Но если у меня есть хоть какое-то право голоса, мы сделаем ремонт. У Бэтмена не было жены, а если бы была, пещера летучих мышей точно перестала бы быть такой удручающей. Этому месту как минимум нужны яркие подушки и ароматические свечи. Я снимаю с вешалки одну из белых рубашек и набрасываю ее. Подол свисает до колен. Мне приходится несколько раз закатывать рукава, чтобы они доходили до моих запястий. Эта штука могла бы послужить мне платьем. Затем я возвращаюсь к кровати, сажусь на край матраса и беру письмо. Я разворачиваю его и начинаю читать. За двадцать минут я перечитала письмо с полдюжины раз. Я по-прежнему сижу на кровати, а по моим щекам текут слезы. Именно в таком состоянии меня находит Киллиан. Он останавливается в дверях спальни. Босиком, в выцветших джинсах и белой футболке. Темные волосы растрепаны. Глаза налиты кровью. Кажется, будто он не спал неделями. Но несмотря ни на что этот мужчина все еще так великолепен, и у меня перехватывает дыхание. Он сует руки в передние карманы джинсов и смотрит себе под ноги. Его голос низкий и нехарактерно неуверенный. — Итак. Ты прочитала. Шмыгая носом, я киваю. Это все, что я могу сделать. Киллиан поднимает на меня взгляд, молча изучает выражение моего лица, затем снова опускает глаза и делает глубокий вдох. — Прости. Я знаю, что это… слишком. Я не был уверен… Лиам предложил… — Он замолкает, бормоча проклятия себе под нос. — Если ты захочешь уйти, я пойму. — Уйти? Ты что, шутишь? Он вскидывает голову и смотрит на меня не мигая. В его глазах я замечаю либо надежду, либо ужас, учитывая слезливый всхлип, который только что сорвался с моих губ. Что звучало пугающе даже для меня. Я пытаюсь немного успокоиться, но безуспешно. Грядет поток новых рыданий. — Киллиан. Господи. Это письмо. — Я истерически размахиваю им в воздухе. — Это письмо вырвало мое сердце. Сожгло мою душу дотла. Разорвало меня на куски! Его темные брови медленно сходятся на переносице. Выглядя смущенным, он ждет продолжения. Я едва могу говорить, поэтому просто распахиваю объятия и продолжаю рыдать. Киллиан в мгновение ока бросает ко мне, заключает меня в объятия и прижимает к матрасу, придавливая своим восхитительным телом. Затем зацеловывает мое мокрое лицо. Я обнимаю Киллиана за широкие плечи и плачу в его шею. Его смешок низкий и хриплый. — Значит ли это, что ты не против быть девушкой шпиона? — Да. А тебя устраивает, что ты влюблен в воровку? Он поднимает голову и смотрит на меня теплым взглядом, обхватив мое лицо своими большими руками. — Да, милая. Более чем устраивает. О таком я мог только мечтать. Я вновь начинаю рыдать. Он перекатывается на спину, увлекая меня за собой, и крепко прижимает к своему телу. Медленно скользя ладонью по моему позвоночнику, Киллиан успокаивает меня, пока я не затихаю, начав тяжело дышать, а не изображать банши. — Я не могу в это поверить, — уткнувшись ему в плечо, шепчу я. — Все эти годы… ходил по краю… Как ты выжил? — Таков я. Я чувствую, как он пожимает плечами, и мне хочется стукнуть кулаком по его надменной груди. Вместо этого я начинаю слабо смеяться. — Так-то лучше. — Он целует меня в макушку. — На минуту я подумал, что мне придется позвонить своему знакомому в психиатрическое отделение Бостонской больницы, чтобы тот привез смирительную рубашку. — Хочешь пристыдить меня? Его грудная клетка поднимается от медленного глубокого вдоха. — Нет. Кстати, еще…