Я открываю рот, чтобы закричать, но воняющая химикатами тряпка уже прижата к моему носу и рту. Когда мои ноги превращаются в желе, а мир становится черным, один из мужчин говорит что-то другому на языке, который я не узнаю. Но мне и не требуется его знать, потому что я уверена, что это сербский. ГЛАВА 29 Джули Я прихожу в сознание и понимаю, что лежу в багажнике движущегося автомобиля. Мои руки и ноги чем-то связаны, вероятно, веревкой. Мою голову покрывает грубая черная тканьи. Я босиком. Если не считать, что у меня раскалывается голова и присутствует легкая болезненность в бицепсах в месте, где меня схватили мужчины, я цела и невредима. Мой первый инстинкт — закричать. Я борюсь с этим и кидаю все свои силы на то, чтобы сохранять спокойствие. Ровными вдохами контролирую свою панику, как меня учили в детстве. Вдох. Задержи дыхание и считай до четырех. Выдох. Задержи дыхание и снова считай до четырех. Начни все сначала. В данный момент только и остается, что следить за счетом. Если мне удасться правильно оценить, как много мы проедем перед конечной остановкой, полиции будет легче найти меня позже. Разумеется, если я смогу каким-то образом передать эту информацию в полицию. Если меня не убьют меня раньше. Вдох. Задержи дыхание и считай до четырех. Выдох. Задержи дыхание и снова считай до четырех. Начни все сначала. Я внушаю себе, что, скорее всего, меня не убьют. Если меня похитили люди из той сербской банды, то, по словам Киллиана, они искали рычаги управления в войне с моим отцом, следовательно, я представляю собой ценность. Пока я жива, они могут диктовать условия. И чтобы отец их принял, они должны будут предоставить доказательства, что я жива. Просто на слово папа им не поверит. Как и фотографиям, потому что их могли сделать в любое время. Даже много лет назад. Им придется снимать меня на видео. Или, что еще хуже, устроить нам телефонный разговор. Как только отец согласится на условия, моим похитителям придется предъявить меня — все еще дышащую и в основном целую, — чтобы получить то, что они хотят. Если только дорогой папочка не захочет моего возвращения. Если только он не скажет им, что я для него уже мертва и они могут делать со мной все, что заблагороссудится. Вдох. Задержи дыхание и считай до четырех. Выдох. Задержи дыхание и снова считай до четырех. Начни все сначала. Он захочет, чтобы я вернулась. Если он позволит своим врагам причинить вред единственному ребенку, это опозорит его. Подорвет его репутацию. Он отдаст что угодно, хотя бы для того, чтобы сохранить лицо. А потом… о, божечки. Тогда отец меня заберет. И ни за что на свете больше никогда не отпустит. Меня посадят под замок. В клетку. Я буду вынуждена жить как пленница. Или меня отошлют в Италию. Отправят жить с семьей в Сицилии, подальше от врагов в Нью-Йорке. Выдадут замуж за одного из моих жестоких, волосатых кузенов. Я буду вынуждена заниматься с ним сексом. Рожать ему детей. Готовить ему еду. Мыть за ним туалет. Вдох. Задержи дыхание и считай до четырех. Выдох. Задержи дыхание и снова считай до четырех. Начни все сначала. Я не могу позволить себе отчаиваться. Я должна думать о позитивном. Сохранять спокойствие. Быть бдительной и не проявлять агрессии. Остаться в живых. И я не могу позволить себе думать о Киллиане. Я не могу думать о его прекрасных темных глазах и его душераздирающей улыбке. Я не могу думать о том, как его голос становится хриплым, когда он хочет меня. Я не могу думать о том, как он прикасается ко мне, или как он целует меня, или о его невероятно пьянящем сочетании мужественности и нежности. Как он нежно занимается со мной любовью. Как страстно он трахает меня. И что у него есть брат-близнец. Мне определенно нельзя об этом думать, потому что мой мозг взорвется, ведь это может означать многое. Невозможное. То, что их двое — полное безумие. Что они могли сделать. Кем они могли бы быть на самом деле. Или кем являться. Машина останавливается. Хлопают двери. Гравий скрипит под тяжелыми ботинками. Крышка багажника открывается, и внутрь врывается порыв прохладного ночного воздуха. Мужской голос обращается ко мне с сильным восточноевропейским акцентом. — Правило номер один: веди себя хорошо, или я что-нибудь тебе отрежу. Его тон деловой. Скучающий. Эту угрозу он использует не раз. Говорит, не бросая слов на ветер. Мое сердце учащенно бьется, когда я обещаю: — Я буду вести себя хорошо. Я ненавижу себя за то, что шепчу. Мужчина одобрительно хмыкает. Схватив меня за предплечье, он подтягивает меня в сидячее положение, затем грубо поднимает и перекидывает через край. Мои лодыжки связаны, поэтому я заваливаюсь лицом вперед, но похититель поднимает меня и поддерживает. Острый, ледяной гравий врезается в подошвы моих босых ног. Мужчина поднимает меня и закидывает через свое плечо. Хотя и не могу видеть его через мешок на голове, я могу сказать, что он большой. И сильный. Не организатор. Не главный. Это парень, которого начальство посылает, когда им требуется сила. Его рука, обнимающая мои бедра, тверда, как сталь. У него легкая, скачущая походка, как будто мой вес на его плече совершенно несущественен. Он, наверное, частенько носит подобный груз. Мертвый груз. Вдох. Задержи дыхание и считай до четырех. Выдох. Задержи дыхание и снова считай до четырех. Начни все сначала. Мы поднимаемся по ступенькам. Теперь его ноги идут по дереву, об этом говорит тяжелый, глухой звук. На мгновение становится тихо. Я слышу металлический лязг, затем жалобный скрип несмазанных петель. Открывается большая дверь… нет, скорее откатывается с одной стороны. Резкий, отчетливый запах лошадей и влажного сена, сопровождаемый более слабым запахом свежей воды, ударяет мне в нос. Должно быть, мы в деревне. Кроме нежного стрекота сверчков и шелеста листьев деревьев на прохладном ветерка, я ничего не слышу. Я, наверное, долгое время была без сознания. Я далеко от города. Если кто-то и ищет меня, то никогда не найдет. Вдох. Задержи дыхание и считай до четырех. Выдох. Задержи дыхание и снова считай до четырех. Начни все сначала. Мой похититель снова шагает. Несколько раз он меняет направление, сбивая меня с толку. Мы находимся, должно быть, в большом здании, потому что мы идем довольно долго. Остановка. Затем лифт с громким скрипом резко опускается вниз, я испуганно втягиваю воздух. — Правило номер два: молчи, пока тебе не разрешат говорить. Я прикусываю нижнюю губу и проглатываю рвущийся к горлу крик. Когда лифт останавливается, меня овевает теплый и спертый воздух. Я чувствую запах сигаретного дыма и слышу негромкое гудение радио, настроенного на новостной канал. Канал не английский, поэтому я не могу понять, о чем там вещают. Я оказываюсь в вертикальном положении, и меня усаживают на жесткий металлический стул. Мешок с головы снимают. Я моргаю от ослепительного белого света. Под моими ногами грязный пол. — Назови свое имя для камеры, — говорит мужской голос за светом. Мы уже делаем это? А они не теряют времени даром. Я облизываю пересохшие губы. Дыши медленно. Выпрямись. — Джули Моретти. — Громче. — Джульетта Моретти. — Дата и место рождения? Мужчина абсолютно бесстрастен. Никаких эмоций. Для него это всего лишь работа. Я не более чем средство для достижения цели. Он, вероятно, даже не видит во мне человека. Мои руки за спиной так сильно трясутся, что я не могу сжать их в кулаки. — Двадцать восьмое января тысяча девятьсот девяносто пятого. Пресвитерианская больница в Нью-Йорке.