Я сажусь. Он уходит, хлопнув за собой дверью. Камера под потолком наблюдает за мной красным немигающим глазом. Через несколько минут я поворачиваюсь к темной стеклянной стене. — Вы серьезно? Это была бутылка текилы. Не брендовая. У вас, парни, ночка не выдалась или как? Ничего не происходит. Проходит еще больше времени. Никто не приходит. Как раз в тот момент, когда я собираюсь начать колотить по стеклу и кричать о своих правах американского гражданина, дверь в комнату открывается. Входит женщина. Беременная женщина. Та самая женщина. Она одета в шикарный черный костюм, который умудряется сделать ее живот менее похожим на беременный и больше похожим на то, что она просто плотно поела. В одной руке у нее портфель, в другой — стаканчик кофе. Она тепло улыбается мне. — Привет, Джули. Я Труви. Можешь звать меня Тру. Так приятно с тобой познакомиться! Ее техасский акцент мягок и прекрасен, и я собираюсь вырвать ее глаза прямо из черепа. Кровь пульсирует у меня в щеках, я натянуто говорю: — Что. За. Пиздец. — Я вижу, мы прекрасно поладим, — смеется она. У нее очаровательный смех. Мягкий, женственный и звонкий. Ведьма. Тру усаживается за стол, ставит портфель на пол, пододвигает ко мне стаканчик кофе, складывает руки на коленях и изучает меня. Эм, она реально на меня глазеет. Я опускаю взгляд на ее огромное кольцо с рубином и бриллиантом. — Ты замужем, — сипло замечаю я. — Да. Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и проклинаю день, когда решила совершить налет на этот чертов склад подгузников. — Я твой адвокат, если тебе интересно. Мои веки распахиваются. Я смотрю на нее. Я никогда по-настоящему не понимала слова «ошеломленный»… до сих пор. Девушка хмурит брови. У нее потрясающие глаза бледно-зеленого оттенка, как морское стекло. — Не смотри так удивленно, — заявляет она. — Если я выросла в крошечном городке Техаса, то это вовсе не означает, что я не могу спорить с законом. Да будет тебе известно, я сдала экзамены с первого раза. Мне хочется расхохотаться. Но сильнее мне хочется огнемет в руки. — Как давно ты замужем? Она сияет, крутя обручальное кольцо большим пальцем. — Уже семь месяцев. Мы расписались сразу, как только узнали, что мы беременны. «Значит, мы не беременны». Я вспоминаю разочарованный тон Киллиана в ночь, когда он ворвался в мою спальню. Меня начинает мутить. Тру смотрит на меня. Ее глаза такие же мягкие, как и ее голос. — У нас будет девочка. Мы назовем ее Марибель, в честь моей мамы. Тогда я чуть не срываюсь и не начинаю рыдать. Еще бы чуть-чуть. Я чувствую давление и жжение в глазах. Но я отказываюсь выставлять себя еще большей идиоткой, чем уже выставила, поэтому вскакиваю на ноги и начинаю расхаживать по комнате. Намотав несколько кругов, я останавливаюсь и осуждающе смотрю на нее. — Что еще? Он двоеженец в дополнение к тому, что он огромный мудак и гигантский лжец? Она растерянно моргает. Я использую свое преимущество. — Ты поклоняешься какому-то культу? Некой чокнутой религиозной организации, которая промывает женщинам мозги, чтобы они стали женами-подружками? Она смотрит налево, потом направо, как будто понятия не имеет, что происходит, и надеется, что кто-нибудь ворвется и спасет ее от сумасшедшей меня. — Эм… Я усмехаюсь. — Не играй со мной в скромницу. Он послал тебя сюда! Ты точно знаешь, кто я. — Да, — осторожно отвечает она. — Я слышала о тебе много всего хорошего. Я вскидываю руки в воздух и кричу: — И ты не против? Господи! — Прости… Не против чего? Мой смех мрачнее и страшнее, чем глаза полицейского, который привел меня сюда. — О, леди, ты ненормальная. Тебе нужна помощь. Она хмуро смотрит на меня, выпрямляет спину и огрызается: — На самом деле, это тебе нужна помощь. И я здесь, чтобы ее предоставить. В четыре часа утра, если не раньше! И мне не нравится ни сарказм, ни подобное отношение, ни то, на что ты, черт возьми, пытаешься намекнуть. Я не иду на поводу своих желаний, поэтому не впиваюсь пальцами в ее волосы, а скрещиваю руки на груди и смотрю на нее, тяжело дыша. — Держу пари, он говорит тебе, что ты самая красивая женщина, которую он когда-либо видел, верно? Она говорит сквозь сжатые челюсти: — На самом деле, он так и делает. Ублюдок. Если я когда-нибудь увижу его снова, я выдерну пинцетом его лобковые волосы один за другим, затем засуну их ему в нос и подожгу. — И держу пари, он дарит щедрые подарки. Смехотворно дорогие подарки. Украшения, которые ты даже не можешь носить на публике, потому что тебя ограбят ровно через десять секунд. Она пристально смотрит на меня. Ее глаза из морского стекла тверды, как кремень. — О да, — с сарказмом хмыкаю я. — В этом он великолепен. О-о-очень щедр. О-о-очень романтичен. А как насчет Шекспира? Спорим, он вдувает этот шекспировский дым прямо в твою задницу, не так ли? Она приподнимает подбородок. — Нет? О, неужели я особенная? — Я смеюсь. Мой голос такой хриплый, как будто заядлая курильщица. — Подожди секунду… — просит она. — А как насчет акцента, а? — Я хихикаю. — О боже! Крис Хемсворт — мой самый любимый! Джеймс Бонд стоит вторым в списке, потому что, милый младенец Иисус, австралийский акцент просто бомба, верно? Держу пари, в ночь, когда ты забеременела, он говорил именно этим акцентом. Мой истерический смех застревает в горле. Я делаю глубокий вдох. Что звучит как прерывистое рыдание. Тру поднимается на ноги, прижимая руку к груди. — О, милая. О господи. Ты думаешь, что я замужем за Киллианом? — шепчет она — Ты только что сама сказала мне, что вышла за него замуж! Она качает головой и прищелкивает языком. Смотрит на меня с сочувствием. Затем обходит стол и кладет руки мне на плечи. Пристально вглядывается в мои глаза. — Я замужем не за Киллианом, милая. Я замужем за его братом. Ощущение, будто она только что ударила меня в живот.