Она родилась в Калифорнии, но познакомилась с моим отцом во время каникул на Манхэттене. Зная его всего неделю, она отдала всю свою жизнь и перебралась в Нью-Йорк. Настолько была влюблена. Или насколько была одинока. Если она и не знала, кем он был до переезда, то, конечно, быстро узнала. Он был королем. Состоятельным. Гордым. Харизматичным. Его боялись и уважали. Все знали о его приверженности своей чести, но особенно о его жажде насилия. Что очень напоминает о Лиаме Блэке. — Киллиане, — вслух поправляю себя. Киллиан. Ни прозвище, ни второе имя, ни альтер эго. Какой смысл требовать, чтобы именно я называла его так? Это меня раздражает. Но еще больше меня раздражает то, что я не рассказала об этом Фин и Макс. Я всегда умела хранить секреты, но не от них. Хотя эта фигня с его именем… Я все еще пытаюсь разгадать этот секрет. Это что-то важное. Ключ. Правда, я не знаю к чему. В последний раз я разговаривала с отцом семь лет назад. Меня арестовали за кражу в магазине. Тогда я первый и последний раз видела полицейский участок изнутри. Нужен был залог всего пятьсот долларов, но у меня не было своих денег. У меня не было работы. Папа оплачивал все. Это случилось на следующий день после окончания школы, и мне предстояло вернуться в Нью-Йорк в течение недели. Но тогда разговор по телефону с отцом изменил все. В мафии, вор — это низшая форма мусора, хуже только «стукач». Мафиози с радостью извлекут выгоду от украденных товаров, но сами никогда не опустятся до кражи. Им не позволяет их «честь». Для подобного рода вещей есть соратники, люди, которые по тем или иным причинам не могут вступить в группировку. Не итальянцы, люди с плохой репутацией и так далее. Поэтому, когда мне пришлось позвонить отцу и попросить внести за меня залог, он узнал, что я опозорила семью кражей, и пришел в ярость. Кричал на меня. Обзывал меня. Он сказал, что я глупая, дочь своей матери до мозга костей. И что-то внутри меня оборвалось. Мне надоело. Я решила покончить со всем этим. Особенно с отцом. Я повесила трубку на середине его тирады. А затем сообщила офицеру, что останусь в тюрьме до предъявления обвинения. Он странно посмотрел на меня и сказал, что поговорит с судьей, потому я показалась ему славной девочкой. И это был мой первый прокол. У него была дочь примерно моего возраста, и не было никакого смысла держать меня в тюрьме за кражу десятидолларовой помады из универмага вместе с проститутками и торговцами наркотиками. Судья решил проявить снисходительность. Меня выпустили через двенадцати часов одинокого сидения в камере, где я вдоволь поразмышляла. Тогда я впервые в жизни была действительно одна. И мне понравилось. На двери и окне стояли решетки, но я никогда не чувствовала себя такой свободной. Я знала, что отец придет за мной, хоть и был в ярости. Я принадлежала этой семье. Я была движимым имуществом. Я была ценна как невеста для любимого союзника или плата за долг: было немыслимо просто отпустить меня. Поэтому я исчезла. Я переехала в Бостон с Фин и Макс. Фин знал кое-кого, кто знал кое-кого, кто продал мне фальшивое удостоверение личности. Я получила работу в почтовом отделе местной газеты. Первое время я работала отвратительно, но со временем всему научилась. Из почтового отдела меня быстро повысили в отдел рекламы, а оттуда до должности помощника одного из штатных сценаристов в отделе художественных материалов. Хэнк стремился к величию: он хотел получить Пулитцеровскую премию за репортаж. Он был упрям в своей погоне за «реальными новостями» и научил меня анализировать данные в интернете для исследований, как собирать воедино, казалось бы, несвязанные лакомые кусочки информации и, самое главное, как проверять факты. Я стала знатоком всего этого. В свободное время мои новые навыки использовались для поисках целей. Преступники — по крайней мере, «хорошие» — искусны в сокрытии своей преступной деятельности. Когда я увидела в новостях сообщение об аресте и чуть ли не немедленном освобождении Лиама Блэка, я решила узнать о нем побольше. Но для человека с такой репутацией нашлось удивительно мало интересного. Ни поддающегося проверке адреса, до недавнего времени ни единого ареста, ни присутствия в социальных сетях, ни фотографий. Как будто он существовал только в разговорах. Как будто он был призраком, Бугименом, которым родители пугали своих непослушных детей. Мой интерес рос. Я продолжала копать, пока кое-что не нарыла: в базе данных корпоративного лицензирования госсекретаря штата Массачусетс была зарегистрирована компания Black Irish Enterprises. Название бросилось мне в глаза и не выходило из головы. Адресом штаб-квартиры корпорации был обычный абонементный ящик на почте. А высшую должность занимал некто Миал Кэлб. Имя, которое не имело абсолютно никакого смысла, пока не прочитаешь его задом наперед. Покопавшись еще немного, я выяснила, что мистер Кэлб являлся владельцем девяноста пяти других компаний, большинство из которых находились в зарубежных странах. Большинство оказалось подставными корпорациями. То есть у них не было ни сотрудников, ни активных деловых операций, ни значительных активов. Предполагаю, что создали их только в целях отмывания денег и уклонения от уплаты налогов. Я снова и снова прокручивала ролик, на котором агенты ФБР вели Лиама Блэка в федеральное здание. Я запоминала его лицо, отмечала татуировки на костяшках его левой руки. Он произвел на меня неизгладимое впечатление. Я никогда не видела такого красивого преступника… или хотя бы наполовину столь самодовольного. Это сочетание привело меня в бешенство. На тот момент я прожила в Бостоне больше десяти лет. Этого было достаточно, чтобы наслушаться историями об ирландской мафии и ее безжалостном лидере. Вспомнив, как мой отец кричал, что я глупа, я решила, что есть еще один высокомерный гангстер, которому нужно показать, что он на самом деле не король вселенной. Что есть кто-то, кто не боится его. То, что я была девушкой — моложе, меньше, беспомощнее — не означало, что я не могла обыграть его. Но Макс была права. Я действительно мучилась из-за него месяцами. Месяцы, месяцы и еще больше месяцев, пока не прошел почти год, прежде чем я, наконец, разработала план. За все это время я ни разу не спросила себя, почему тяну время. Теперь, сидя здесь за кухонным столом и борясь с прошлым, я должна признать, что Макс оказалась права и в другом. С первого взгляда я поняла, что грозный мистер Блэк — это молния, а я — громоотвод. Я создана, чтобы привлечь удар. — Ладно, гангстер, — мрачно сообщаю пустой кухне. — Хочешь поиграть в игру? Давай поиграем. Но я участвую в ней, чтобы победить. * * * Пар от кофе поднимается в прохладном утреннем воздухе идеальными белыми завитками, как в рекламе. Приближаясь к внедорожнику с кружками в каждой руке, я стараюсь не пролить ни капли на свое красивое белое платье. Когда я нахожусь в двадцати шагах от него, Киллиан вырывается с пассажирского сиденья, как будто машина выплюнула его. Он стоит неподвижно. Смотрит на меня. Пожирает меня глазами. Я останавливаюсь перед ним и встречаюсь с его пылающим взглядом. Протягивая одну из кружек, я вежливо говорю: — Доброе утро. Он берет кружку, не отводя взгляда от моего лица. — Доброе утро. — Дерьмово выглядишь. — Я не спал. — Переднее сиденье твоего крутого внедорожника не подходит для таких вещей? Он облизывает губы. Делает глоток кофе. Снова облизывает губы. — Кстати, — продолжаю я, — ты не задумывался, что твое с головорезами пребывание на этой улице привлечет определенное внимание? Учитывая, что ты пытаешься защитить меня, стратегия выбрана явно не лучшая. — Я оглядываю его с ног до головы. — Ты не совсем инкогнито. — Я не пытаюсь быть инкогнито. Вот в чем фишка. Мы смотрит друг на друга. Пьем кофе. От легкого ветерка шелестят листья на деревьях. — По-ирландски, «головорезы» будет comhlach. — Звучит, как будто ты откашливаешься. Его губы растягиваются в кривой улыбке. — Ага. Многое в ирландском языке так звучит. Я склоняю голову и рассматриваю его. — Разве язык не называется «гэльским»? — Да, но дома мы называем его «ирландским». Он отличается от шотландского гэльского. Я прекрасно понимаю, что от прохладного утреннего ветерка мои соски затвердели. И понимаю, что это не осталось незамеченным Киллианом. Но мы оба делаем вид, что это не так. — Скажи одно и то же слова на ирландском и на шотландском гэльском. Он задумывается на мгновение. — Áilleacht. Brèagha. — Это одно и то же? — Ага. — Итальянская мафия не допускает в семью нечистокровного итальянца. — Полагаю, ничего страшного, учитывая, что я не стремлюсь примкнуть к итальянской мафии.