Из одного из внедорожников выходит мужчина. Я узнаю его. Это Деклан, красавчик, который обращался ко мне «Ваше Высочество», за что получил резкий выговор от Киллиана. Заметив его, Макс громко визжит: — Что здесь твориться, мать вашу? Съезд злобных супермоделей? Ежегодное награждение «Преступники, которые могут резать сталь своими скулами»? Деклан подходит к Киллиану. Они обмениваются парой фраз, затем Киллиан снова начинает расхаживать по тротуару. Деклан возвращается в машину, качая головой. Что касается меня, я отворачиваюсь от окна и ложусь посреди гостиной на пол. Уставившись в потолок, заявляю: — Кто-нибудь, пожалуйста, принесите мне «Ксанакс». Через несколько часов мне надо вставать на работу. Еще пару дней в таком темпе, и у меня случиться сердечный приступ. — О, черт, это точно! — вскрикивает Фин. — Завтра понедельник. Кажется, прошла целая жизнь с тех пор, как мы вломились на склад подгузников. — Она поворачивается, смотрит на меня (на пол) и улыбается. — С тех пор, как я вломилась на склад подгузников. — Какая же ты отстойная, — безэмоционально ворчу я. — И ты ошибаешься. Именно я использовала болторез, чтобы перекусить цепь, помнишь? — Что я помню, так только как ты металась, как новорожденный жираф, пока я не вручила тебе болторезы. Который взяла с собой я. — Почему все у нас походит на соревнование? — говорю я в потолок. — Потому что ты была любимицей мисс Крэбтри. Я тебе это так и не простила. Я вспоминаю нашу очаровательную учительницу в школе-интернате и говорю: — О, боже! Кэролин Крэбтри. Интересно, чем она сейчас занимается? — Вне всяких сомнений, убивает парней своими кристально-голубыми глазами и копной волнистых рыжих волос. — Ее улыбка подрагивает, и Фин более мягко добавляет: — Парней и девушек. Глядя на Фин с нежностью, Макс говорит: — Тебя всегда завораживали рыжие. — А тебе всегда завораживали члены! — В них есть свое очарование. — Назови хоть одну причину. Я подожду. Фин и Макс улыбаются друг другу, а я валяюсь на полу, издавая жалобные стоны: — «Ксанакс»! — Ты же знаешь, что мы не держим «Ксанакс» в доме, глупая. — Макс подходит и садится на пол рядом со мной, скрестив ноги. Она берет мою руку и поглаживает ее. — Но я одолжу тебе свой вибратор. — Меня сейчас стошнит, — я тяжело вздыхаю, закрыв глаза. Фин усаживается с другой стороны от меня и берет меня за другую руку. Я осторожно спрашиваю: — Мы собираемся призывать духов? — Скорее, начать групповую терапию, — произносит Макс, заставляя меня снова застонать. — Нет. Никакой терапии. Я не хочу говорить об этом. Ни о чем не хочу! Некоторое время никто не произносит ни слова. Фин начинает расчесывать пальцами мои волосы. Тишина, наполненная ожиданием. — Я нем мы не говорим. Я даже не хочу произносить его имя, — внезапно заявляю я. — Хм, — мычит Фин в точности как психотерапевт. Я открываю глаза и пристально всматриваюсь в ее лицо. — Он преступник! Тут не о чем говорить! — Не о чем, кроме твоих глубоко противоречивых чувств к нему и того, что он творит с твоим либидо. Я снова закрываю глаза и глубоко сожалею, что не являюсь отшельником, который живет один на тропическом острове, а моими единственными друзьями были попугай и древесная улитка. Немой попугай и древесная улитка. Когда тишина становится кричащей, я сдаюсь. — Окей. Кто начнет первой? — Я, — быстро откликается Фин, уже переходя в режим допроса. — Макс посвятила меня в ситуацию с единорогом-пони, но бы хотела отмотать назад и вернуться к моменту, как все это началось. С самого начала. Почему мы вообще решили ограбить его? — Я видел его в новостях год назад. Его арестовали. Кучка федеральных агентов вела его в наручниках вверх по ступеням здания суда. Вот только создалось впечатление, что вел их он. Фу! Мир еще не видел такой самоуверенности. Такого тщеславия! Даже его волосы выглядели самодовольными. Это очень, очень меня разозлило. Вспомнив это, я снова начинаю злиться. — Что-то такое припоминаю, — задумывается Фин. — Его довольно быстро отпустили, верно? — Буквально в тот же день. Никаких обвинений предъявлено так и не было. Правительство арестовало мудака после нескольких месяцев напряженного расследования, и ни одно из предъявленных обвинений не продержалось даже двадцать четыре часа. — Тебя это возмутило, — догадывается Макс. — И правильно, — добавляет Фин успокаивающим тоном. — Черт возьми, да, меня это привело в бешенство! Этот… Этот мужчина… — Этот невероятно великолепный мужчина. Это крайний пример сверх мужественности. Этот обжигающе горячий, огнеопасный мужчина, который способен доводить до спонтанных оргазмов у целых слоев женского населения одной только улыбкой. — Могу я продолжить? — Я перевожу взгляд на Макс. У нее хватает порядочности смутиться. — Прости. Просто он чертовски красив, Джулс. — Никто не отрицает, что этот мужчина привлекателен. Пантеры великолепны, но только глупец протянет руку, чтобы проверить, действительно ли такая гладкая и шелковистая у них шерсть. — Замечание принято. Продолжай. — Спасибо. Как я уже говорила… что я говорила? — Ты была возмущена, — подсказывает Фин. — Точно! Спасибо, — поблагодарила я. — Этот мужчина, этот гнусный преступник источал самоуверенность и превосходство, как сок с дерева. Я возненавидела его с первого взгляда. Он явно знал, что выйдет сухим из воды. Я видела это по его лицу. Это… это… — Смелость. — Судя по интонации, на Фин он произвел впечатление. — Пылкость, — мечтательно произносит Макс. — Дайте мне передохнуть, девочки. У меня заканчиваются едкие взгляды. Они извиняются, и я продолжаю. — Высокомерие — вот слово, которое я искала. Он источал высокомерие, как дым. И не только это… превосходство. Он знал, что выйдет, потому что он тот, кто он есть. Потому что он считал, что заслужил это. Потому что для такого человека, как он, нет ничего невозможного или недосягаемого. Бессердечный ублюдок. Мгновение я злюсь, пока Фин не замечает: — Я чувствую некоторые проблемы воспитания отцом. — Да неужели? — Мой тон сочится сарказмом. — Честно говоря, — протягивает Макс, — если бы проблемы воспитания нашими отцами были связаны с плутонием, у нас троих было бы достаточно ядерной энергии, чтобы управлять всей галактикой. — Верно, — кивает Фин. — Всех нас в детстве эмоционально бросили. — Мы эмоционально разбиты. Мы сидим в мрачном молчании, пока я не говорю: — Разговор получился просто отличным. Очень воодушевляющим. Теперь я чувствую себя намного лучше. Пока я маринуюсь в своем недовольстве, Макс как-то странно на меня посматривает. — Стоп! — выпаливает она. — Если мои расчеты верны, то за последний год мы провернули четыре дела.