— Ты все время это повторяешь. Я не думаю, что ты понимаешь значение этого слова. — Просто дыши. — Дышу. — У тебя гипервентиляция. — Это нормальная реакция на ненормальные ситуации. — Ты не задыхалась на улице. Пули свистели над головой, но ты как Сара Коннор сжимала AR-15 и затаилась в засаде, чтобы снести голову Терминатору. Сама собранность. Не хватало только сигареты, лениво свисающей с твоих губ. Он ждет ответа, не мигая глазами; его большой палец мягко скользит по пульсирующей венке на моей шее. Я почти — почти — говорю, что мое неестественное спокойствие во время стрельбы было шоком, как я и планировала, но что-то останавливает меня. Надеюсь, дело не моем обещании не лгать, потому что это было бы совершенно жалко. — Могу я попросить об одолжении? — спокойно говорю я. — Что угодно, — Лиам отвечает без колебаний. — Я бы хотела иметь возможность не отвечать на некоторые вопросы, если ты не возражаешь. — Когда он молчит слишком долго, изучая выражение моего лица, я добавляю: — Мы ведь договорились говорить только правду. А, эм, мне не очень хочется говорить о себе. Уголки его рта приподнимаются в кривой усмешке. — Я не задавал вопросов. — Не будь ослом. Это подразумевалось. Его нежный большой палец продолжает гладить мою кожу, пока Лиам задумчиво меня изучает, скорее всего, не упуская, что мои соски твердеют от его прикосновения к моей шее, и что из-за этого я злюсь настолько, что мне хочется ударить себя по лицу. — Может, придумаем кодовое слово для случаев, когда ты предпочитаешь уклониться от ответа, а не лгать? — Выражение его лица нейтральное, но слабый смех подчеркивает его слова. — Разумеется! Как насчет: «Хрен тебе»? Его губы дергаются. — Это два слова. — Тогда назовем это кодовой фразой. Судя про всему, он пытается подавить улыбку. — Может быть, возьмем что-то более почтительное? Ведь, возможно, тебе придется говорить это перед моими людьми. — Точно. Нельзя омрачать твое сияние альфа-самца. Трубкозуб? — Он неодобрительно морщит нос. — Четырехугольник? Мандраж? Мальтипу? — И ты обвиняешь меня в том, что я ем словарь на завтрак! — Это была всего лишь шутка. Уверена, что на самом деле завтракаешь ты душами неугодных. Он смотрит на меня взглядом, значение которого я не могу понять, пока он не произносит: — Ты хоть представляешь, как сильно я хочу поцеловать тебя прямо сейчас? — Пожалуйста, не надо, — шепчу я через мгновение, как только могу снова дышать. Лиам вздыхает. — Не буду, — хриплым голосом успокаивает он. — По крайней мере, пока ты меня не попросишь. — Этого никогда не случится. Лиам сверлит меня взглядом, а его большой палец лениво поглаживает пульс на моей шее. — Случится, милая. Ты будешь ненавидеть себя, но это случится, потому что ты хочешь этого так же сильно, как и я. Верно? На самом деле, последняя часть мало похожа на вопрос. Скорее на вызов. Лиам поймал меня в ловушку своего пылающего взгляда, держа руку на моем горле, отчего все мои нервные окончания запели. Вряд ли мне бы удалось солгать, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Я поворачиваю голову и закрываю глаза. — Трубкозуб. Лифт замедляет ход и останавливается. Раздается сигнал. Двери раздвигаются. Лиам наклоняется и шепчет мне на ухо: — Для протокола, я бы сжег весь этот чертов город, только чтобы услышать, как ты это признаешь. Он преступник, безжалостный, бессердечный, самонадеянный сукин сын, но, боже милостивый, еще он самый сексуальный мужчина, которого я когда-либо встречала. Со мной что-то очень не так. Он берет меня за руку и ведет в свой дом. Ой, не так… в свой пентхаус. Мы проходим через гостиную, огромную и тихую, и мимо такой же огромной столовой, пока не достигаем кухни. Тоже огромной. И, как и все остальное, оформлена она полностью в серых и черных тонах. Лиам подводит меня к барной стойке с мраморным покрытием и помогает сесть, убедившись, что мне удобно, прежде чем обогнуть стойку и открыть шкафчик над раковиной. Оттуда он достает бутылку бурбона и два бокала и наливает в них по одной порции. Затем сбрасывает пиджак, снимает запонки, закатывает рукава рубашки до локтей, ослабляет узел галстука, снимает его через голову и бросает на стойку. И в качестве заключительного акта расстегивает три верхние пуговицы рубашки, обнажая загорелое горло, которое с одной стороны украшает татуировка. Какая именно сказать не могу. Я слишком занята разглядыванием других рисунков на его мускулистых предплечьях. Святые небеса… сколько их всего? И где еще? И все ли они неровные, как те, что у него на руках? — Пенни за твои мысли. Я поднимаю взгляд от своего благоговейного осмотра его предплечий и вижу его ухмылку. Я отказываюсь произносить «трубкозуб», теша его самомнение, поэтому решаю отклониться ближе к истине, но гораздо более безопасной, чем мои мысли. — Я решала, много ли твой дизайнер по интерьеру получил за весь этот черный мрамор? Кстати, она думала, что ты наполовину летучая мышь? Его ухмылка превращается в искреннюю улыбку. — Все немного монотонно, не так ли? — О нет, это просто фантастика, — язвлю я, оглядываясь по сторонам. — Если ты слепой. Или у тебя депрессия. Или ты нежить. Посмеиваясь, он пододвигает мне рокс с алкоголем, а затем одним глотком осушает свой. — Тут я должен с тобой согласиться. — Тогда почему тут живешь? — Так было, когда я сюда переехал. Ответ кажется логичным, но Лиам опустил взгляд на пустой стакан в своей руке, когда давал его. Я не думаю, что он лжет, не совсем так, но под поверхностью его слов скрывается нечто большее. Подражая его «сухому» тону из машины, когда он комментировал мое спокойствие, несмотря на обстоятельства, я говорю: — Не хочешь поделиться? Лиам ловит мой взгляд и держит его, как муху в янтаре. — Трубкозуб, — бормочет он. Мы смотрим друг на друга через барную стойку, понимая, что это слово слишком быстро придет в негодность. Я делаю глубокий вдох и задаю вопрос, который должен быть задан. — Я не буду спать с вами, мистер Блэк. Так почему же я здесь? — Полагаю, мы можем обойтись без формальностей с фамилиями, учитывая, что ты видела, как я стрелял человеку в лицо. Его логика проходит тест на вшивость, поэтому я начинаю снова.