Не желая утомлять читателя статистикой, ограничу себя несколькими цитатами. Так, выдающийся российский педиатр Нил Филатов (1847–1902) в 1899 г. писал: «Оспа принадлежит в настоящее время к числу довольно редких болезней»[213]. В брошюре другого, менее известного российского педиатра, проф. Николая Гундобина (1860–1908) «Детская смертность в России и меры борьбы с нею», содержащей всего 31 страницу, оспа впервые появляется лишь на 14-й странице. До этого читаем, например: «Что касается причин высокой детской смертности, то здесь все исследователи на первом месте ставят бедность русского народа и низкую его культурность. Малая культурность населения ясно выражается в неумении ухаживать за грудными детьми и, главным образом, в варварском обычае давать младенцам соску из жеваного хлеба чуть не с первых дней жизни. Бедность народа объясняет плохое его питание, к ней присоединяется еще прогрессивное развитие во всех культурных странах таких болезней, как сифилис, алкоголизм и чахотка. В результате означенных условий дети уже нередко рождаются слабыми и нежизнеспособными. Среди других причин высокой смертности следует еще отметить питомнический промысел и современный рост фабричной промышленности, которая занимает не только мужское, но и женское, и даже детское население. Наконец, некоторые исследователи указывают, что всю европейскую Россию можно разделить относительно детской смертности на два района: северо-восточный и юго-западный. В южном районе богатство водных путей сообщения благоприятствует развитию заразных болезней, от которых, главным образом, погибают дети 2–10-летнего возраста. В северо-восточных губерниях особенно высокая смертность приходится на нерациональное питание и заразу детской холеры, распространению которой в значительной степени способствует летняя жара, душные и тесные избы крестьян. Таковы главные причины детской смертности в нашем отечестве»[214]. Относительно натуральной оспы Н. Гундобин пишет: «…Брюшной тиф почти неизвестен в Германии, а от оспы там погибает всего несколько десятков человек в год. У нас в России средняя смертность от оспы составляет около 60 000 жителей, значительная часть населения остается непривитою, а наши раскольники, согласно религиозным заблуждениям, считают само оспопрививание за печать Антихриста. Таким образом, снова невежество крестьян и незнакомство их с необходимыми гигиеническими мерами сильно способствует распространению эпидемий»[215]. В 1901 г. читал свою лекцию «Общественное значение, причины детской смертности и борьба с нею» главврач Софийской (ныне Филатовской) больницы д-р Д. Е. Горохов, возглавлявший Московское общество борьбы с детской смертностью вместе с такими прославленными деятелями российской медицины, как Г. Л. Грауэрман, В. Я. Канель, Л. А. Тарасевич, С. А. Четвериков. Среди основных причин детской смертности раннего возраста он назвал желудочно-кишечные заболевания (40–50 %), относя к ним дизентерию, тиф, холеру и энтериты. Вслед за ними шли «пневмонии, болезни питания (рахит), болезни нервной системы (менингиты, в том числе туберкулезный) и несчастные случаи». Далее Д. Горохов сказал: «Обыкновенно наибольшие числа заразных заболеваний падают на возрасты после 5 лет. Наиболее частые заразные болезни у детей следующие: грипп… коклюш… корь… дифтерия… скарлатина… и дизентерия…»[216]. Как мы видим, натуральная оспа – преимущественно детская болезнь по своей природе – в этом перечне вообще отсутствует. Разумеется, я далек от мысли, что натуральная оспа не представляла в царской России ни малейшей проблемы, хотя проф. Филатов и называл эту болезнь редкой. К концу XIX в. заболеваемость ею в России снизилась, но ни уникальной, ни даже особенно редкой она все-таки не была. Хочу лишь подчеркнуть, что эпидемические масштабы болезни в описании нынешних историков медицины и эпидемиологов безмерно раздуты, и акцент с крайне неудовлетворительной санитарно-гигиенической обстановки, в которой жило наиболее страдающее от оспы население и которая была истинной причиной как оспы, так и десятков других «беспрививочных» болезней, умышленно переносится на отсутствие прививок. Такая подмена недопустима и должна быть резко осуждена, как чисто пропагандистская и не имеющая ничего общего с серьезным научным подходом. Относительно достоверности дореволюционной статистики по эпидемическим болезням могу привести такую цитату из современной книги: «…Сведения о заболеваемости оспой, которые представляла Главная врачебная инспекция, были весьма далеки от действительности… При анализе отчетов за 1910 г. всплыли и вовсе абсурдные цифры, согласно которым в нескольких губерниях смертность от оспы была выше заболеваемости ею»[217]. Если вернуться к истории антипрививочного движения в Великобритании, то закономерным будет вопрос: так выиграла или проиграла Англия, в которой общественное давление добилось права выбора в прививочном вопросе? Удачным будет сравнение английской политики в области прививок с политикой Пруссии и, впоследствии, Германии. Не побрезговав откровенной ложью, Прусская медицинская комиссия, поголовно состоявшая из сторонников прививок, заявила рейхстагу, что «нет ни одного достоверного факта, который бы говорил за вредное влияние вакцинации на организм человека», хотя недостатка в таких фактах, разумеется, не было со времен «спасителя» Дженнера и ни для кого они не были секретом, как не являются секретом бесчисленные нынешние осложнения прививок, которые исхитряются проводить по статьям «совпадение», «обострение имевшейся болезни», «интеркуррентное заболевание». С минимальным перевесом голосов в 1874 г. был принят закон, сделавший прививки младенцам и ревакцинации детям в возрасте 12 лет обязательными, если только родители последних не могли представить свидетельства ревакцинации, сделанной в течение последних пяти лет, или свидетельства того, что дети перенесли натуральную оспу. Имея примерно одинаковый уровень прививочного «охвата» до 1889 г., когда начала свою работу Королевская комиссия, страны затем разнились по этому показателю из года в год все больше и больше. Образцовый немецкий порядок строго выдерживался и в прививочном вопросе, а в Англии прививок становилось все меньше. Динамика заболеваемости оспой в обеих странах была проанализирована в опубликованной несколько лет назад статье проф. Хеннока из Ливерпульского университета. Автором было показано, что в итоге заболеваемость в обеих странах – в одной с почти поголовным прививанием и ревакцинацией детей и в другой, с постоянно снижающимся количеством прививок, полагавшейся главным образом на санитарные меры для контроля натуральной оспы, – к концу первого десятилетия XX столетия оказалась стабильно одинаковой и в дальнейшем уже практически не менялась, так что утверждения о германском беспримерном успехе в борьбе с натуральной оспой благодаря исключительно прививкам должны быть пересмотрены[218]. Здесь важно отметить, что Англия изначально находилась в значительно худшем положении по сравнению с континентальными странами (особенно такими «запертыми» внутри материка, как Германия), так как в нее натуральная оспа беспрерывно «импортировалась» из южноазиатских колоний и проникала повсюду через морские порты, а потому контроль этой болезни действительно требовал полного напряжения сил и, особенно, безупречной работы портовой карантинной службы. И при всем при этом англичане, раз приняв закон, никогда более не впадали в истерику обязательных тотальных детских прививок, ликвидировав в итоге натуральную оспу так, как это предложил Дж. Т. Биггс. Сколько немецких детей заплатили жизнью и здоровьем за утверждение теории «спасающего коллективного иммунитета», осталось неизвестным[219]. Лишь попутно отмечу, что немецкие противники прививок отнюдь не прекратили борьбу с прививочным насилием. Врачи и неврачи объединились в «Союз противников прививок» со штаб-квартирой в Лейпциге («Verband der Impfgegner, e.V., Sitz Leipzig»), долгие годы регулярно выпускавший журнал «Противник прививок» («Der Impfgegner»), в котором сообщалось о неугодных вакцинаторам фактах. Известный немецкий писатель и врач д-р Фридрих Вольф (1888–1953) писал в своей книге «Природа как врач и помощник»: «Вот случай, с которым я столкнулся: здоровый сын одного торговца сразу после прививки заболевает тяжелым гнойным воспалением лимфатических желез на руке, в которую была сделана прививка, дело доходит до тяжелого абсцесса подмышечной железы с гангренозным распадом; через несколько дней ребенок умирает… Отца, несмотря на отчаянное сопротивление, принуждают прививать и других детей… хотя он уже потерял таким образом своего первого ребенка и хотя в этой местности в течение десятилетий не было ни одного случая оспы. К сожалению, такие случаи не редкость. Почти в каждом номере журнала [Союза противников прививок] можно найти свидетельства и фотографии таких случаев тяжелых осложнений от прививок. Даже такой сторонник прививок, как д-р Штауффер, вынужден признать: «Нельзя отрицать, что в результате прививки коровьей оспы скрофулез, протекающий до сих пор латентно (скрыто), может перейти в активную (воспалительную) стадию и зачастую привести к роковым для ребенка последствиям. Поражения желез, экзема (высыпания), заболевания глаз и ушные болезни, а также туберкулез могут встречаться после прививки в острой форме». При этом нерешенным остается вопрос, обеспечивает ли прививка действительную защиту от оспы. Невозможно оспорить то, что прививочный яд приводит к опасности тяжелых прививочных осложнений у детей»[220]. Борьба против обязательных прививок в Германии продолжалась до самого крушения демократических институтов после прихода к власти национал-социалистов. Пример Германии важен еще и потому, что именно на него ссылаются при изложении истории прививок российские вакцинаторы, утверждая, что никакой альтернативы массовым прививкам нет и быть не может. Вот, например, отрывок из статьи 1915 года: «Что оспопрививание является единственной надежной мерой от заболевания оспой, в настоящее время признается аксиомой. Где введено обязательное оспопрививание… там заболевания оспой или совершенно прекратились, или появляются в незначительных долях процента»[221]. Вслед за этим безапелляционным утверждением автор публикации, А. С. Ноздровский, приводил список стран, среди которых почему-то была и Англия (!), а также Америка, в которой количество привитых от оспы традиционно было невелико, невзирая на решения властей[222], и упускал, например, Швейцарию, давно (еще в 1883 г.) отменившую обязательность прививок, или Австралию, где обязательность прививок существовала в течение лишь очень недолгого времени (после смерти от прививок нескольких детей правительство отменило обязательность этой процедуры); в этих и других «беспрививочных» странах оспы практически не имелось. В то же время среди упоминавшихся автором в качестве «свободных» от оспы стран была Япония – действительно, с самыми жесткими прививательными законами, и при этом… беспрерывно страдающая от тяжелейших оспенных эпидемий. Об этой стране я хотел бы сказать несколько слов особо. Япония приняла закон об обязательных прививках младенцам в 1872 г. Закон исполнялся, как и принято у японцев, неукоснительно. Оспа не обратила на это никакого внимания, и эпидемии продолжались. Тогда в 1885 г. был принят новый закон, требующий прививки каждые 7 лет. С 1886 по 1892 г. в Японии было проведено 25 474 370 вакцинаций, ревакцинаций и реревакцинаций, если можно так выразиться. Итог был вполне предсказуем: в течение этих самых семи лет было зарегистрировано 156 175 случаев оспы, из которых 38 379 (почти 25 %) закончились смертью. Это было значительно выше смертности в тот период, когда в Японии вообще не было ни одного привитого против оспы. Заключительным аккордом к семилетке прививочного безумия стал 1893 год: 41 898 случаев заболевания оспой и 11 852 случая смерти. В 1896 г. японский парламент принял закон, который немедленно было подписан микадо: возраст первой ревакцинации снизился с семи до пяти лет. Невыполнение закона каралось строжайшим образом. Главный хирург Японии барон Такалира, принимавший участие в некоем торжественном мероприятии английской медицинской администрации в 1906 г., гордо сообщал: «В Японии нет противников прививок. Каждый ребенок получает прививку в возрасте до 6 месяцев, ревакцинируется, когда идет в школу в возрасте 6 лет. Следующая ревакцинация в 14 лет, когда он переходит в среднюю школу. Мужчины получают прививку перед поступлением на военную службу. Потом прививки проводятся каждый раз при очередной вспышке оспы». История умалчивает о том, задали ли барону вопрос: откуда же берутся эти самые «очередные вспышки», когда среди населения давнымдавно уже нет никого, кто бы не получил полную порцию прививок? Пример Японии подтвердил вывод некоторых исследователей: при не меняющихся санитарно-гигиенических условиях смертность населения от оспы возрастает по мере увеличения количества прививок от нее…[223] Вполне иллюстрирует знакомство А. Ноздровского с предметом его изучения такая цитата: «В тех городах и государствах, где исчезла оспа, благодаря обязательной иммунизации населения, % отношение успешных прививок достигает 97,01 и не бывает менее 95,45 %»[224]. Такие полуфантастические цифры прививочного «охвата» вряд ли можно было тогда найти и в наиболее прививающих странах с самым что ни на есть законопослушным населением, за исключением разве что Италии[225]. Вывод автора был вполне ясен: «…Система оспопрививания, основанная на увещеваниях и уговорах, не может сопровождаться успехом, о чем свидетельствует столетний опыт практического оспопрививания в России, не уменьшивший количества оспенных больных… Очевидно, само население не может преодолеть своей пассивности в приобретении иммунизации посредством оспопрививания, и нуждается во внешних стимулах воздействия – в обязательности оспопрививания или в интенсивных моральных воздействиях»[226]. Разумеется, слабое и безвольное царское, а потом и Временное правительство на такие «интенсивные моральные воздействия» оказались неспособными, чего нельзя было сказать о большевиках, с которыми вакцинаторы быстро нашли общий язык и которые незамедлительно помогли населению «преодолеть свою пассивность», причем далеко не только в прививочном вопросе. Российский, а потом и верноподданный советский микробиолог Н. Ф. Гамалея (1859–1949), с 1912 г. заведовавший Санкт-Петербургским (позднее Петроградским) оспопрививательным институтом, один из тех чиновников с академическими титулами от медицины, кто был готов служить любой, даже самой людоедской власти, лишь бы та давала ему сытный паек и сохраняла за ним посты, вовремя ввернул проект борьбы с натуральной оспой. Нет сомнений, что и малограмотным, особенно в медицинских вопросах, красным комиссарам Гамалея повторил вслед за Прусской медицинской комиссией, что прививки коровьей оспы совершенно безопасны[227]. Уже в 1918 г. оспопрививание стало всеобщим и обязательным в северных областях, а 10 апреля 1919 г. Ленин подписал декрет Совета Народных комиссаров «Об обязательном оспопрививании», которым устанавливалось: «В целях более успешной борьбы с эпидемией оспы и для улучшения существующей ныне постановки оспопрививания, Совет Народных комиссаров постановил: 1. Установить в Республике обязательность оспопрививания на нижеследующих основаниях: 1) обязательному оспопрививанию подлежат все родившиеся, 2) все поступающие в учебные заведения всех типов, приюты и интернаты, 3) все поступающие и поступившие в армию и флот, 4) все рабочие и служащие во всех предприятиях и учреждениях, 5) все поступающие в тюрьмы и др. места заключения… Лица, уклоняющиеся от обязательного оспопрививания, а равно и лица, не озаботившиеся своевременным производством обязательного оспопрививания своим несовершеннолетним детям или другим несовершеннолетним, находящимся на их попечении, а также учреждения, в ведении которых находятся подлежащие оспопрививанию группы населения, подлежат ответственности перед Народным Судом»[228]. Впрочем, вряд ли дело часто доходило до народных судов. В те времена народные суды были заняты куда более важными делами, о которых мы теперь хорошо знаем. Имелись и другие, вполне большевистские методы решения проблемы: «Помимо санитарной пропаганды… использовался и ряд достаточно жестких нестандартных мер (при уклонении от прививок- лишение продовольственных карточек, жалования, отказ в прописке для приезжих и др.). Факт прививки подтверждался специальным штампом в трудовой книжке, а у детей – в метрике»[229]. Нестандартно, что и говорить. Но вполне в рамках представлений о законности – так, как это понималось в Советской России. Сейчас трудно сказать, были ли фантастические успехи (практическое исчезновение натуральной оспы к 1930 г.), достигнутые в СССР, выдумкой или же в какой-то степени соответствовали реальному положению дел. Вакцинаторы всегда очень любили фальсифицировать статистику в свою пользу, а в стране, где фальсификация являлась официальной государственной политикой, им, конечно, было особое раздолье. Одно несомненно: не будь в 1920-х гг. реорганизована вся медицинская система и введен жесточайший санитарный контроль с ранней изоляцией заболевших и наблюдением за контактировавшими с ними (очевидно, среди консультантов были и другие специалисты, грамотнее патологических прививателей вроде Гамалеи), оспа вряд ли была бы серьезно потревожена даже в том случае, если бы всех прививали каждый год. В то время, когда в Советской России принимались законы об обязательном оспопрививании, позднее распространившиеся на весь СССР, прививочная кампания терпела очередное фиаско – на этот раз на Филиппинах. Под испанским владычеством эта страна уже вкушала прививочные блага с 10 %-ной эпидемической смертностью от оспы, но особого усердия в этом деле традиционно ленивые испанцы не проявляли, что, вероятно, и спасало какое-то время филиппинцев. Оспа действительно причиняла островитянам немало неприятностей из-за совершенно неудовлетворительной санитарно-гигиенической обстановки. Но вот Филиппины были захвачены Соединенными Штатами[230], и положение резко изменилось. Новые территории стали отличным рынком сбыта вакцин – естественно, принудительного, иначе аборигены не уразумеют всех преимуществ изобретенного европейцами метода отравления организма и распространения болезней. Постоянные и обязательные прививки против оспы начались в 1905 г. С 1911 по 1920 г. на островах было сделано 24 436 889 прививок[231]. На фоне 95 % привитого десятимиллионного населения в страшную эпидемию оспы 1918–1920 гг. было зарегистрировано 163 000 случаев, из которых 71 000 закончилась смертью (здесь есть некоторый разнобой в данных: по некоторым найденным мною источникам это соотношение было 112 549 и 60 855 соответственно; меньше случаев, но летальность ощутимо выше). В наиболее вакцинированной части Филиппин, а именно в Маниле… читатели уже догадываются? летальность оспы была чудовищно высокой – 65,3 %: 1326 случаев заболевания и 869 смертей. Наименьшая летальность (11,4 %) была там, где вакцинаторам активно сопротивлялись; на Филиппинах это был остров Минданао, жители которого были известны своими «религиозными предрассудками» (включавшими отказ от прививок). Попутно: эпидемия оспы была лишь частью эпидемических несчастий, свалившихся на голову населения Филиппин в эти годы. По Лионелю Доулу, эта эпидемия совпала (случайно ли?) с эпидемиями малярии (93 000 умерших), инфлюэнцы (91 000 умерших), туберкулеза (80 000 умерших), дизентерии, холеры и тифа (70 000 умерших от всех трех болезней)[232]. Несмотря на все прививки, оспе не было сделано исключения в скорбном мартирологе. Есть очень интересная дополнительная информация относительно этой страшной эпидемии, которая, возможно, прольет свет на ее причину. В 1918 г. США почему-то потребовалось реализовать большее количество вакцин, чем обычно. В этом году, при отсутствии каких-либо признаков эпидемии (были единичные случаи оспы с мягким течением, которые уже долгие годы постоянно присутствовали на Филиппинах), с помощью армии (наряду с полицией – отличный инструмент для обеспечения потребления спасительных медицинских услуг!) прививки были сделаны 3 285 376 филиппинцам. Из ранее привитых 47 369 заболели оспой, а 16 477 умерли. Само собой разумеется, что единственно возможный вывод, к которому могли прийти вакцинаторы, – мало прививок. Тем более что по какому-то загадочному стечению обстоятельств именно в том году началась оспенная эпидемия. В 1919 г. прививки были сделаны уже 7 670 252 человекам. Из них заболели 65 180, а 44 408 умерли. То есть после первого прививочного налета умерло около трети заболевших, а после второго – две трети. Вероятно, если бы эпидемия продлилась еще, американцы со своими прививками и другие инфекционные болезни просто бы постепенно истребили всех островитян[233]. Вернемся снова на Британские острова. После 1907 г. острота прививочного вопроса сошла с повестки дня, и многие организации, боровшиеся с прививочным насилием, постепенно прекратили свое существование. Однако промывание мозгов публике и, естественно, молодой врачебной смене не прекратилось ни в малейшей степени. Хочу ненадолго обратиться к дискуссии, начало которой было положено статьей д-ра Р. Гарроу, опубликованной в «Британском медицинском журнале» 14 января 1928 г., в которой он показал, что смертность от натуральной оспы в Англии и Уэльсе в 1923 и 1926 гг. среди привитых в возрасте старше 15 лет была в 5 раз выше, чем среди непривитых. В обсуждении, состоявшемся на страницах журнала 21 января, д-р Гарроу помимо всего прочего был обвинен еще и в том, что он (а не прививки, разумеется) своими вредительскими публикациями дает могущественное оружие в руки противников вакцинаций (письмо д-ра Ф. Вине). Там же было опубликовано письмо недоумевающего д-ра Перри. Молодой врач был воспитан, с его собственных слов, в вере в то, что натуральная оспа – болезнь непривитых, у которых она ведет к ужасающим последствиям; привитым же она не доставляет никаких беспокойств. Как статья Гарроу, так и его собственные наблюдения убеждали д-ра Перри в обратном. Накопившиеся у него вопросы он суммировал следующим образом: «1. Каким образом может быть, что натуральная оспа в пять раз смертельнее для привитых, чем для непривитых? 2. Как могло случиться, что при неуклонно снижающемся проценте привитого населения (с 85 % в 1870 г. до 40 % в 1925 г.) процент заболевающих натуральной оспой эквивалентен этому снижению, причем в те годы, когда меньше всего прививок, регистрируется и самая низкая заболеваемость оспой? 3. Каким образом могло произойти, что в самых прививаемых городах – Бомбее и Калькутте – оспа постоянно на подъеме, в то время как в наименее привитых городах, вроде Лейстера, она почти неизвестна? 4. Как может быть объяснен тот факт, что 80 % поступающих в городские больницы из-за оспы привиты, и лишь 20 % не привиты? 5. Как могло быть такое, что в Германии, наиболее прививаемой стране мира, больше смертей от оспы пропорционально населению, нежели в Англии: в 1919 г. было 28 смертей в Англии и 707 в Германии, в 1920 г. – 30 в Англии и 354 в Германии; в 1919 г. в Германии было 5012 случаев заболевания и 707 смертей, а в Англии в 1925 г. – 5363 случая и 6 смертей. Как можно все это объяснить? 6. Можно ли приписать снижение заболеваемости натуральной оспой и смертности от нее тому же, чем объясняется снижение заболеваемости другими инфекциями и смертности от них, то есть улучшившейся санитарии и административному контролю?»[234]. В ответ редакционный комментарий, с трудом скрывая раздражение, бессильно посоветовал доктору «быть достаточно умным, чтобы не выдавать допущения за факты», хотя Перри ссылался именно на хорошо всем известные факты, которых упорно бежали вакцинаторы… Начав стремительно снижаться в конце XIX столетия, к середине XX в. оспа практически исчезла из развитых стран, при этом вне всякой зависимости от того, насколько хорошо было в них поставлено прививочное дело и имелись ли соответствующие законы, требующие обязательных вакцинаций-ревакцинаций. Продолжали страдать от натуральной оспы лишь страны третьего мира – опять же, вне всякой зависимости от прививочной политики. Так, хуже всего дела обстояли в Бразилии, Индии, Индонезии, Конго, Нигерии, Пакистане и Сьерра-Леоне[235], причем из всех этих стран прививки не были обязательными лишь в Бразилии и Сьерра-Леоне – во всех остальных по закону требовались и вакцинации, и ревакцинации[236]. В ряде стран прививки были отменены не потому, что перспектива оспенной вспышки казалась ничуть не страшной, а потому, что перед последствиями прививок бледнела сама натуральная оспа. Даже советским авторам дозволили (правда, лишь в книге для врачей) написать следующее: «Почти параллельно с введением в практику вакцин появились сообщения о побочном их влиянии. Так, вакцинация против оспы, даже проводимая по всем правилам, вызывала у ряда больных осложнения. О наиболее тяжелых из них – менингоэнцефалитах – вначале запрещали сообщать в печати, чтобы не отпугнуть население от проведения вакцинаций. Несмотря на запрет, рост числа поражений мозга после прививок привел к появлению сообщений в литературе, в первую очередь в Дании, затем в Голландии, Германии, Франции, России. В некоторых странах от этих осложнений умерло людей больше, чем от заболевания натуральной оспой. В Голландии в 1954 г. от поствакцинальных энцефалитов погибал один на 60 привитых, что вызвало панику в стране… Кроме энцефалита описывались и другие осложнения – вакцинальная экзема, генерализованная и ползучая вакцинии и др. Выделение вируса из ликвора и мозга погибших показало, что возбудитель этих осложнений один и тот же – вирус вакцины»[237]. Впрочем, это было только в книгах для специалистов. А широкую публику продолжали потчевать баснями: «Своевременная прививка всех здоровых детей против оспы практически безопасна и полностью предохраняет от этой страшной болезни»[238]. Прививки собирали свою жатву и при ликвидациях вспышек, когда прививали всех контактировавших подряд. Так, при вспышке натуральной оспы в марте 1953 г. в йоркширском городке Тод-мордене (19 тыс. населения, последняя смерть от натуральной оспы в 1893 г., последние случаи заболевания – в 1920-х гг.), детально описанной в книге Диксона в изложении д-ра Лайонса, принимавшего участие в ее ликвидации[239], при тридцати восьми заболевших и шести скончавшихся прививки были сделаны нескольким тысячам человек, что привело к двум дополнительным смертям (от генерализованной вакцинии и энцефалита), и еще один человек тяжело пострадал от энцефалита, хотя и остался жив. Показательно, что никто из них вообще не находился в фактической группе риска (среди так называемых контактов 1-й, 2-й или даже 3-й групп). Д-р Лайонс в своем отчете критиковал систему, при которой врачи получают деньги за прививочный «охват», стимулирующий проведение никому не нужных прививок в погоне за заработком: все, что на самом деле требовалось, это сделать прививки нескольким десяткам «контактов» 1-й группы. Врачи-прививатели заработали на этой вспышке по 200 фунтов стерлингов (что тогда, вероятно, было очень неплохими деньгами). В 1962 г., когда во время локальной вспышки оспы в Южном Уэльсе заболели 66 человек, 21 из которых скончался, обезумевшие с перепугу, забывшие лейстерские уроки и зомбированные на прививках власти начали срочно вакцинировать всех, кто контактировал, мог контактировать, мог контактировать с теми, кто контактировал или мог контактировать (по некоторым данным привито было до 900 тыс. человек!)… и в итоге поствакцинальные осложнения отправили на тот свет еще 17 человек, не говоря уже о тех, кто пострадал от прививок «легко», став инвалидом или тяжело заболев. В 1958 г. с инициативой начать кампанию по искоренению натуральной оспы выступил представитель СССР на Всемирной Ассамблее здравоохранения, вирусолог проф. В. М. Жданов (1914–1987). «По представленным расчетам, при 80 % привитых можно было достичь прекращения циркуляции вируса и ликвидации болезни в 4–5 лет. Советский Союз предложил большое количество вакцины; так же поступили и многие другие индустриально развитые страны»[240]. Советская инициатива была встречена среди экспертов ВОЗ отнюдь не единодушно. Так, проф. Арье Цукерман из вирусологической экспертной группы ВОЗ категорически противился плану всепланетных прививок, заявляя, что последствия такого мероприятия будут неизмеримо опаснее самой болезни[241]. Впрочем, сама идея искоренения натуральной оспы была вполне реальной по причинам, не имеющим к наличию или отсутствию прививок ни малейшего отношения. Натуральная оспа принадлежит к числу антропонозов, то есть болезней, возбудители которых поражают лишь человека (как и скарлатина, корь, полиомиелит и др.). Кроме того, при натуральной оспе нет животных и насекомых, переносящих болезнь (в отличие от чумы или брюшного тифа), нет и естественных животных резервуаров возбудителя (в отличие от малярии). При натуральной оспе не бывает «здоровых носителей» инфекции (в отличие от дифтерии) – заражающийся оспой непременно заболевает ею в той или иной форме. При этом клинические симптомы оспы ясно различимы и практически не могут быть спутаны с симптомами других болезней (как нередко путают, например, симптомы кори и краснухи). Вирус натуральной оспы генетически стабилен (в отличие, скажем, от вируса гриппа), так что человечеству за всю его историю борьбы с натуральной оспой приходилось иметь дело с одной и той же болезнью в двух ее основных разновидностях (вариола и вариолоид, вызываемые вирусами variola major и variola minor), с одними и теми же проявлениями, различавшимися лишь степенью своей выраженности. Восприимчивость к вирусу натуральной оспы в человеческом сообществе далека от абсолютной и намного ниже таковой, например, к вирусу коклюша и ветряной оспы, не говоря уже о кори (по данным некоторых авторов восприимчивость к натуральной оспе не превышает 50 %), а потому любая вспышка заболевания вполне поддается контролю путем ранней изоляции заболевших и активного наблюдения за контактировавшими с ними. Кроме того, имелись примеры стран, которые были практически свободны от натуральной оспы безо всяких повелевавшихся законом прививок. Так, в Австралии, Англии, Бахрейне, Лихтенштейне, Люксембурге, Монако, Омане, США, Уругвае, Франции, Финляндии, Швейцарии и еще ряде мелких стран прививки против натуральной оспы не были обязательными[242], и, соответственно, привит там был небольшой процент населения, а ревакцинирован совсем уж незначительный. Фактически в ряде стран эндемическая натуральная оспа не отмечалась уже много лет (в СССР последний «собственный» случай был отмечен в 1937 г., в США – в 1949 г., в Канаде последняя вспышка была в 1916 г. и т. д.), а «импортированную» оспу, благодаря системе четко отлаженных санитарных и административных мероприятий, удавалось быстро локализовать. В СССР последний случай ввозной оспы был зарегистрирован в 1960 г. От больного, побывавшего в Индии и там заразившегося оспой, в Москве были инфицированы 19 человек (7 родственников, 9 человек персонала и 3 пациента больницы, в которую он был госпитализирован с нераспознанной оспой), затем от этих 19 заразились еще 23 человека и от последних – еще трое[243]. Неужели же все они были непривиты, откуда столько непривитых в стране тотальных прививок? Ну нет. «Все заболевшие вакцинировались в детстве. В 1957 г. ревакцинировались 10 человек, у трех из них была положительная реакция на прививки. В 1960 г. было ревакцинировано 23 человека до заболевания, из них с положительной реакцией – 14. Во время заболевания было ревакцинировано 14 человек, из них с положительным результатом – пятеро»[244]. Итак, из 46 заболевших в Москве получили прививки в детстве все, 23 человека – в том же самом году, в каком заболели (ай да эффективные прививки!), десять человек – за три года до болезни, и еще четырнадцати прививки, сделанные на фоне уже имевшегося заражения, также не помогли. Трое заболевших скончались (из них двое с тяжелыми фоновыми заболеваниями), остальные перенесли оспу разной степени тяжести (в основном вариолоид). Ну и какой же вывод? Вот он, изумительный перл вакцинаторской логики: «Преобладание легких стертых форм заболеваний при вспышке оспы в Москве в 1960 г. еще раз подтверждает огромное значение обязательных в СССР прививок против! оспы»[245]. Хорошо хоть, что уже не говорилось о прививках как средстве предупреждения оспы – теперь всего лишь утверждалось, что прививки делают оспу легкой и чуть ли не приятной. Этот творческий подход впервые был развит вакцинаторами во время оспенной эпидемии 1816–1819 гг. в Англии, когда впервые обнаружился провал прививок коровьей оспы уже в национальном масштабе. Во время той эпидемии, как это нередко случалось и ранее (примеры были приведены проф. Крейтоном в главе по натуральной оспе в его «Истории эпидемий в Британии»), преобладали мягкие формы оспы, что немедленно было приписано благотворному действию прививок. С тех пор присказка «если прививка и не защищает, то делает болезнь мягче» стала одной из самых ходовых в прививочной пропаганде. И в самом деле: как бы ни тяжела была болезнь, если только она не заканчивается смертью, всегда можно предположить, что без прививки она была бы еще тяжелее, а потому возразить искренне верящему в прививки и в самом деле нечего. Здесь по ходу дела интересно отметить постепенное развитие прививочных установок. Дженнер заявлял, что прививка коровьей оспы делает привитого на всю жизнь невосприимчивым к натуральной оспе. Его последователи уточнили: не на всю жизнь, а только на время, прививки нужно повторять. Потом оказалось, что прививки, сколько ни повторяй, от болезни все равно не спасают. Лев Бразоль писал об этом в своей книге: «Предохранительная сила вакцинации должна была действовать всю жизнь; потом только 20 лет, потом 15, 10 и 5 лет. Но в последние эпидемии 70-х годов стало ясно, что и пятилетний срок чересчур велик, потому что от оспы сплошь и рядом заболевали и умирали дети спустя три, два года, даже спустя год или часто несколько месяцев после успешной вакцинации. Наконец, профессор Фридберг в Бреславле, известный защитник принудительного оспопрививания, в своем сочинении о предохранительной вакцинации… говорит, что вакцинация предохраняет от оспы только до тех пор, пока нет оспенной эпидемии, а «при появлении оспенной эпидемии оспенный яд приобретает такую силу заразительности, что уничтожает предохранительную силу предшествовавшей вакцинации». Из этого ясно, что предохраняющая сила вакцинации равняется нулю, и то, чего не может дать вакцинация, понятно, не может быть достигнуто посредством ревакцинации»[246]. Когда стало уже невозможным отрицать факт бессмысленности и повторных прививок, тогда в ход пошло новое изобретение: да, заболевания они вообще не предотвращают, но зато уменьшают смертность среди привитых и делают у них течение болезни мягче. Это последняя линия прививочной обороны, дальше этого идти уже некуда: следующим логическим шагом остается только заявить, что прививки вообще никакого влияния на заболеваемость и смертность не оказывают. Впрочем, наряду со стандартными пропагандистскими рассуждениями было подтверждено и всем давно известное: «Московская вспышка, как и многие аналогичные за рубежом, подтверждает, какое большое значение для предупреждения оспы имеет полноценная своевременная диагностика первого заболевания. Вместе с тем, даже в больших городах при достаточно развитой медицинской сети просмотр заболеваний оспой, как показывает опыт ряда стран, не может вызвать значительных эпидемий. В худшем случае вспышка ограничивается десятками заболеваний. Этим оспа в странах, высокоорганизованных в медицинском отношении, отличается по течению от развития заболевания в отсталых странах, где оспой болели и болеют тысячи и десятки тысяч людей даже в последние годы» и «Далеко не всегда завоз инфекции ведет к вспышкам ее, а тем более к эпидемическому распространению оспы. Материалы Всемирной организации здравоохранения служат доказательством, что в половине (10 из 18) случаев завоза оспы в страны, где болезнь ликвидирована, наблюдаются лишь единичные случаи. Медицинские работники должны помнить, что болезнь не получает распространения не только в связи с достаточно напряженным иммунитетом населения, но даже при его недостаточной резистентности, если вовремя изолировать больного» (выделено мной. – А. К.)[247]. Или: «Фридеман (Friedeman, 1927) наблюдал сотни лиц, контактировавших в общих помещениях с больными оспой. Он изолировал из числа контактировавших только заболевших при появлении первых же признаков заболевания и не видел ни одного случая дальнейшего распространения оспы, зависевшего от передачи инфекции изолированными больными. Диксон (1948) приводит аналогичные наблюдения. Эти данные показывают, что ранняя госпитализация больных оспой представляет мощное средство предупреждения ее распространения. А если это так, то обсервация «контактов», сопровождающаяся госпитализацией всех тех, у кого появились микросимптомы инфекционного заболевания, является достаточно сильным профилактическим мероприятием. Вместе с вакцинацией эти мероприятия достаточны для профилактики оспы. При них отпадает необходимость карантинизации лиц, контактировавших с больными. Обсервация заключается в измерении температуры до и после окончания работы и осмотре кожных покровов и слизистых оболочек лиц, контактировавших с больным оспой»[248]. Выкинуть отсюда вакцинацию, и мы получим Лейстер в чистом виде! Уже в разгар «коллективных усилий всего человечества по искоренению натуральной оспы», в 1971 г. Англия и США вообще прекратили прививки против натуральной оспы, поскольку риск тяжелых осложнений безмерно перевешивал предполагаемую пользу. Так, в США, при фактическом отсутствии самой болезни, за 1959–1968 гг. противооспенные прививки стали причиной только официально зарегистрированных 68 смертей – 60 при первичной вакцинации и 8 при ревакцинации[249]. О точной статистике смертей и инвалидностей после оспенных прививок в СССР мы вряд ли когда-нибудь узнаем, но по некоторым отрывочным сведениям можно предположить, что их число не только ничуть не уступало американскому, но и, вероятнее всего, его превосходило. Так, в одном только Ленинграде за четыре года в клинике прививочных реакций НИИДИ после прививок против оспы было госпитализировано 173 ребенка, из них 37 – с поражением центральной нервной системы (энцефалопатия – 29, энцефалит и миелит – по 3, менингоэнцефалит и серозный менингит – по 1), остальные – с генерализованной вакцинией, вакцинальной экземой, ползучей вакцинией, обострением других болезней на фоне прививок. Сколько детей погибло, сколько осталось инвалидами и вообще были ли выздоровевшие, автор публикации не сообщает, ограничиваясь скромным «исход заболевания чаще зависел от времени начала специфической терапии (гамма-глобулин, метисазон и др.)»[250]. Вопрос об осложнениях прививки от натуральной оспы довольно подробно разбирается в ВОЗовской «Натуральной оспе и ее искоренении» Ф. Феннера и соавторов (1988), а потому я на нем детально останавливаться не буду. Можно суммировать, что осложнений этих в совокупности было много, причем частота и тяжесть их зависели от множества факторов – начиная с состояния здоровья прививаемого и штамма вируса, каким делалась прививка (некоторые штаммы в начале 1960-х гг. пришлось заменить из-за неприемлемого количества вызываемых ими осложнений), и заканчивая тем, кто эти осложнения регистрировал. Для иллюстрации: в Австрии в период с 1948 по 1953 г. энцефаломиелит в возрасте старше двух лет регистрировался с частотой 1219 случаев (энцефалопатия в возрасте младше двух лет – 103 случая) на миллион привитых, в Голландии (1940–1943) – 348 и 50, а для США те же показатели за 1968 г. равнялись всего лишь 2 и 7 соответственно[251]. Всего же, например, в США за 1968 г. было зарегистрировано 572 осложнения различной степени тяжести на 14 168 000 прививок[252]. Учитывая, что смертность при поражении мозга после оспенных прививок традиционно была высокой (от 30 до 80 % по данным разных авторов) и, кроме того, и вакцинальная экзема, и ползучая вакциния также отнюдь не редко могли стать причиной смерти[253], и экстраполируя эти данные на весь СССР за 60 лет прививок против оспы (включая в расчет систематически ревакцинируемых, также дающих свой процент заболеваемости и смертности после прививок), можно очень осторожно предположить, что не менее нескольких десятков тысяч человек от оспенных прививок в СССР погибли и многократно больше стали инвалидами. Была ли в этом необходимость, если здесь вообще уместно использовать такое слово? И, разумеется, я обязан подчеркнуть, что речь здесь идет только о непосредственно связанных с прививками и доказанных осложнениях. Однако на протяжении всей прививочной истории говорится и пишется о том, что прививки способствуют развитию самых опасных болезней. Например, относительно рака д-р Элеонор Мак-Бин в своей книге приводит такие высказывания специалистов: «Главной, если не единственной причиной чудовищного роста заболеваемости раком являются прививки» (д-р Роберт Белл, ведущий специалист Лондонского ракового госпиталя); «Я уверен, что около 80 % всех смертей от рака обусловлены прививками. Последние известны своим опасным и необратимым воздействием также на сердце» (д-р Герберт Сноу, хирург Лондонского ракового госпиталя); «Я не стесняюсь заявить, что, по моему мнению, самая частая предрасполагающая причина развития рака вносится в кровь вакцинациями и ревакцинациями» (д-р Деннис Тернбул, исследователь рака, после 30 лет изучения проблемы)[254]. Формат книги в целом и этой главы в частности является единственным ограничением для того, чтобы опубликовать сотни заявлений такого рода, связывающих прививки с самыми разными заболеваниями. Из той же книги Мак-Бин я просто приведу статистику увеличения заболеваемости в США за 70 лет (до 1957 г.): психические болезни – 400 %, рак – 308 %, анемия – 300 %, эпилепсия – 397 %, болезни сердца – 179 %, диабет – 1800 %, полиомиелит – 680 %. Конечно, в некоторой степени увеличение могло быть приписано просто лучшей диагностике болезней, но факта чудовищного роста заболеваемости самыми тяжелыми недугами в XX в. это существенно умалить не может. Многие уважаемые доктора, серьезно занимающиеся проблемами прививок и не связанные с прививочным бизнесом, могли бы сказать читателям, что за эти страшные цифры во многом следует благодарить вакцинации. В старой советской монографии, посвященной прививкам, сообщается: «Следует упомянуть также о наблюдениях ряда авторов о провоцирующем влиянии оспопрививания на некоторые хронически протекающие заболевания. Так, В. Н. Лебедев (1963), Н. В. Потанин (1964), А. В. Мазурин (1965) указывают, что под влиянием оспенной вакцинации отмечается обострение или первое проявление некоторых форм геморрагического диатеза (геморрагический васкулит, болезнь Верльгофа), а Е. А. Котс с сотрудниками (1964) наблюдала тяжелое обострение лейкемического процесса у больных лейкозом под влиянием вакцинации. Е. М. Тареев с сотрудниками (1964) описал 2 случая развившегося вслед за вакцинацией лимфогранулематоза и ретикулеза с летальными исходами, а также обострение под влиянием оспопрививания различных системных заболеваний, в том числе колла-генозов… В единичных случаях оспенная вакцинация может вызвать обострения различных аллергических заболеваний, в частности, возобновление приступов астмы, иногда после длительной ремиссии… Н. В. Захарова наблюдала двух детей с бронхиальной астмой, первые приступы которой появились в связи с оспенной прививкой»[255]. Курс на искоренение натуральной оспы был одобрен ВОЗ в 1959 г., а кампания стартовала в начале 1960-х гг. Разумеется, лейстерский опыт не был указом для ВОЗ, а потому никаких иных идей, как ликвидировать оспу без прививок, у большинства ВОЗовских экспертов возникнуть не могло. Ударная кампания по борьбе с оспой прививками довольно быстро показала свою полную неэффективность – оспу вакцинациями обмануть не удалось, как не удавалось в течение всего прививочного периода со времен Дженнера. Прививок становилось все больше, а оспы ничуть не уменьшалось. Пришлось, скрепя сердце, возвращаться к лейстерским баранам… Новая стратегия и новая «интенсифицированная» программа были опробованы в 1967 г., когда после 7 лет усердного прививания 42 страны сообщили о 131 000 случаев оспы (причем, по оценкам экспертов ВОЗ, это составляло лишь около 5 % всех действительных случаев). Стараясь по возможности избегать открытого признания, советский автор сообщал: «К числу основных факторов, которые повлияли на исход первого этапа программы, следует отнести также недооценку эпидемиологического надзора как важнейшего инструмента в борьбе с оспой. Эта недооценка роли активных противоэпидемических мер в борьбе с оспой имела место не только на протяжении всего первого этапа, но и в начале интенсифицированной программы… С учетом накопленных наблюдений, Комитет экспертов ВОЗ в 1972 г. определил эпидемиологический надзор как краеугольный камень стратегии ликвидации оспы. Согласно определению Комитета экспертов, основным содержанием эпидемиологического надзора являются выявление случаев заболевания, проведение эпидемиологического расследования и осуществление с учетом полученных данных комплекса противоэпидемических мероприятий для прерывания трансмиссии инфекции. Проведение систематической вакцинации населения стало рассматриваться как поддерживающая мера»[256]. Перенесение акцента с прививок на раннюю изоляцию заболевших и наблюдение за контактировавшими с ними, как это было и в Лейстере, оказалось таким же удачным и в мировом масштабе. Ливерпульский микробиолог, проф. Деррик Бэксби, один из крупнейших специалистов по оспенным вакцинам и автор многочисленных публикаций по натуральной оспе, заявивший в своей заметке в «Британском медицинском журнале», что рассказы об искоренении оспы прививками подходят разве что для научно-популярных брошюр[257], высказался следующим образом: «Несомненно, прививки играли роль в снижении частоты заболеваемости до уровня, доступного для контроля. Тем не менее, ключ к искоренению болезни был в перенесении акцента с не слишком успешных массовых прививок на динамическую кампанию по надзору за предотвращением заражения, подкрепленную прививками. Важность такой политики была продемонстрирована в Сьерра-Леоне. В 1967–68 гг. заболеваемость оспой в Сьерра-Леоне была самой высокой в мире. Кампания по искоренению стартовала там в январе 1968 г., а последний случай был зарегистрирован в апреле 1969 г. С тремя из четырех самых крупных вспышек оспы удалось справиться без массовых прививок. Такой же успех был достигнут в других странах Западной и Центральной Африки»[258] (выделено мной. – А. К.). Или: «В Индии программа массовой вакцинации, проводившаяся с 1962 г., хотя и сыграла определенную роль в снижении заболеваемости, оказалась малоэффективной в отношении ликвидации этой инфекции. Поэтому ВОЗ рекомендовала применить в борьбе с оспой оправдавшую себя систему эпидемиологического надзора и выборочной вакцинации. С сентября 1973 г. в Индии стала проводиться вакцинация только по эпидемическим показаниям»[259]. С неохотой признают эти факты и другие вакцинаторы[260]. Заключение Думаю, что читатель, прочитав эту главу, захочет спросить: хорошо, что же вообще представляли собой эти самые болезни, прививание которых человеку якобы защищало его от натуральной оспы? Забавно, но, похоже, ответа на этот вопрос нет. Вся эта история с лошадиным мокрецом и коровьей оспой с самого начала была тесно связана с корыстными выдумками Дженнера, несколько раз менявшего свои взгляды на природу и свойства коровьей оспы в зависимости от того, что можно было удачнее «сбыть» публике, а потому, по точному выражению проф. Крейтона, никогда не говорившего прямо, если можно было быть скрытным и туманным. Начнем с так называемого лошадиного мокреца (horsegrease), болезни лошадиной бабки, которую Дженнер в первом и самом главном своем эссе 1798 г. объявил «источником истинной коровьей оспы». Мысль о прививании вонючего гноя с лошадиных копыт была принята публикой столь недружественно (особенно отговаривали Дженнера от этой идеи д-ра Вудвиль и Пирсон в Лондонском инокуляционном госпитале), что с 1799 г. и далее Дженнер не обмолвился о ней более ни единым словом, переключившись на уникальную «самозарождающуюся» коровью оспу. Проф. Д. Бэксби дает в своей книге лаконичные сведения о некоторых заболеваниях лошадей, которые могут рассматриваться в качестве имеющих отношение к вопросу о натуральной оспе и защите от нее[261]. Я лишь вкратце суммирую эту информацию. Существует очень много неточностей в описаниях различных лошадиных болезней и в их названиях. Если предположить, что Дженнер говорил о той болезни, что называется мокрецом и в наши дни, то она не имеет никакого отношения к натуральной оспе и в целом к семейству вирусов Poxviridae, к которому относятся разные «оспенные» вирусы. Эта болезнь возникает у лошадей, которые содержатся в условиях повышенной влажности и имеют постоянный контакт с грязью. При улучшении условий содержания эта болезнь, предположительно вызываемая грибком Dermathophilus congolensis, проходит бесследно. Под болезнью же, называвшейся в XIX в. лошадиной оспой (horsepox), ныне понимают совершенно другую болезнь, также не имеющую никакого касательства к интересующему нас предмету, а именно лошадиную экзантему, вызываемую вирусом герпеса. Трудно сейчас сказать, откуда именно брали вакцинаторы свой чудодейственный материал и насколько можно верить их рассказам о невероятных успехах в деле защиты от натуральной оспы с помощью лошадиного мокреца. Бэксби предполагает, что, тем не менее, в XIX в. существовала некая другая, истинная лошадиная оспа, предположительно вызывавшаяся вирусом из тех же семейства Poxviridae, подсемейства Chordopoxviridae и вида Orthopoxviridae, при этом невесть откуда бравшимся – вероятно, так же как и в случае с коровьей оспой (см. далее), источником становилось «неизвестное маленькое дикое животное» (some unknown small wild animal)[262], усердно поставлявшее нужные вирусы домашним животным. Отдавая дань ловкости этого неуловимого маленького хитреца[263], уже два века умудряющегося скрываться от исследователей, я хотел бы лишь обратить внимание читателей на то, что именно с появлением вирусологических исследований истинная лошадиная оспа, чем бы она ни была, словно по роковому совпадению исчезла и никогда больше не появлялась. Последняя вспышка этой болезни, со слов Бэксби, была зарегистрирована в 1901 г. и двумя годами позднее описана д-ром Ф. Блэксоллом[264] (бывшим, кстати, директором английского Правительственного института прививочных лимф, открывшегося в 1899 г.), да и в том описании не было ничего важного. Известно, что при контакте с рукой человека она вызывала язвы, сходные с теми, которые вызывала коровья оспа. Д-р Джон Лой из Йоркшира экспериментировал с лошадиной оспой, прививая ею сначала коров, а потом уже детей, в том числе и друг от друга, и инокуляционный тест у него неизменно показывал, что они защищены от натуральной оспы. Об этом он сообщил в своей статье «Отчет о некоторых экспериментах по выяснению источника коровьей оспы» в 1801 г.[265] Он послал ее копию Дженнеру; тот одобрил эти изыскания и заявил в одном из частных писем, что «они убедительно подтверждают мои ранние высказывания». Однако к тому времени, как я уже сказал выше, Дженнер навсегда решил отказать лошадиному мокрецу в каком-либо участии в своей теории, и никакого дальнейшего развития дело не получило, хотя Дженнер использовал в дальнейшем лошадиную оспу наравне с коровьей. Поскольку сама эта болезнь была достаточно редкой и практически никогда не служила источником прививочных лимф[266], никакой объективной интерпретации результатов нескольких сомнительных по качеству экспериментов восторженных исследователей сейчас быть уже не может, а самой болезни более не существует, то всю историю с лошадиной оспой можно признать слишком туманной и не слишком достоверной, хотя и в цитируемой книге, и в более поздних своих работах проф. Бэксби заявлял, что вирус вакцины происходит именно от той самой (таинственной и так вовремя исчезнувшей!) лошадиной оспы. В первую очередь возникает вполне логичный вопрос о причинах этого поспешного исчезновения «правильной» лошадиной оспы. Неужели из-за того, что внезапно перевелись загадочные «неизвестные маленькие дикие животные», не дожидаясь, когда они станут предметом беспристрастного научного изучения? Но что же с заветной коровьей оспой? Не желая утомлять читателя деталями, которые могут представлять интерес лишь для специалистов, я, как и в случае с лошадиным мокрецом, лишь суммирую нынешние представления по этому вопросу (которые до сих пор являются предметом дискуссии). То, что в XIX в. и ранее именовалось коровьей оспой, может быть проявлением нескольких совершенно различных болезней, в том числе чаще всего встречающейся паравакцинии, вызванной парапоксвирусом, которой нередко заражаются от скота фермеры[267], коровьей оспы (вирус которой, как и вирус натуральной оспы, относится к тому же виду Orthopoxviridae), а также бычьего герпеса и нескольких видов бородавок. Коровья оспа, несмотря на свое название, на самом деле не является болезнью коров (ею так же, как и коровы, заражаются представители семейства кошачьих, а также слоны, носороги, муравьеды, окапи; описано заражение коровьей оспой домашней собаки), но кто является истинным хозяином этого вируса – неизвестно (см. выше о «неизвестном маленьком диком животном»). Человек в целом очень мало восприимчив к этой болезни (так, в Англии регистрируется один-два случая в год), причем в половине случаев заражение происходит вовсе не от коров, а от кошек. Увидел ли Дженнер настоящую коровью оспу или позднейшее обнаружение этой болезни как вызываемой вирусом того же семейства и вида было простым совпадением, останется загадкой. Коровья оспа у домашнего скота традиционно была столь редким явлением, что на всем протяжении XIX в. никогда не служила хоть сколько-нибудь надежным источником прививочного материала[268]. Сам Дженнер, сделав всего несколько успешных (с его собственных слов) прививок, быстро утратил этот источник и через некоего студента-ветеринара по фамилии Тэннер, ассистировавшего д-ру Вудвилю в уже упоминавшемся Лондонском инокуляционном госпитале, получил какой-то весьма подозрительный материал из пустул пациентки по имени Энн Бампас, которая вскоре после прививки коровьей оспы заболела самой настоящей натуральной оспой[269]. Именно лимфа, полученная Вудвилем из лондонского коровника в Грэйс Инн Лейн и, очевидно, зараженная в его госпитале натуральной оспой, в том числе и от Энн Бампас, дала начало многим европейским лимфам (в том числе и использовавшимся Дженнером). Проследить их судьбу трудно, но, вне всякого сомнения, то, что в течение всего XIX в. зачастую выдавалось за прививки коровьей оспы, было не чем иным как старыми добрыми инокуляциями, с примесью коровьей оспы или без нее – не суть важно. Редкость самой болезни, то есть этой настоящей коровьей оспы, и еще большая редкость инфицирования ею человека заставляют задуматься над тем, что же Дженнер, Вудвиль и другие действующие лица принимали за коровью оспу. Очень вероятно, что не человек заражался коровьей оспой от коров (как в силу своей малой восприимчивости к вирусу коровьей оспы, так и в силу редкости самой болезни), а коровы заражались натуральной оспой от человека (например, от кого-то из недавно инокулированных работников фермы), а потом уже ослабленной натуральной оспой вновь заражался кто-то из ухаживающих за скотом. Это объясняет, почему пустулы возникали только у коров (а не у быков и телят) и только на вымени – ведь с ним и соприкасались руки свежеинокулированных дояров и доярок. Хотя такое развитие событий вряд ли было очень частым, все же вероятность его была намного выше вероятности заражения человека настоящей коровьей оспой. В свое время вопросом относительно возможности заражения коров человеческой натуральной оспой занималась так называемая Лионская комиссия во главе с д-ром Шаво, опубликовавшая свой отчет в 1865 г. Хотя коровы и не заболевали типичной натуральной оспой (по ироничному замечанию проф. Крейтона, с таким же успехом можно было пытаться превратить конский каштан в каштанового коня), тем не менее пустулы получать все же удавалось. Логично предположить, что точно такая же история могла быть не только с коровами, но и с лошадьми, бабки которых могли заражать недавно инокулированные конюхи (которые в те времена, кстати, занимались и дойкой коров, так что могли переносить инфекцию и с вымени коров на бабки лошадей). Полагаю, что частичным подтверждением этой гипотезы может быть описывавшийся гомеопатами успех в лечении натуральной оспы нозодами Malandrinum (из лошадиного мокреца) и Vaccininum (из коровьей оспы). Если все это так, то круг замыкается. Никаких оригинальных прививок новой болезни не было – речь шла все о тех же инокуляциях в различных их модификациях (вирус проходил через коров, лошадей, потом через людей). Да, он терял свойство вызывать типичную натуральную оспу. Однако невозможно отмахнуться от выводов ряда исследователей, которые со статистикой в руках доказывали, что прививки предрасполагают к последующему заболеванию натуральной оспой, – не говоря уже о бесчисленных документированных фактах позорного провала обещанной «защиты», которые вакцинаторы традиционно пытались списывать на что угодно, лишь бы не поставить под удар, говоря словами д-ра Седильо, «неприкосновенную святыню», какой является сам оспопрививательный обряд[270]. После того, как тысячи и тысячи спасаемых от натуральной оспы были заражены сифилисом и иными столь же малоприятными болезнями при переносе материала «от руки к руке», в разных странах постепенно пришли к необходимости (несмотря на яростное сопротивление некоторых вакцинаторов, все еще пытавшихся отрицать очевидное) отказаться от гуманизированной лимфы в пользу телячьей лимфы или метода ретровакцинации. Для получения такой лимфы теленку вносилось содержимое оспенных пустул больного натуральной оспой человека, а когда на животном вызревали десятки оспенных пустул, жидкость бралась из них и фиксировалась глицерином. Никакого отношения к коровьей оспе, разумеется, эта процедура не имела. Это, опять-таки, была инокуляция, хотя и модифицированная – ослабление достигалось прохождением вируса оспы через животное. Позднее теленку стали вносить разные штаммы вируса вакцины, о котором необходимо сказать несколько слов. Когда в конце 1960-х гг. были проверены прививочные штаммы, использовавшиеся в ряде стран, то было обнаружено, что некоторые из них, что следовало из структуры ДНК, явно имели своим предшественником вирус variola, то есть вирус, вызывающий натуральную оспу у человека. Практика «человек – теленок – человек» (ретровакцинация) с различными модификациями была распространена до конца 1930-х гг., когда ливерпульским бактериологом Алленом Уолтером Доуни (1901–1988) был обнаружен так называемый вирус вакцины – третий в дополнение к двум уже известным нам вирусам из вида Orthopoxviridae (коровьей и натуральной оспы; последний, кстати, был окончательно идентифицирован лишь в 1947 г.) семейства Poxviridae. Именно его штаммы лежат в основе всех нынешних противооспенных вакцин. Происхождение этого вируса неизвестно, но предполагается, что он является гибридом коровьей и натуральной оспы. Взаимоотношения между тремя представителями одного семейства достаточно сложные и не всегда укладываются в традиционные представления о «перекрестной защите» (если вообще верить в универсальность защиты такого рода). Так, прививка оспенной вакцины, основанной на вирусе вакцины, не защищает от инфицирования коровьей оспой, «хотя, возможно, и делает проявления болезни мягче»[271] (опять это неизменное «мягче!»). Итак, «темна вода во облацех». Что именно открыл Дженнер, да и открыл ли он что-то вообще? Вряд ли кто-то может дать ответ на этот вопрос, потому что мы не знаем, с чем он и его последователи имели дело. Если все, что обнаружил Дженнер, это следы натуральной оспы человека на вымени коров (что вероятнее всего и что, я предполагаю, так и было), то приходится отказать ему даже в минимальных почестях. Оставим все это, однако, под вопросом. Но отвратительные безнравственные эксперименты на детях, научная недобросовестность, корыстная ложь[272], сокрытие нежелательных для продвижения бизнеса фактов[273] и безмерная алчность «благодетеля и спасителя человечества» вряд ли могут вызывать какие-либо сомнения у непредубежденного читателя. Российский автор, написавший, что с именем Дженнера «в медицине связана целая эпоха, а его научные труды, идеи и мысли живы до сих пор»[274], был по сути абсолютно прав, хотя подразумевал безусловно другое. Человечество до сих пор не может освободиться от влияния той эпохи и «трудов, идей и мыслей» Дженнера, поставленных на службу прививателям всех мастей и рангов. Завершая эту главу, вернемся к главному вопросу: какова же была роль прививок в деле искоренения натуральной оспы? Точный ответ мог бы дать только следующий фантастический сценарий: изобрести машину времени, отправиться в прошлое и каким-то образом помешать Дженнеру объявить об открытии средства, на всю жизнь спасающего от натуральной оспы. Вполне возможно, что тогда исчезновение оспы человечество увидело бы намного раньше, чем это произошло вместе с прививками (как фактически исчезла чума, но с натуральной оспой это сделать, вероятно, было бы еще проще, так как натуральная оспа – антропоноз, то есть болезнь лишь человека). Но машины времени у нас нет. Значит, остается проанализировать имеющиеся факты. Провалы оспенных прививок на протяжении всей истории прививочной борьбы человека с натуральной оспой хорошо документированы независимыми наблюдателями в разных странах – в настоящей главе я привел лишь самую незначительную часть из наиболее известных. В тех странах, которые полагались исключительно на одни прививки, ничего кардинально не меняя в сфере гигиены и санитарии (Япония, Мексика, Англия до последней четверти XIX в. и др.), натуральная оспа не только никуда не исчезала, но оспенные эпидемии усиливались и становились чаще, забирая, по мере все большей «привитости» населения, все больше жертв. Когда ВОЗ, принципиально игнорировавшая накопленный человечеством опыт, упрямо хотела ликвидировать натуральную оспу одними прививками, она быстро убедилась в полном провале этого плана, после чего была вынуждена, фактически, перейти к лейстерскому методу – ранней изоляции заболевших и наблюдению за контактировавшими с ними. Однако это был ухудшенный вариант, поскольку он включал прививки контактировавшим с заболевшими оспой, чего в Лейстере практически не делалось. Если проецировать успешный опыт Лейстера, частично предсказанный д-рами Хейгартом и Симпсоном, на весь мир, то прививки можно смело выбрасывать – в них просто не было никакой необходимости. С другой стороны, перед нами примеры не только Лейстера, но и стран, где прививки против натуральной оспы либо не требовались по закону вообще, либо процент привитых был традиционно настолько невелик, что и по самым заниженным вакцинаторским меркам ни о каком коллективном иммунитете не могло идти речи. Впрочем, все это имеет значение лишь в том случае, если мы верим, что прививки защищают на практике, а не на страницах престижных научных журналов и в опытах на крысах и кроликах. Ясно одно: не будь прививок – были бы сохранены жизни десятков тысяч жертв поствакцинальных осложнений, не были бы разрушены жизни еще сотен тысяч, ставших после прививок инвалидами, и жизни членов их семей… Глава об истории натуральной оспы была бы неполной, если бы я не упомянул о научной гипотезе, связывающей СПИД с прививками против натуральной оспы. 11 мая 1987 г. на первой странице лондонской «Таймс» появился большой материал под заголовком «Прививки против натуральной оспы запустили вирус СПИДа». Советник ВОЗ, пожелавший сохранить анонимность, заявил в своем интервью «Таймс»: «Я считал эту связь чистым совпадением, пока не были получены последние данные относительно возможных реакций на оспенную вакцину. Сегодня я полагаю, что теория, связывающая эту вакцину и СПИД, объясняет внезапное появление последнего». В пользу этой теории, со слов эксперта ВОЗ, говорит следующее. 1. Семь африканских государств, наиболее страдающих от СПИДа, – это именно те семь стран, в которых наиболее активно проводилась кампания по прививанию от натуральной оспы. 2. Бразилия, единственная страна в Южной Америке, в которой проводились массовые прививки против оспы по программе ВОЗ, имеет самый высокий уровень заболеваемости СПИДом. 3. Дети из стран Центральной Африки в возрасте младше 11 лет (то есть не прививавшиеся против натуральной оспы) имеют меньшую заболеваемость СПИДом. 4. Факт, что в Африке СПИД не делает различия между полами, в то время как в западных странах им болеют в основном гомосексуалисты, может быть объяснен следующим образом. Около 14 тыс. гаитян, работавших в Африке под эгидой ООН, получили там прививки против оспы. Они вернулись на Гаити как раз в то время, когда Гаити стал излюбленным местом развлечений сан-францисских гомосексуалистов. 5. Возбудитель СПИДа, который ранее считался учеными «слабым, уязвимым и медленным», приобрел в африканских странах новые, агрессивные черты, что можно объяснить способностью живых вирусов (полученных с прививками против натуральной оспы) пробуждать к жизни дремлющие вирусы, в частности и вирус СПИДа. Когда «Тайме» обратилась за разъяснениями к д-ру Роберту Галло, идентифицировавшему вирус иммунодефицита человека (ВИЧ), вызывающий СПИД, то он ответил: «Связь между программой ВОЗ по искоренению натуральной оспы и эпидемией СПИДа в Африке – интересная и важная гипотеза. Я не могу утверждать, что все было именно так, но я давно уже говорю о том, что использование живых вакцин – как, например, вакцины против оспы – может активировать дремлющую инфекцию, такую как ВИЧ»[275]. Представляет ли все написанное в этой главе исключительно исторический интерес? Отнюдь. Хотя угрозы натуральной оспы больше не существует, иным прививочным пропагандистам не лень бросить идею о новом массовом оспенном прививании – то в свете ими самими же придуманной угрозы оспенного биотерроризма, то в свете местных вспышек инфекций, связанных с другими вирусами вида Orthopoxviridae. Хотя американские вакцинаторы по призыву президента Буша в 2002–2003 гг. пытались планово привить чуть ли не десять миллионов работников служб здравоохранения и спасения в свете мифической опасности со стороны Ирака, «охватить» удалось лишь 39 тысяч, причем трое поплатились за это жизнью, двое – пожизненной инвалидностью, а 85 – лечением в больницах, нередко в реанимационном отделении. Всего о побочных реакциях сообщили 822 человека, у 100 они были признаны серьезными. 75 тыс. доз вакцины (стоимостью, вероятно, не один миллион долларов), которую так и не удалось навязать, пришлось уничтожить за истечением срока годности[276]. Однако прививочные подрядчики – британская «Акам-бис» с датской «Баварией Нордик» – вовсе не намерены отказываться от верного заработка. Сегодня по заказу правительства США они напряженно работают над новыми, «лучшими» противооспенными вакцинами. Последний крик моды, торжество биотехнологии: вакцины на основе сплайсинга («склеивания») антител человека… и шимпанзе. «Это важная находка для разработки эффективных мер против потенциальной биотеррористической атаки, включая использование смертельного вируса натуральной оспы», – заявил д-р Элиас Зерхуни, директор Национального института здоровья. «Крайне необходимо располагать эффективным лечением, доступным каждому при биотеррористической атаке», – добавляет д-р Энтони Фауци, директор Национального института аллергии и инфекционных болезней, где проводилось исследование»[277]. А вот одно из сообщений на тему оспы, повторенное 21–22 февраля 2002 г. во многих российских СМИ: «Как полагает директор НИИ вирусологии имени Ивановского академик РАМН Владимир Львов, есть достаточно оснований, чтобы ввести в России поголовную вакцинацию от этой болезни. Об этом, как передает РИА «Новости», он рассказал во вторник на коллегии Минздрава. Академик отметил, что хотя оспа и ликвидирована как болезнь, ее возбудитель в природе остался. В африканских джунглях в последнее время регистрируется так называемая «обезьянья оспа», которая по сути дела является «оспой, передаваемой через мелких грызунов, обитающих на этом континенте». Возбудитель оспы, передаваемый грызунами, был обнаружен и в нашей стране, в частности на Кольском полуострове, в Заполярье, в среднеазиатской пустыне. По словам Владимира Львова, в мире сейчас существует огромное количество природных очагов, в которых может произойти адаптация к передаче оспы человеку. В связи с этим академик отметил, что он совершенно убежден, что нужно начинать массовую вакцинацию. Правительство США, по его словам, уже закупило 100–300 миллионов доз вакцины для иммунизации населения. Академик отметил также, что наилучшие результаты достигаются при вакцинации детей»[278]. Не спешите назвать это сумеречным бредом, мои информированные читатели. Российские вакцинаторы настолько уверены в том, что раз появившаяся вакцина не может исчезнуть навсегда, что ныне разрабатывают новую адскую смесь: вакцина против натуральной оспы вместе с вакциной против гепатита В. Одна вредная и бессмысленная вакцина будет скомбинирована с другой, не менее вредной и еще более бессмысленной. Как вам понравится вот это: «Российскими учеными из новосибирского научного центра «Вектор» разработан новый, модифицированный вариант вакцины против оспы. Об этом… заявил заместитель директора ГНЦ вирусологии и биотехнологии «Вектор», член-корреспондент РАН Сергей Нетесов. «В центре «Вектор» получен пока лабораторный вариант вакцины на культуре клеток вируса оспы», – уточнил ученый. При этом новый вариант вакцины может одновременно защищать человека и от оспы, и от гепатита В. «Россия и сейчас защищена против оспы – на случай эпидемии в стране есть достаточный запас противооспенной вакцины, но она в ряде случаев вызывает различные болезненные реакции у человека, вплоть до смертельных случаев», – рассказал Нетесов. «То, что сейчас разработано нашими учеными, не является радикально новой вакциной против оспы, но она более безопасная, оказывает значительно меньше побочных воздействий на организм», – заявил замдиректора Центра вирусологии и биотехнологии. Теперь эта вакцина должна пройти аттестацию на животных в Государственном контрольном институте им. Тарасевича, а затем клинические испытания на безвредность и переносимость на людях. Ученые считают, что по своим параметрам она вполне может быть использована для иммунизации…»[279]. Не могут смириться специалисты из «Вектора» с тем, что втуне пропадают заботливо сохраняемые и выращиваемые ими вирусы натуральной оспы, – ищут применения им и своей кипучей энергии. Выходит, рано радовались те, кто считал, что вместе с натуральной оспой в Лету кануло не меньшее, а то и большее проклятие – прививки от нее? Люди… будьте бдительны! Ветряная оспа Болезнь Ветряная оспа, заболевание, вызываемое вирусом Varicella-zoster из группы герпетических вирусов, относится к числу вполне безобидных детских болезней. Болеют обычно дети дошкольного и младшего школьного возраста. Важно отметить, что «у новорожденных и грудных детей заболевание возникает только в том случае, если мать в детстве не болела ветряной оспой»[280]. Инфицирование вирусом ветряной оспы беременной на ранних сроках может стать причиной врожденных пороков развития, а на поздних – заражения ветряной оспой новорожденного, когда смертность достигает 31 %[281]. Поэтому можно только приветствовать перенесение здоровым ребенком, особенно девочками, ветряной оспы в природой предназначенном для того возрасте. Заражение происходит воздушно-капельным путем как от больных ветряной оспой, так и от больных опоясывающим герпесом, известным также и как опоясывающий лишай. Инкубационный период длится две-три недели. Начинается заболевание остро, с резкого повышения температуры до 38 °C и появления сыпи, которая в течение суток превращается в пузырьки. Через два-три дня пузырьки подсыхают; в течение примерно недели образовавшиеся корочки отпадают, не оставляя рубцов на коже[282]. Обычно никакого специального лечения не требуется. Витамины А и С, большое количество жидкости (минеральная вода и натуральные соки) и пост в течение нескольких дней в сочетании с отдыхом в чистой постели – вот все, что необходимо при нормальном течении болезни. После снижения температуры еще в течение суток следует продолжать давать натуральные фруктовые соки, разбавленные водой, затем два-три дня придерживаться вегетарианской диеты. Госпитализация не нужна. Лечение может потребоваться лишь при наличии сильно беспокоящих ребенка симптомов, например зуда или бессонницы при обильных высыпаниях. Очень полезным может оказаться использование гомеопатии[283]. Первыми лекарствами, которые должны привлечь внимание в лечении инфекционных болезней, должны стать Aconitum и Belladonna, В связи с тем, что к ним я буду возвращаться еще много раз на страницах настоящей книги, я хотел бы сейчас, при первом упоминании, дать характеристику каждому из них и тем самым предотвратить возможную путаницу в дальнейшем. По точному замечанию известного французского гомеопата д-ра Леона Ванье (1880–1963), «эти два средства никогда не следует чередовать, так как они характеризуются противоположными показаниями»[284]. Есть несколько достаточно простых дифференциально-диагностических признаков, позволяющих сделать выбор между двумя этими поистине чудесными лекарствами, верное назначение которых позволяет оборвать болезнь в самом ее начале. Итак, для Aconitum характерны суженные зрачки, «сухой», обычно без пота, жар, возбуждение и страх. Это средство для здоровых, крепких, упитанных детей, подростков или взрослых, болезнь которых началась с пребывания на холодном сухом ветру или вследствие того, что они оделись не по сезону. Именно благодаря достатку жизненных сил и нормально функционирующей иммунной системе ответ организма характеризуется высокой интенсивностью. Болезнь начинается внезапно: «минуту назад был здоров, а сейчас уже болен». «У Aconitum нет признаков медленно развивающейся длительной лихорадки. Лихорадка Aconitum – это обычно короткая яркая атака»[285]. Пациент возбужден, мечется, страдает. Важной чертой лекарства является сильная жажда. Пациент постоянно требует холодной воды, но жажды она не утоляет. Состояние улучшается в прохладе (больной снимает одежду, сбрасывает одеяло). Иная картина характерна для Belladonna. Профессор Джеймс Тайлер Кент (1849–1916) выделял специфическую триаду этого лекарства: жар, краснота и жжение. «Жар бывает настолько силен, что, дотрагиваясь до больного Belladonna, вы сразу же отдергиваете руку, как будто прикасаетесь к раскаленной печке… Неважно, в какой части тела развивается воспаление, в любом случае отмечается жар крайней степени выраженности»[286]. Больные крайне чувствительны даже к малейшим сотрясениям (обычно вследствие не воспаления, а, по Кенту, «нервной гиперестезии»), свету, шуму и жалуются на ощущение пульсации в теле. Зрачки расширены, жажда может как присутствовать (при этом пациент просит лимонад или какие-либо газированные напитки), так и отсутствовать (при этом во рту значительная сухость), и пациент стремится тепло укрыться. «После периода жара появляются поты – они наиболее обильны на укрытых частях тела. Как только пациент начинает потеть, он старается укрыться. Поты горячи и обильны, и как только они появятся, нервное состояние пациента ослабевает, он становится менее раздражительным… Вот так оказывается невозможным ошибиться: если появляется пациент с сухой лихорадкой, возбуждением, болями – тогда это Аконит; напротив, если больной появляется с влажной лихорадкой (с влажной кожей) и угнетением – это Белладонна»[287]. Если пациенты Aconitum возбуждены, то пациенты Belladonna угнетены, находятся в ступорозном состоянии. У Belladonna также может присутствовать страх, но если у Aconitum это страх смерти, то у Belladonna это страх воображаемых вещей, напоминающий делирий. Эти симптомы могут служить путеводной нитью для тех читателей, которые захотят использовать в своей домашней практике гомеопатию. Известный американский гомеопат д-р Вильям Тейлор считает, что всего несколько препаратов в целом покрывают до 95 % всех случаев ветряной оспы, когда вообще требуется лечение. При развившейся болезни чаще всего (60 % случаев) используется Pulsatilla, затем идут Rhus (15 %) и Antimonium tartaricum (менее 10 %). При нормально протекающей ветряной оспе чаще всего требуется Pulsatilla – особенно она показана, когда у ребенка сильный зуд, усиливающийся от тепла постели или от горячей ванны, капризность, желание свежего воздуха – дети просят открыть окно. Сильное беспокойство ребенка на фоне зуда может потребовать приема Rhus toxicodendron. Antimonium tartaricum обычно назначается при присоединившихся осложнениях со стороны дыхательной системы (чаще всего речь идет о кашле вследствие бронхита) и когда из пузырьков выделяется желтоватая жидкость, напоминающая мед. Остальные случаи приходятся на Antimonium crudum, Mercurius vivus или Mercurius solubilis, и Sulphur. Существует немало хороших гомеопатических руководств, в которых подробно излагаются патогенезы этих лекарств. К ним я и отсылаю родителей. В тяжелых случаях ветряной оспы, которые иногда встречаются у детей с фоновыми хроническими заболеваниями или у взрослых, для лечения применяется ацикловир (зовиракс), однако этот препарат сам имеет немало побочных эффектов, а потому его использование должно быть оправдано. Обычно ацикловир для внутривенного введения рутинно применяется у лиц, страдающих болезнями иммунной системы и имеющих высокий риск развития осложнений ветряной оспы. Применение «на всякий случай» или ради кратковременного комфорта антибиотиков, кортикостероидов, аспирина или парацетамола не только совершенно бессмысленно, но и опасно. Сегодня даже ВОЗ признает, что искусственное понижение температуры не может считаться разумным мероприятием: «Лихорадка представляет собой древний, универсальный и обычно благотворный ответ на инфекцию, и ее подавление в большинстве случаев не приносит никакой ощутимой пользы или же приносит очень мало. С другой стороны, продемонстрировано, что подавление высокой температуры может быть вредно. У большинства людей этот вред почти незаметен, но когда речь идет о миллионах, то он может стать причиной увеличения заболеваемости и смертности. Соответственно, не следует поощрять широкое использование жаропонижающих (антипиретиков) ни в развивающихся, ни в развитых странах»[288]. Вряд ли подлежит сомнению, что значительный процент случаев тяжелого течения ветряной оспы и ее неблагоприятных исходов (осложнений), якобы ставящих под сомнение безобидность этого заболевания, должен быть приписан бездумному и безответственному лечению. Осложнения ветряной оспы редки и в последней четверти XX в. демонстрировали тенденцию к дальнейшему снижению. Так, в США количество энцефалитов, вызванных ветряной оспой, снизилось с 58 в 1970–1979 гг. до 28 в 1980–1983 гг.[289] Среди них показательно снижение количества зафиксированных случаев синдрома Рея – тяжелой энцефалопатии, сопровождающейся конвульсиями и комой, что в первую очередь связано с отказом от практики лечения салицилатами (аспирином). Немецкие авторы, подсчитав все возможные осложнения ветряной оспы за 1997 г., определили риск развития осложнений у здорового ребенка – 8,5 на 100 тыс. детей в возрасте до 16 лет. При этом 38,6 % приходилось на осложнения, вызванные присоединением бактериальной инфекции (около 61 % – неврологические осложнения, практически все разрешившиеся без проблем). Ни одной смерти или угрожающего жизни состояния, вызванного, например, кровотечением, зафиксировано не было[290]. Присоединившиеся бактериальные осложнения действительно могут стать опасными, но развитие их характерно для детей, страдающих заболеваниями иммунной системы. Некоторое обоснование прививка против ветряной оспы могла бы иметь у детей, проходящих химиотерапевтическое лечение в связи с онкологическими заболеваниями крови, но именно им она противопоказана. После перенесенной ветряной оспы возникает стойкий, обычно пожизненный, иммунитет. Это тем более важно, что восприимчивость к вирусу ветряной оспы высока (до 90 %), а во взрослом возрасте болезнь имеет значительно более тяжелое течение[291]. Риск смерти от ветряной оспы для здоровых детей в США оценивается в 0,0014 %[292]. Заслуживают быть отмеченными недавние исследования, показавшие, что помимо пожизненного иммунитета заболевание ветряной оспой может оказаться полезным в другом аспекте. Было обнаружено, что у людей, имеющих антитела к вирусу ветряной оспы, меньше вероятность развития самых частых опухолей мозга, называемых глиомами, что, возможно, объясняется сходством антигенов вируса и глиом[293]. После выздоровления от ветряной оспы вирус не исчезает из организма, а сохраняется в нервных узлах (ганглиях) спинного мозга и у некоторых людей может проявить себя позднее в виде опоясывающего герпеса. Ошибочно было бы предполагать, что ребенок обязан перенести болезнь в ее ясном, клинически различимом виде, чтобы иметь основания считать, что у него присутствует иммунитет к ветряной оспе. В университете Лаваля в Квебеке несколько лет назад было проведено исследование уровня антител к ветряной оспе, в котором приняли участие 2000 учащихся четвертых классов. Оказалось, что к возрасту 10 лет 92 % детей имеют такой иммунитет, причем он есть и у 63 % детей, у которых отсутствовала история самого заболевания. Авторы статьи отметили, что следовало бы сначала оценивать иммунный статус у прививаемых, но это, безусловно, будет сложно и повлечет за собой снижение «охвата» детей этой прививкой[294]. Следует также отметить, что в аннотации к вакцине «Варивакс» (см. ниже) ее производитель отмечает, что хотя длительность прививочного иммунитета неизвестна, иммунитет в популяции привитых может исчезнуть вследствие прекращения постоянного контакта с вирусом Varicella, постоянно «подпитывающим» его ныне. Говоря более доступным языком, сама идея элиминации, устранения этого вируса как такового грозит немалыми неприятностями, и тому у нас уже есть подтверждения. Дело в том, что, когда мы говорим о стойком пожизненном иммунитете после какой-либо инфекционной болезни, мы, с позиций современной науки, вовсе не имеем в виду, что раз возникшие после перенесенной болезни антитела будут, словно заведенные, бесконечно вырабатываться сами по себе десятками лет в отсутствие какого-либо стимула для этого. Необходимы постоянные антигенные «толчки» из окружающей среды, научно именуемые бустерами (от англ. booster – тот, кто помогает, усиливает), периодический контакт с возбудителем, чтобы иммунная система реагировала на клеточном и гуморальном уровне, защищая своего хозяина от неприятностей. Циркуляция вирусов среди людей как раз и позволяет получать такие «толчки»[295]. Как только вируса, вследствие тех или иных причин (например, прививок) становится меньше, то и иммунитет, полагавшийся нами длительным или даже пожизненным, перестает таким быть. В отношении ветряной оспы все сказанное выше как нельзя более верно. Здесь необходимо ненадолго отвлечься, чтобы ответить на очень важные вопросы, неизменно возникающие у всякого внимательного читателя: как сочетается утверждение о неэффективности прививок, часто повторяющееся в этой книге, со снижением циркуляции возбудителей в популяции и уменьшением регистрируемых случаев заболевания? значит, прививки все-таки эффективны, если болезней, от которых их делают, становится меньше? Действительно, несмотря на продолжающиеся вспышки прививаемых болезней в среде полностью привитых (что заставляет усомниться в долгосрочной эффективности вакцинаций), мы все же наблюдаем снижение заболеваемости «управляемыми прививками» болезнями. Чтобы разобраться во всем этом, давайте сравним вакцинальный процесс и патологический процесс при инфекционном заболевании. За исключением столбняка, возбудитель которого может проникнуть в организм через инфицированные раны, все возбудители «предотвращаемых прививками» болезней попадают к нам через слизистые оболочки дыхательной или пищеварительной системы. Истинная эволюция болезни очень далека от обычно представляемой публике примитивной схемы «проникновение возбудителя – › симптомы болезни – › выработка антител – › выздоровление». В ответ на вторжение возбудителей на слизистых оболочках начинается выработка иммуноглобулина A (IgA). Фактически те случаи болезни, которые мы наблюдаем, вряд ли составляют и 1 % от всех случаев инфицирования, скорее всего их намного меньше – возможно, в тысячи раз. Когда случается естественная болезнь, то, помимо выработки IgA, химические сигналы со слизистых оболочек запускают стройный «хор» иммунной системы, в результате чего иммунный ответ становится зрелым, а возникающий после болезни иммунитет, при условии постоянной «антигенной подпитки» – как правило пожизненным. Прежде, чем попасть в печень, селезенку, вилочковую железу (тимус) или костный мозг, возбудители размножаются в органах лимфатической системы, инициируя там мощный первичный иммунный ответ. Активизируются многочисленные защитные системы организма: начинается реактивное воспаление в инфицированных вирусом тканях, активируются лейкоциты и макрофаги, белковые фракции сыворотки и пр. Первые симптомы, возникающие в катаральном периоде болезни (чихание, кашель, диарея), свидетельствуют об усилиях организма избавиться от возбудителей естественными путями. В механизме защиты задействован и гуморальный иммунитет – при появлении развернутых симптомов болезни в крови уже определяются антитела, а пик болезни совпадает с максимальным титром циркулирующих антител. Однако антитела являются не только не единственной, но даже и не главной защитой от острой болезни. Нужна целостная, сильная реакция всего организма. Детскими инфекциями неслучайно заболевают малыши – иммунная система развивается «обучением», только так она может достичь зрелости и надежно служить своему владельцу во взрослом возрасте. Мы считаем в целом здоровым человеком не того, кто хронически болен, а того, кто заболевает редко и быстро выздоравливает, что может быть возможным лишь при тренированной, нормально функционирующей иммунной системе. При парентеральном введении ослабленных возбудителей отсутствует инкубационный период, нет здоровой системной реакции организма и он не имеет возможности избавиться от вируса ни через слизистые оболочки верхних дыхательных путей кашлем и чиханием, ни диареей, ни сыпью. Я хочу еще раз это подчеркнуть: прививкой мы лишаем организм возможности избавиться от возбудителей имеющимися у него в распоряжении естественными и простыми способами. Возбудители немедленно проникают во внутренние органы. Фактически происходит именно то, что призвана предотвратить иммунная система. Для того чтобы справиться с инфекцией, не обезвреженной частично на уровне слизистых и к борьбе с которой организм не был подготовлен заблаговременно полученными химическими сигналами, он вынужден расходовать многократно большее число лимфоцитов, нежели когда это происходит при естественной болезни. Именно это имела в виду проф. Городи-лова, которую я цитировал в главе «Прививки: основные проблемы»: «Запас лимфоцитов постепенно истощается, и организм оказывается беззащитным перед различными антропогенными факторами. Человек стареет раньше своего времени. Физиологическое, естественное старение – процесс постепенного затухания, увядания всех звеньев иммунной системы. Вакцины же ускоряют, подстегивают процесс «расходования» лимфоцитов, искусственно приводя организм человека к преждевременному старению, отсюда старческие болезни у молодежи»[296]. Подменяя совокупность выработанных эволюцией иммунных реакций механическим кратковременным наводнением крови антителами и таким образом постоянно «обманывая» иммунную систему и организм в целом, мы отказываем им в возможности «тренировки» и развития и готовим почву для сниженной функции иммунитета. Когда мы говорим, что привитый не заболевает той болезнью, от которой его привили, мы на самом деле не имеем в виду, что с помощью прививочных манипуляций мы сделали его невосприимчивым к определенному патогену. Мы имеем в виду лишь то, что он не перенес болезнь в острой, клинически различимой форме. Эпидемиологи ликуют: прививки показывают свою эффективность, успешно снижают заболеваемость, пора ставить вопрос о ликвидации болезни, что еще надо? Остается выяснить только вопрос, стоит ли разделять эту радость привитому. Он не стал здоровее, не перенеся одно- или двухнедельную острую болезнь, – он стал носителем хронической прививочной инфекции, не способным развить острую реакцию и избавиться с ее помощью от попавших в его организм инфекционных агентов[297]. Таким образом, прививки «засевают» организм живыми вирусами, опасность чего лишь сейчас начинает оцениваться в должной мере (в главе о гепатите В я вкратце скажу о возможном механизме связи аутоиммунных заболеваний и прививок). Статистика заболеваемости в наше время рассматривается так, как будто разными болезнями болеют совершенно разные, а не одни и те же люди. Снижение заболеваемости корью или коклюшем – это хорошо, а рост онкологических и аутоиммунных заболеваний – плохо. Но за корь и коклюш отвечают инфекционисты, за онкологические болезни – онкологи, за аутоиммунные болезни – эндокринологи, ревматологи, неврологи и другие специалисты. Считается, что инфекционные заболевания человек в состоянии контролировать прививками, и он должен к такому контролю всячески стремиться, а рак, аутизм, диабет, рассеянный склероз и артриты… ну что же, их причин никто не знает и еще долго знать не будет. На каждое независимое эпидемиологическое исследование, показывающее всплеск заболеваемости тяжелейшими недугами параллельно прививочным кампаниям, тут же мастерится заказное «научно-доказательное» опровержение, так что публика, разучившаяся полагаться на здравый смысл, остается в недоумении – может, и правда нет никакой связи между прививками и ростом заболеваемости диабетом, а во всем виноваты исключительно малоподвижность вкупе с кока-колой, чипсами и гамбургерами? Я предлагаю читателям поразмыслить над этими вопросами с точки зрения т. н. холистической медицины, рассматривающей человека не как набор органов или систем, работающих в полной изоляции друг от друга, с каждой из которых можно вытворять что угодно, не ожидая реакции со стороны других органов и систем, а как целостную структуру, каждое воздействие на часть которой неминуемо вызывает реакцию других ее частей. С этой точки зрения эффективность прививок, заключающаяся в том, что человека лишают возможности перенести острую болезнь за счет превращения его в носителя хронической инфекции с непредсказуемыми последствиями, – не то, что следует приветствовать и к чему следует стремиться. Вернемся к последствиям кампании по прививанию детей от ветряной оспы. В 2002 г. тревогу забили исследователи из английской лабораторной службы общественного здравоохранения. В своей статье они указали, что снижение количества детей, больных ветряной оспой (и, соответственно, снижение возможности для всех вокруг получать бустеры от вируса Varicella), неминуемо приведет к увеличению числа больных опоясывающим герпесом. Эта болезнь, в допрививочную эру бывшая почти исключительно привилегией пожилых людей и лишь очень редко следовавшая за ветряной оспой у детей, вызывается реактивацией вируса ветряной оспы и может стать причиной смерти в пять, а госпитализаций – в три раза чаще, чем сама ветряная оспа. По подсчетам ученых, если все дети в трехсотмиллионной популяции получат прививки от ветряной оспы, это приведет к дополнительному 21 миллиону (!!) случаев заболевания опоясывающим герпесом и смерти 5000 человек в возрасте старше 60 лет. При этом, как было указано в статье, могут быть спасены жизни 5000 детей (учитывая нынешнюю статистику заболеваемости ветряной оспой и смертности от нее в США, совершенно непонятно, каким образом делался этот подсчет). По мнению исследователей, в свете дикой дилеммы такого инициированного человеком «обмена» жизней детей на жизни взрослых надо либо прививать теперь и взрослых, либо вообще отказаться от проекта прививок от ветряной оспы[298]. К тому времени поезд новой прививки уже набрал полный ход, и на эту публикацию, разумеется, внимания не обратили – мало ли что ученые напророчат. Ликвидацию кори и полиомиелита тоже давно уже обещали, да ничего не вышло. Однако дело с ветряной оспой повернулось еще хуже, чем предполагалось. Если англичане говорили только о взрослых, то в недавних сообщениях, опубликованных в 2003 г. в журнале «Вакцина»[299], американский исследователь д-р Гарри Голдмен показал, что при сокращении заболеваемости ветряной оспой на фоне массовых прививок внезапно резко возросла заболеваемость опоясывающим герпесом и у ранее перенесших ветряную оспу детей! Сам Голдмен заинтересовался этим явлением лишь после того как, будучи в 1995–2002 гг. аналитиком лос-анджелесского отделения проекта наблюдения за ветряной оспой Центра контроля заболеваний, он стал неожиданно получать сообщения от школьных медсестер, до того ни разу в жизни не видевших опоясывающий герпес у детей. Голдмен предсказывает, что нам очень скоро предстоит увидеть вспышку этой болезни как у детей, так и у взрослых, у которых ее последствия могут быть куда серьезней последствий ветряной оспы. В ответ на это фармацевтические компании заявили, что… намерены разработать вакцину и против опоясывающего герпеса! Голдмен резко осудил эту абсурдную с точки зрения здравого смысла идею, заявив, что так и будет крутиться бесконечное колесо «болезнь-лечение-болезнь». По его мнению, с прививкой от ветряной оспы было бы куда меньше проблем, если бы всем детям была предоставлена возможность приобрести иммунитет к ветряной оспе[300] естественным путем, а прививки делались только тем, кто не приобрел его к возрасту двенадцати лет. Нетрудно представить, к какому катастрофическому обвалу доходов производителей вакцины против ветряной оспы могла бы привести реализация подобного предложения, а потому совершенно естественно, что оно никогда не будет рассматриваться всерьез. Пока что некоторые родители, с тревогой наблюдающие, как у их детей остается все меньше возможностей приобрести ветряную оспу естественным путем, и опасающиеся как прививок с их непредсказуемыми последствиями, так и того, что их дети, не получив иммунитета к ветряной оспе в детстве, могут пострадать от нее в подростковом и взрослом возрасте, начали потихоньку возвращаться к подзабытым «оспенным вечеринкам». Родители приводят своих здоровых детей играть с больными, и оставляют их также ночевать, чтобы они могли заразиться и своевременно перенести эту безобидную болезнь в подходящем для этого возрасте и состоянии здоровья[301]. Говоря о ветряной оспе, не следует забывать и о том, что отсутствие возможности приобрести естественный иммунитет в детском возрасте «сдвигает» болезнь во взрослый возраст и, потенциально, в младенческий возраст следующего поколения (как это происходит сейчас со многими инфекционными болезнями), когда болезнь неизмеримо опасней. Возможные выходы – либо полная элиминация вируса (чего практически нереально добиться в ближайшие несколько поколений, учитывая его способность сохраняться в нервных ганглиях), либо пожизненные прививки. Не к такому ли выбору, основанному на пожизненной «привязке» к вакцинам, нас ведут?[302] Сначала выдумывается новая вакцина, которой прививают миллионы, а потом нам заявляется, что мы-де стали вакцинозависимыми (модное словечко, введенное в оборот в России совсем недавно, в связи с расширением прививочных программ и необходимостью внедрения в сознание населения их важности), только теперь и осталось, как всю жизнь регулярно делать прививки… Как я уже упоминал выше, реальную опасность ветряная оспа может представлять почти исключительно для детей, имеющих поражение иммунной системы[303]. Оправдывает ли стремление уберечь от болезни тех, кому эта прививка может быть противопоказана (дети, страдающие онкологическими заболеваниями крови), массовые прививки миллионам детей, которые не только не рискуют серьезными последствиями болезни, но для которых она может быть и полезна? Еще до того, как алчность прививателей перевесила все доводы рассудка, английский медицинский журнал писал: «Программа всеобщей иммунизации ради детей с нарушениями функции иммунной системы потребовала бы от докторов получение согласия родителей прививать своих детей не ради собственной пользы последних, а ради блага их менее удачливых сверстников. От родителей потребовалось бы подвергнуть своих детей потенциально большему риску первичной ветряной оспы во взрослом возрасте. Это принудительный альтруизм. Если мы не принуждаем взрослых жертвовать свои почки или даже кровь, то разве честно будет требовать от детей быть «добрыми самаритянами»? Это также противоречит стандарту «в первую очередь – интересы своего ребенка», которым руководствуются родители, принимая решение»[304]. В ряде публикаций подчеркивалось, что заявляемая экономическая выгода от этой прививки связана вовсе не с детьми, а с их родителями. Эта выгода достигается за счет уменьшения выплат по больничным листам, которые родители берут по уходу за заболевшим ребенком. Авторы одной из статей подсчитали, что такого рода экономический ущерб на семью с заболевшим ветряной оспой ребенком составляет 293$ плюс 20$ на медикаменты[305]. Правда, есть и экономические же возражения против такого подхода. Например, указывается следующее: «Программа детских прививок может привести к увеличению числа случаев заболевания ветряной оспой взрослых, включая беременных, которые рискуют большим, в сравнении с детьми, количеством осложнений. Хотя экономические затраты, связанные с отсутствием родителя на рабочем месте, резко снизятся, затраты на медицинское обслуживание могут возрасти»[306]. Выгодна ли такая политика самому ребенку и, в конечном счете, всему государству – решать читателям, в том числе и на основании приводимых в этой главе данных. Соседи России уже обратили внимание на имеющуюся, но до сих пор не вошедшую в местные иммунизационные календари прививку: «В последнее время в Латвии стремительно растет заболеваемость ветрянкой, поэтому инфектологи просят правительство выделить финансирование на вакцинацию населения от этой болезни… Сейчас сделать прививку от ветрянки можно добровольно. Однако, как считают специалисты, ни родители, ни семейные врачи не уделяют этой проблеме достаточного внимания, считая, что дети должны просто переболеть ветрянкой (преступно легкомысленный и совершенно не учитывающий интересы «инфектологов» со товарищи подход, не так ли? – А. К.). Как пишет газета «Час», ссылаясь на слова руководителя кафедры традиционной инфектологии Рижского университета им. Страдиня Людмилы Виксна, для любого заразного заболевания характерны цикличные периоды роста и спада. Сейчас в распространении ветрянки в Латвии наблюдается тенденция к росту, поэтому риск заразиться инфекцией есть у каждого жителя страны, и заболеть могут не только дети, но и взрослые. Как подчеркнула Виксна, обязательно прививаться от ветрянки нужно беременным женщинам, поскольку это заболевание представляет большую опасность для еще не родившегося ребенка. Профессор Даце Гардовска отмечает, что ни одно инфекционное заболевание не проходит для здоровья человека бесследно, поэтому и обществу, и государству необходимо осознать, что детей по возможности нужно ограждать от этой инфекции, в противном случае число болеющих ветрянкой продолжит возрастать. Медики также указывают, что во многих европейских государствах и США вакцинация от ветрянки включена в обязательный календарь иммунизации детей. Специалисты признают, что программа вакцинации населения в Латвии от инфекций отвечает всем требованиям Всемирной организации здоровья, однако с учетом роста заболеваемости в нее нужно включить и прививку от ветрянки»[307]. Живыми вирусами латвийские профессора готовы прививать даже беременных[308], подавляющее большинство которых именно благодаря отсутствию прививки обладает естественным иммунитетом к ветрянке и передаст его детям! Забота профессоров о том, что «ни одно инфекционное заболевание не проходит для здоровья человека бесследно», радует, но справедливости ради следует напомнить, что и ни одна прививка не проходит для здоровья человека бесследно, тем более живыми возбудителями. Минздраву Украины тоже не дает покоя прививка от ветряной оспы, и он уже готов включить ее в свой прививочный календарь – правда, пока что лишь для «целевых групп и групп риска детского населения», как сказано в меморандуме состоявшейся 11–12 ноября 2003 г. конференции «Особенности иммунопрофилактики управляемых инфекций и гриппа на современном этапе в Украине». Здесь уместно будет вспомнить, что не так давно Украина ходила по миру с протянутой рукой, умоляя снабдить ее противодифтерийной вакциной, а сегодня уже готова тратить деньги на вакцину против ветряной оспы. Неужели с другими инфекционными болезнями нет больше проблем? Отнюдь. Приведу лишь несколько цитат из недавнего интервью украинского инфекциониста, академика Жанны Возиановой, много лет возглавлявшей кафедру инфекционных болезней Национального медуниверситета имени А. Богомольца: «Знаете, сколько всего инфекционных коек в трехмиллионном Киеве? Около сотни для больных СПИДом, да еще 285 – для всех остальных, причем 120 из них – в инфекционном отделении городской больницы и кафедры инфекционных болезней Национального медуниверситета. Совсем несложно подсчитать, сколько их осталось после закрытия данного отделения, и это в то время, когда эпидемическая ситуация по целому ряду инфекционных заболеваний еще более обостряется… Еще не закончилась эпидемия дифтерии (об этом не говорят, но в ЦГКБ такие больные не переводились, только за период эпидемии более 4 тысяч пациентов прошло через наше отделение)… По-прежнему актуальны кишечные инфекции, что, впрочем, неудивительно, учитывая высокую загрязненность воды. Парадоксально, но ни одно инфекционное отделение Киева не имеет очистных сооружений!.. У нас и брюшной тиф есть, но об этом не принято говорить. В Одессе даже пляжи закрывали из-за угрозы заражения… У нас встречаются и малярия, и лихорадка Западного Нила, и геморрагическая лихорадка с почечным синдромом, и другие инфекционные заболевания, о которых раньше даже не подозревали. Но, как правило, эти болезни проходят под другими диагнозами, а значит, и лечат «не от того»… Почти 98 % всех инфекционных заболеваний в Киеве списывают на грипп и ОРВИ. Ведь это очень удобно – объединить десятки различных болезней с респираторным синдромом и даже без него в одно: тогда и специфическая диагностика ни к чему, и эпидемию гриппа можно объявлять хоть каждый год. А это уже повод для объявления карантина, проведения массовых вакцинаций (sic! – А. К.) и других мероприятий, требующих немалых материальных затрат… Под диагнозом грипп или ОРВИ прячут все – от геморроя до туберкулеза. Мы как-то подсчитали, что за один год через наше отделение прошли больные примерно с 50 различными заболеваниями, но направленные со стандартным диагнозом «грипп»…»[309]. Рассказ академика о тех катастрофических условиях, в которых работают киевские инфекционисты, я повторять не буду – полностью интервью доступно в Интернете. Откуда же при такой запущенности и разрухе возьмутся деньги на борьбу с ветряной оспой? Вряд ли могут быть сомнения, что скоро разговоры о необходимости защищать детей и взрослых от ветряной оспы начнутся и в России. Ведь даже сам президент страны не устает напоминать о необходимости беспощадной борьбы с инфекционными заболеваниями и призывает к партнерству западные страны.