— А ещё и рычит-то по-собачьи! — Такой свинье палец в рот не клади, всю руку откусит! Любой, кто знает Гесса, не стал бы и рукой рисковать, понимая, что в гневе мой пёсик даже головы не оставит, а проглотит обидчика целиком. — Дяденька солдат, а ещё покормить вашу занятную свинюшку можно ли? — спросил у меня кто-то из крестьянской малышни. — Почему нет? — Я поймал умоляющий взгляд напарника и разрешил. — Только зелёные сливы не давайте, он их плохо переваривает. Дети кинулись на добермана со всех сторон, наперебой суя ему в пятачок сухари, сахар, яблоки, кусочки солёной рыбы и хлеб на ладошках. Кажется, на полчаса Гесс почувствовал себя языческим божеством, которому люди приносят праздничные жертвоприношения. Это был его звёздный миг, как вообще не лопнул, ума не приложу… — Государь до себя солдата с поросёнком требует! — Тео, я занят… — Мы идём. — Я послушно вскочил на ноги, цапнул обожравшегося нахала за ошейник и потащил за собой. Доберман упирался всеми лапами и рычал, как обиженный тигрёнок. В иной ситуации, быть может, мне стоило бы пойти на компромисс, но капризный нрав царя Петра был слишком известен, чтобы намеренно вызывать его раздражение. Так что уж нет, пошли, приятель! Мне ещё жить охота! Царь встретил нас в своём шатре-палатке в окружении слуг, придворных дам, фаворитов, полковников, генералов и иностранцев всех мастей. Здесь горели десятки или даже сотни свечей, слышалась лютневая музыка, и присутствующие посматривали на нас, мягко говоря, с недоверчивым презрением. Ну, понятное дело, куда простому солдату со свиньёй лезть в благородное собрание… — А-а, проходи, проходи, братец, ждали тебя! — Государь, не гнушаясь, сошёл с походного позолоченного трона и распахнул нам объятия. — Вот, господа, полюбуйтесь, это тот самый человек русский, что умением дрессуры европейской обычную хрюшку розовую так образумил, что самого меня изумил! — Бист ду айн зольдат?[1] — спросил кто-то из гостей. — Я, я! Гутен абенд, херр официр[2], — не задумываясь, выдал я. В толпе припухли… — А на каких других иноземных языках поздороваться можешь? — хитро сощурился Пётр, подкручивая короткие усики. — Порадуй иноземную публику. — Добрий ден! Хеллоу! Здравейте! Бонжур! Ассаламу алейкум! Буэнос диас! Гамарджоба! Бон джорно! И таки шалом, бояре! Тишина. Шок, как я полагаю. Спасибо Анчутке, выучил по крохам на всех застольях. — От он каков, русский солдат! — Счастливый государь от избытка чувств обнял меня (сдавил в стальных объятиях) и троекратно расцеловал в губы (тьфу, блин!). — Как звать-величать тебя, молодец? — Фёдор сын Фролов, батюшка император, — старательно проорал я, одновременно отплёвываясь от царских сантиментов. — Сокол! Орёл! Герой! Вот на таких богатырях вся земля русская держится! Такие Отечество наше прославят, не токмо вровень держав европейских, а и выше поднимут! Мы изо всех сил пытались разглядеть в нём беса. Фигу. Не было никого. Да, имели место присутствовать всякие чисто человеческие недостатки, никто из нас неидеален, но бесноватым Пётр Алексеевич не был, это уж точно. В чём же тогда затык? Я всегда вижу рогатых, меня учили, да и Гесс, послушно сидя у моего колена, ни разу не оскалил зубы, обозначая присутствие нечистого. А уж он-то в этих вещах разбирается, собаки всё чувствуют тоньше, чем человек. Но как бороться с тем, чего нет? — Только вот не посоветуешь ли нам, дорогой солдат, коли взаправду так умён и всяким языкам обучен, решение одной задачки? А то нам, дуракам непутёвым, никак с ней не справиться, — подмигнув мне, нарочито громко объявил царь Пётр, словно бы приглашая всех присутствующих к интеллектуальному развлечению. — Лежит у нас на прошпекте велик камень. Никак убрать не можем. Тяжёл, зараза! Все канаты об него оборвали. Два десятка лошадей его шатают, а сдвинуть не могут. Вот господин инженер австрийский говорит, надобно-де порохом рвать! В две тысячи рублёв казне такая затея выйдет… — Натюрлих, — подтвердил толстый австриец в лиловом камзоле и пепельном парике. — Иначе нихт, инженерный идей стоит своих гульден! — А что ж ты, братец, скажешь? — Коли рванёт, так вы ещё и город обломками завалите, — верноподданнейше поддакнул я, прекрасно помня старые исторические сказки. — Может, дешевле будет мужичков за рубль нанять, под тем камнем яму выкопать да в неё же камень и столкнуть. Сразу и камня нет, а фундамент есть. Как засыпят да грунт выровняют, добавить людям ещё по пятаку на водку. В шатре послышался одобрительный ропот. Возможно, не все здесь были иностранцами, а, как известно, нет русскому сердцу большей радости, чем утереть нос европейским учителям жизни. — Принять сей совет к сведению, — тут же распорядился царь, веселея на глазах и поддерживая себе настроение большущим кубком с коньяком. — Однако есть и другая беда. Строим, вишь ли, мы тут город большой, столицу России, в честь святого Петра называемую, но вот по соседним лесам волки шалят. В стаи сбиваются, людишек рабочих почём зря тревожат. Что ж делать-то, братец? Неужто армию с пушками в леса снаряжать? — Накладное дело и бессмысленное. — Всем молчать! — Государь одним рыком прервал нарастающий ропот. — Что мне до того немцы советуют, я без вас знаю! А только бравых охотников со штуцерами из самого Шварцвальда нанимать не дороговато ли будет?! — Эс ист гарантие унд дисциплин. — В задницу их Вольтерову, — услышал я вдруг собственный голос, видимо, всё-таки водку-то пить и не стоило. — Предложите тем же крестьянам по три копейки за волчий хвост, и они этих хищников за неделю переловят! Кстати, а деньги можно потратить в тех же царских кабаках. Скидка на алкоголь в полкопейки, всё равно казне чистая прибыль. Гесс смотрел на меня круглыми глазами как на гения международного менеджмента. Царь Пётр молчал с минуту, а потом тихо потребовал от охраны вывести всех вон! Кроме меня, конечно. — А ну, пей! Сие грог английский! — Он лично набулькал какой-то коричневой прозрачной жидкости в большой стакан. — Во славу Отечества нашего! — Во славу Отечества отказаться не смею, — с тоской простонал я, выхлёбывая всё до капли. — Закусить хоть можно? — В казематах закусишь, — сдвинув брови, подбодрил государь. — Что ж ты за солдат такой? С виду простой, да не прост. Со свиньёй, а гавкает. Без образования, а языки знаешь. Не министр, но толковые советы даёшь. Отвечай! В глаза гляди, царю-то, поди, врать нельзя! Или по дыбе с плахою соскучился? Вот тут-то, собственно, мы и припухли. — Если правду скажу, не повесите? — Смотря по настроению царскому. Пётр пристально посмотрел мне в глаза сверлящим взором, от которого действительно сердце в пятки падало. Мой Гесс поворчал, но зубы не скалил, скорее для того, чтоб просто обозначить факт своего присутствия при нашем разговоре. На крайний случай у меня был револьвер с серебряными пулями, хотя… Что я несу? Я же не всерьёз намерен стрелять в великого реформатора и государя, изменившего сам ход развития нашей страны?! Тем более что задание моё совершенно иное. Что ж, была не была, хочет правды, он её получит! Я расхрабрился, английский грог, положенный на русскую водку, притупил все инстинкты самосохранения, и меня понесло… — Сядьте, ваше царское величество! Я сам из будущего. Могу рассказать всё о вашем прошлом, о прошлом Руси, частично Европы, нас этому учили, ну и там, наверное, кое-что о законах филологии, физики, биологии и ещё химических реакциях немножко. Хотя по образованию я философ, но в армии был, мы в Дагестане дорогу от муслимов охраняли. Два бэтээра, пулемётные гнёзда, вертушки иногда. Но до службы был чёрный гот, из настоящих слуг тьмы… Царь вытаращил круглые глаза. — Но главное не в этом. Меня отправили к вам для изгнания беса, который мешает вам же в строительстве Питера. В смысле этого, Санкт-Петербурга. Питером его в революцию переименуют. Вы же не в курсе про революцию, да? Она после Первой мировой будет, её немцы спонсировали и Ленин на броневике. Чуть всю страну не погубили. Но мы выправились как-то… Государь нервно налил уже себе. — А кстати, вас у нас в будущем до сих пор уважают! Помните, сюжет сериала «Россия молодая»? Хотя откуда, извините. Ну, в общем, там ещё Пушкин, тоже великий, потомок вашего крестника Ибрагима Петровича Ганнибала, писал: «Когда Россия молодая, в бореньях силы набирая, мужала с гением Петра». Я целиком не помню, но красиво, да? Вам, кстати, Екатерина памятник поставит на набережной, лицом к Неве, хвостом к Исаакиевскому собору, красивый такой, зелёный, вы на коне, с голыми ногами, и змея сзади… Круть! Самодержец выпил и нервно схватился за сердце. — Продолжать? — Гав, — вдруг предупредил Гесс. Я сощурился и ахнул, на левом плече царя-батюшки, свесив ножки, сидел ранее неизвестный мне бес. Серый, в голубенькую полоску, рожки чёрные, на кончике жёлтого хвоста белый помпон. Я старательно потряс головой, вытряхивая хмель и пытаясь вспомнить, что могут означать эти признаки по отдельности и вместе. Увы, крепкий алкоголь на пустой желудок так быстро не выветривается. Но беса я угадал… — Сомнение! Он заставляет вас всё время сомневаться! В себе, в близких, в стране, в соседях, в политике, в каждом вашем поступке. Излишнее сомнение чревато принятием неверных решений на государственном уровне! Декарт мне в печень, но так же и до нервного срыва недалеко! — Чего сказал-то? — неуверенно поднял взгляд Пётр. — Нервный срыв, говорю. У вас депрессии бывают? — Это что? — Это когда вы всем недовольны, весь свет бардак, все люди гады, остановите землю, я сойду! — А-а, когда всех убить хочется? — с пониманием кивнул он. — Есть таковая беда, но вроде как в церкви отмаливаю. Я ж царь, помазанник Божий, мне всё можно! — Ну-у, в принципе да, — не стал так уж давить я, всё-таки тут человек с будущим встретился, надо поделикатнее как-то. — Суммирую, ваше правление будет суровым, но не самым кровавым в истории. Положительного всё же больше. Вы ведь ещё шведов под Полтавой не разносили? — Нет, — искренне удивился государь, ставя стакан на столик. — А надо будет? — Ох, да ещё как! Там же амбициозный король Карл Железная Башка под себя половину Европы подомнёт. — Я перешёл на драматический шёпот. — Примите совет, под Полтавой сразу ставьте пушечные редуты по типу Петропавловской крепости. И это… не доверяйте вы Мазепе, украинцы, они такие… Хуже Амнуэля! — Мазепу не трожь, он мне слуга верный. Орденами и славой увенчан! — Ага, конечно-о… Я хотел было уже полностью пересказать ему историю продажного гетмана, обласканного царской властью, но мигом перебежавшего под, как ему казалось на тот момент, более сильную руку, но не успел. Поросёнок чёрной молнией метнулся вперёд и, прежде чем хоть кто-то понял зачем, острыми зубами отчекрыжил нечистому правую ногу аж до бедра. Пожевал и выплюнул: — Невкусно… Собственно, под дикий визг уже одноногого беса мы и вернулись домой. Не знаю, можно ли было считать это задание выполненным, мы же не застрелили его? Укоротили, да. Кстати, всерьёз и катастрофически менять историю всегда чревато, и, быть может, царю Петру Алексеевичу как раз таки хватило некоторого обуздания раздутого смирения для свершения великих дел. Но это уже не мне судить. Вот если Система переведёт деньги за работу, значит, в той или иной мере мы справились. А если нет, тогда по тому же адресу направят другого бесогона. Более опытного или менее принципиального. Им виднее! — Задним числом вспоминаю, что светлейшего князя Меншикова мы так и не увидели, — неизвестно кому громко объявил я. Мой пёс лизнул меня в руку, хихикнул и, пошло качая задом, отправился на кухню. Откуда в тот же момент вышел безрогий Анчутка, вытирая руки полотенцем. — О-о, да ты набрался, мин херц! Давай-ка лёгкого бульон ля кок для протрезвения? — Только «за», — тупо согласился я, совершенно не понимая, чем это меня собрались тут потчевать. Оказалось, это обычный куриный суп, с морковкой, луком и вермишелью. Быть может, просто чуть более острый, наш бес перец любит. И надо признать, что часа через три-четыре, к возвращению отца Пафнутия, меня уже практически отпустило. Изо рта перегаром не пахло, на ногах стоял твёрдо, речь не спотыкалась на трудных словах. По крайней мере, «контрибуция», «фалафель» и «альцгеймер» я мог выговорить без запинки. Спасибо красавчику-брюнету…