— Тео, ты чего? Поехали в театр, побьём всех! А то Шекспира не дал мне кусь, Эдгара По тоже не дал, ты скучный… Я махнул рукой, да к Фрейду озабоченному, пусть отправляют. Но рыжая красавица вышла из-за стола, улыбнулась мне так, что у меня, похоже, сердце не стучало минуты с полторы, нежно причмокнула губами и объявила: — И напоследок самая мякотка, меня отправляют вместе с вами-и-и!!! Ребята, я снова работаю в вашей команде как надсмотрщица и контролёр. Норм, да?! Я так счаст-ли-ва-а!!! Гесс умоляюще обернулся ко мне, и я ладонями зажал ему уши. Слух у собак в несколько раз тоньше человеческого, поэтому, когда рядом с ним вот так визжат от восторга, он-то как раз не очень радуется, ему больно. Хотя вот, с другой стороны, если сам пёс отчаянно лает от переполняющих его чувств, то уши я зажимаю уже себе. Ему оно в порядке вещей, как-то не напрягает. — Марта, можно вопрос? — Сколько угодно, — подтвердила она, меж тем нажимая пальчиком клавишу Enter. Как вы понимаете, глаза мы открыли уже в сонной Калуге. Должен признать, весьма приятный маленький исторический городок в центральной части России. Нас телепортировали (весьма условное «научное» понятие, ибо кто их знает: что и как они там понапридумывали с доставкой агентов к месту работы, лично мне неведомо) на одну из главных улиц, около памятника женщинам-врачам — героиням Великой Отечественной, прямиком напротив открытой веранды кафе «Одесса-мама». Не буду вдаваться в своеобразное оформление и общий стиль данного заведения, просто, лысина Сократова, не успел в неё толком вдаться (если можно так выразиться?), когда бодрый дедулечка лет эдак под сто двадцать с хвостиком, внешностью и костюмом косящей под старика Хоттабыча, виляя задом так, словно у него там был-таки хвост, на четвереньках забежал по ступенькам в зал. Все посетители неслабо припухли… — Тео, тут дают вкусняшки! Я голодный, с утра ничего не ел и вчера тоже, вот так! Не кормишь бедную собаченьку, а собаченька голодает! Обернувшись, я с нескрываемым удовлетворением отметил некоторую растерянность на лице нашего рыжего контролирующего органа. Розовые щёки Марты стали наливаться красным, кажется, вот только теперь она поняла, каково мне в реальности с этим милым на вид пёсиком. Операция в Нижнем Новгороде — это ещё цветочки, так что наслаждайся, любимая… — У вас есть свободный столик? — тихо спросил я обалдевшего официанта. — Мой дед ещё помнит Троцкого, он немного не в себе, но не буйный, не надо его бояться. — Как скажете, девушка. — Чего? — Э-э… ну, госпожа или сударыня. Как к вам обращаться? — подчёркнуто вежливо уточнил он. Я столь же подчёркнуто медленно обернулся к хихикающей в кулачок Марте. Очень надеюсь, что скорость смены её настроения вполне себе компенсировалась её же ответственностью за всё происходящее. Потому что лично я всего этого добра уже наелся. — Ладно, кого мне изображать на этот раз? Проследив улыбчивый взгляд официанта, я заметил рядом на стене большое зеркало, в котором отражалось широкое конопатое лицо полноватой крашеной тётки лет под сорок, с преизбытком косметики и жёлтыми прокуренными зубами. Неприлично облегающая леопардовая кофта и короткая джинсовая юбка довершали мой позор. Когда-нибудь я собственноручно придушу того системного администратора, что столь причудливо подбирает нам личины к каждому заданию. — Называйте меня просто баба. Свободный стол в самом дальнем углу, чёрный чай с бергамотом, медовый торт и… и не тяните с заказом. В ваших же интересах, честное слово. К чести сотрудников кафе, должен признать, что они всё поняли правильно. Видимо, люди были опытными и знающими. На самом деле такое в нашем российском бизнесе встречается далеко не часто и проблем у общепита хватает. Хотя, с другой стороны, именно маленькие кафе и ресторанчики всегда более мобильны, поэтому быстрее отвечают на сиюминутные веяния времени. Тем более что, кажется, именно в этот милый город нас приглашали на десерты в «Герои нашего времени». — Но пока мы сидим в другом месте, — неизвестно перед кем извинился я, пододвигая Марте стул. — Что-то перекусить или всё-таки достаточно чая? — Ох, лично я бы чего-нибудь съела! Эй, а меню? Официант в ту же минуту услужливо выложил перед ней все предложения кафе, ненавязчиво, но многозначительно рекомендуя самое дорогое. Понятное дело, что девушка купилась, с головой уйдя в детальное изучение так называемых исконно одесских блюд. Господи боже, да у нас безрогий красавчик Анчутка такое готовит прямо-таки на раз левой ногой и совершенно бесплатно! Всего лишь по цене самих продуктов, не более. — Что-нибудь выбрала? — вежливо спросил я. — Много-много-много мяса для собаченьки, — вместо Марты тут же откликнулся мой пёс, тряся длинной седой бородой на уровне моего колена. Да пожалуйста, банковская карта у меня с собой, а денег у нас хватает. Я выразительно подмигнул доберману и хлопнул ладонью по стулу: — Место. Старый дедушка мгновенно вспрыгнул на высокий стул, усевшись на нём по-собачьи с ногами, и вывалил язык. В нашу сторону старались не смотреть. — Я хороший мальчик? — Ты лучший. Милая? — Не торопи меня, я выбираю… Шестистраничное меню изучалось так долго, что Гесс начал нервно поскуливать. Я попросил официанта подать ему самый большой и слабо прожаренный стейк с костью, но без перца и соли. Мне только чай и, быть может, кусочек того же медовика, наедаться на задании не слишком разумно. Моя рыжая недотрога, покосившись на повизгивающего в нетерпении дедушку, потребовала и себе стейк, но без кости, зато со всеми специями, а торт она доест мой. Сразу скажу, с подачей блюд тут не томили. Возможно, нам даже накрыли стол раньше, чем тем, кто сделал свои заказы до нас. Глядя, как мой доберман ворча расправляется с мясом без помощи рук, ножа и вилки, кто-то вообще ушёл из кафе, а кто-то нервно пытался вызвать скорую психиатрическую помощь. Это хорошо, это значит, что люди в Калуге неравнодушные и беспокоятся даже о чужих стариках со странностями. Пока Марта и Гесс разбирались с кровоточащим мясом, подозрительно косясь друг на дружку (а вдруг у него кусок больше?), я попробовал максимально уточнить задачу нашей будущей операции: — Сейчас семнадцать десять, начало вечернего спектакля в девятнадцать часов. То есть мы должны обезвредить бесов до открытия дверей, до прихода публики, до третьего звонка, прямо по ходу действия или без разницы? — Мне без разницы, — честно откликнулась Марта. — Начальству, в принципе, тоже. Замочили беса, и норм, задание выполнено! Детали — это ваши проблемы, главное, чтоб никто не пострадал. Понятно, пожал плечами я. Никто и никогда не заинтересован в том, чтобы в результате работы спецслужб гибли простые люди. Да, к сожалению, это часто имеет место быть как у нас в стране, так и за рубежом. Увы. Но поверьте, никто не ставит себе специальную задачу ради того, чтоб убрать одного шпиона, закопать его в сотнях трупов ни в чём не повинных граждан. Это слишком нерационально, если можно так выразиться. Хотя всегда и везде есть адепты «теории заговора», убеждённые, что жилые дома в России взрывали злые сотрудники КГБ лишь затем, чтобы оправдать очередное вторжение в Чечню. Я там был, я знаю… — Тео, ты не будешь доедать вкусняшку? — Декарт мне в печень, да забирай весь торт! — Я даже не успел его попробовать, но если у вас в доме доберман, то не стоит щёлкать клювом за столом. Марта отодвинула тарелку, сыто икнула, прикрыв ладошкой губы, и бровями указала мне на Гесса. А потом склонилась к моему уху, шепча: — Ты ведь в курсе, что порода вырождается? Говорят, через каких-нибудь десять — пятнадцать лет доберманов не станет. Они исчезнут. Так называемые борцы за права животных запрещают заводчикам отбраковывать щенков, их просто раздают за копейки в «хорошие руки». И да, это спасение жизни щенка, как у знаменитого Гавриила Троеполького в повести «Белый Бим Чёрное ухо». Это трогательно, гуманно и благородно! Я сама обеими руками за бедных щеночков, только вот самой породы как таковой уже не будет. Она размывается. Возможно, твой пёс из последних чистопородных доберманов… Всегда и всё слышащий Гесс уставился на неё таким взглядом, словно она назвала точную дату и час всемирного апокалипсиса. Потом махнул на всё лапой и вернулся к десерту. В его собачьем мозгу десять — пятнадцать лет были вечностью. Я попробовал деликатно перевести тему: — Твоё начальство в курсе, что за тобой охотятся? — Ты про то, что кто-то там требует мою голову как залог мира? Ой, Тео, это такая ерунда, — ни капли не рисуясь, вздохнула она. — Во-первых, моя ценность как заложницы не имеет ровно никакого значения. — Для меня имеет. — Ок! Возможно, но ты не высшая инстанция. Во-вторых, ставить угрозу войны и мира в зависимость от одной девушки-ангела и одного нестандартного бесогона с собакой — это, знаешь ли, всё-таки чревато такими непредсказуемыми последствиями, что… Я знал. Мне очень хотелось сказать ей, что Гесс отнюдь не простая собака, но, наверное, момент был не самым удачным. Да и будет ли он подходящим хоть когда-нибудь, это тоже ни один Сократ, Декарт, Вольтер, Диоген, Фрейд не ведает. Откуда? У Розанова спросить, что ли… В общем, мы покинули «Одессу-маму» сытыми, довольными, расплатившись по счёту и на всякий случай оставив весьма неслабые чаевые. Мы могли себе это позволить. До начала спектакля оставалось около часа, а идти пешком до театральной площади было, наверное, минут пятнадцать, не больше. Короткая прогулка тем не менее доставила всем удовольствие. Марта взяла меня под руку, нимало не смущаясь, что она идёт с уродливой сводной сестрой или с очень страшной подругой. Длиннобородый дедушка весёлым бодреньким козликом скакал вокруг нас, периодически то лая, то подвывая от смены чувств, эмоций и ощущений. Если на нас и косились, то скорее от удивления или недоумения, чем от раздражения. Это приятно, согласитесь? Сам театр был вполне себе обычным, то есть если вы видели хоть один провинциальный театр, то в той или иной мере гарантированно видели все. Некоторые сохраняли архитектуру ещё дореволюционной купеческой постройки, другие старательно копировали их, добавляя колонны и завитые элементы сталинского ампира. Казань, Астрахань, Саратов, Ульяновск, Ростов, Ставрополь и так далее, сравнивайте сами… На входе Марта предоставила какое-то солидное удостоверение, документ, якобы разрешающий нам войти и всё там поперещупать. Строгая бабулька-билетёр, явно отдавшая молодость ВЧК, долго проверяла каждую буковку через очки, но в конце концов сдала позиции, уступив нам дорогу. Чему в немалой степени способствовал тот факт, что её стал слишком уж рьяно обнюхивать наш дедушка. А Гесс, он же всё нюхает, ему всё интересно, ему не стыдно, он такой. — Куда теперь? — Не знаю. На сцену, наверное, — покривила губки Марта. — Нет, девочки, тьфу, то есть парни, то есть тётка с дедом, так не пойдёт. Я вас должна контролировать, а не направлять. Это же вы профессиональные бесогоны, а я так, пару минут рядом постояла. — Гесс? — Чего? — Нужен помощник режиссёра. — Тебе нужен, ты и спроси. — Ну ты сам по запаху его найти можешь? — Тео, откуда я знаю, как он пахнет?! — искренне удивился моей дубовой непроходимости верный доберман. — Дай мне понюхать его трусы, платок, перчатку, тогда и… Нет! — Что нет? — Трусы не хочу. Сам нюхай. Я почти был готов повестись на длиннющий диалог в стиле «какие трусы, мои, его, ничего не хочу, бери, не надо, снимаю, сам ты дурак и так далее», но Марта казалась слишком серьёзной. Те, кто по роду своей профессии редко ходит бить бесов, всегда уделяют им куда больше внимания, почести и сил, чем, собственно, заслуживают эти многочисленные рогатые недомерки. А вот зато такие простые ребята вроде нас с Гессом, не задумываясь, калечат нечисть легионами, избавляя от их тлетворного влияния человеческий мир как здесь и сейчас, так и в прошлом. В будущем, наверное, тоже, только пока мы об этом не знаем. Типа подобные игры временных петель осложняют наше восприятие реальности. Вспомним хотя бы, сколько раз бессмертный Терминатор имени Арнольда Шварценеггера шлялся туда и обратно, каждый раз меняя историю. Право, не стоит лезть в эту тему с вопросами, примем как данность, и всё. — Простите, где тут кабинет помощника режиссёра? — Я резко перехватил за рукав довольно высокого пожилого человека с благородным профилем, красными глазами, изрядным пузом и копной старательно взбитых седеющих волос. Его костюм-тройка явно знавал лучшие времена… — Мадам, — с чувством ответил он, — у меня через полчаса спектакль, ежели я не пригублю до священнодейства, то зритель встанет и уйдёт неудовлетворённым! А сие грех перед Мельпоменой! — Где помощник режиссёра? — упрямо повторил я. Перехваченный артист фыркнул: — Эта вопиющая бездарность?! Человекоподобное существо, считающее, что великого Чехова надо играть, громко хохоча в голос, а на бессмертном Шекспире непременно придыхать, пуская фальшивую слезу после каждой фразы? Пусть он горит в аду! Ха-ха-ха! Где мой коньяк?