Тоби села перед тортом, остальные четверо столпились вокруг нее, хихикая и толкаясь, словно расшалившиеся дети. Они были ее второй семьей, их роднила не кровь, а годы совместной и очень непростой работы в неотложке. Арло прозвал их ночную смену «Отрядом нянечек». Модин, Вэл и госпожа доктор. И Бог в помощь мужику, который явится к ним с жалобой на урологические проблемы. «Желание, – подумала Тоби. – Чего я хочу? С чего бы начать?» Она втянула побольше воздуха и дунула. Под взрыв аплодисментов все свечи погасли. – Отлично! – похвалила Вэл и начала вытаскивать свечки. Внезапно она взглянула в окно. Все непроизвольно посмотрели туда же. Полицейская машина, мигая синим маячком, вкатила на парковку. – У нас клиент, – заметила Модин. – Что ж, – вздохнула Вэл. – Девушкам пора поработать. А вы, мальчики, глядите, не слопайте весь торт в наше отсутствие. Арло наклонился к Морти и шепнул: – Да ладно, девчонки все равно вечно на диете… Тоби повела подчиненных в холл. Едва женщины подошли к стойке приемной, как автоматические двери отделения неотложной помощи разъехались. На пороге возник молоденький полицейский. – Эй, мы тут подобрали одного старикана, он у нас в машине. Слонялся по парку. Не хотите взглянуть на него, дорогие дамы? Тоби последовала за полицейским на парковку. – Он ранен? – Вроде нет. Но явно не в себе. Алкоголь я не унюхал, так что, думаю, это Альцгеймер. Или диабетический шок. Отлично, подумала Тоби. Полицейский, который возомнил себя врачом. – Он в сознании? – Да. Он там, на заднем сиденье. Полицейский открыл заднюю дверь патрульной машины. Совершенно голый человек с тонкими ручками и ножками сидел, сжавшись в комок и мотая лысой головой из стороны в сторону. Он что-то бормотал себе под нос, Тоби не смогла разобрать слова. Что-то вроде «пора ложиться спать». – Нашли его на скамейке в парке, – сообщил второй полицейский, который выглядел еще моложе своего партнера. – Тогда на нем еще было белье, но он снял его в машине. Остальную одежду мы нашли в парке, она на переднем сиденье. – Хорошо, давайте отвезем его в помещение. – Тоби кивнула Вэл; та уже стояла с креслом на колесах. – Давай, приятель, – подбодрил мужчину полицейский, – эти милые дамы о тебе позаботятся. Но тот, еще крепче обхватив себя руками, принялся раскачиваться на своей худосочной попе. – Не могу найти пижаму… – Мы дадим вам пижаму, – пообещала Тоби. – Вы пойдете с нами внутрь, сэр. Мы подвезем вас на этом кресле. Старик медленно повернулся и уставился на нее: – Но я вас не знаю. – Я доктор Харпер. Давайте-ка я помогу вам выйти из машины. Она протянула ему руку. Он воззрился на ее ладонь так, словно никогда не видел ничего подобного. Но в конце концов тоже потянулся к ней. Тоби обхватила его за талию и помогла вылезти из машины. Ощущение было такое, словно тащишь вязанку хвороста. Вэл подскочила с креслом – очень вовремя, поскольку ноги у мужчины начали подкашиваться. Его усадили в кресло, поместив голые ступни на специальную подставку. Вэл покатила его в приемный покой. Тоби вместе с одним из юных пухлощеких полицейских последовала за ними. – Что-нибудь о нем известно? – Нет, мэм. Он ничего нам не сообщил. Но не похоже, что он причинил себе какой-то вред, ничего такого. – У него есть хоть какое-нибудь удостоверение личности? – В кармане брюк лежит бумажник. – Хорошо, нам нужно связаться с кем-нибудь из его ближайших родственников и выяснить, какие у него проблемы со здоровьем. – Я принесу из машины его вещи. Тоби прошла в смотровой кабинет. Модин и Вэл, уже разместившие пациента на каталке, пристегивали его запястья ремнями к боковинам. Он все еще бормотал что-то про свою пижаму и делал неуверенные попытки сесть. Он все еще был голым, если не считать простыни, аккуратно прикрывавшей его бедра. От холода его грудь и руки время от времени покрывались мурашками. – Он говорит, его зовут Гарри, – сообщила Модин, обертывая манжету тонометра вокруг руки старика. – Обручального кольца нет. Явных синяков тоже. Судя по запаху, ему пора помыться. – Гарри, – обратилась к нему Тоби. – Вы не пострадали? У вас болит что-нибудь? – Выключите свет. Я хочу спать. – Гарри… – Я не могу спать при этом чертовом свете. – Давление сто пятьдесят на восемьдесят, – сказала Модин. – Пульс сто, ровный. – Она достала электронный термометр. – Давай-ка, милый. Положим это в ротик. – Я не голоден. – А это не едят, дорогой. Нам нужно измерить температуру. Тоби не стала подходить ближе и несколько секунд разглядывала мужчину со стороны. Он мог двигать всеми четырьмя конечностями; несмотря на худобу, отличался сухой и жилистой мускулатурой, так что, похоже, не голодал. Его гигиеническое состояние – вот что не нравилось Тоби. Щеки старика покрывала по крайней мере недельная седая щетина, под нестрижеными ногтями чернела грязь. И Модин была права насчет запаха. Гарри действительно следовало помыться. Электронный термометр пискнул, Модин вытащила его изо рта мужчины, посмотрела на датчик и нахмурилась. – Тридцать семь и девять. Ты нормально себя чувствуешь, милок? – Где моя пижама? – Ух ты, у тебя и вправду заело. Посветив фонариком пациенту в рот, Тоби увидела золотые коронки, их было пять. Взглянув на зубы пациента, многое можно сказать о социально-экономическом статусе человека. Пломбы и золотые коронки – средний класс и выше. Гнилые зубы и плохие десны выдают владельца пустого банковского счета. Либо того, кто смертельно боится зубного. В его дыхании не ощущалось ни алкоголя, ни фруктового запаха, свидетельствующего о диабетическом кетозе. Осмотр она начала с головы. Ощупав череп, Тоби не обнаружила ни явных трещин, ни шишек. С помощью фонарика проверила реакцию зрачков – все в норме. То же самое можно было сказать о движениях глаз и рвотном рефлексе. Судя по всему, черепные нервы не задеты. – Шли бы вы отсюда, – сказал он. – Я спать хочу. – Вы ничего не повредили, Гарри? – Не могу найти свою чертову пижаму. Вы ее взяли? Тоби посмотрела на Модин. – Так, давайте возьмем кровь. На общий анализ, на электролиты, на сахар. Нужно подготовить еще несколько пробирок с красной пробкой для биохимии и токсикологии. А еще нам нужно собрать мочу – видимо, при помощи катетера. – Есть. – Модин уже держала наготове жгут и шприц. Вэл придержала руку Гарри, чтобы та взяла кровь. Пациент, казалось, и не заметил, что ему вводили иглу. – Все в порядке, дорогой, – сказала Модин, заклеивая место укола пластырем. – Ты очень хороший пациент. – Вы не знаете, куда я положил свою пижаму? – Я выдам тебе новую, прямо сейчас, подожди минутку. – Модин собрала пробирки. – Я отправлю их с пометкой «Джон Доу». – Его зовут Гарри Слоткин, – сообщил один из полицейских. Он успел сходить к патрульной машине и теперь стоял в дверях, держа в руках брюки пациента. – Проверил его бумажник. Судя по паспорту, ему семьдесят два, живет в Синичьем переулке, дом сто девятнадцать. Это дальше по шоссе, в Казаркином Холме, том новом районе. – Ближайшие родственники? – Здесь есть телефон для экстренных случаев. Некто по имени Дэниел Слоткин. Номер бостонский. – Я позвоню ему, – предложила Вэл и вышла из комнаты, задернув за собой штору. Тоби осталась с пациентом. Она продолжила осмотр. Послушала сердце и легкие старика, прощупала брюшную полость и сухожилия. Она постукивала, тыкала и нажимала – ничего особенного не обнаруживалось. Возможно, это просто Альцгеймер, подумала она, отходя на шаг, чтобы как следует разглядеть пациента. Она слишком хорошо знала признаки этой болезни: нарушение памяти, ночные блуждания. Личность распадается, частичка за частичкой. Темнота губительна для этих больных. Стоит дневному свету померкнуть, они теряют зрительный контакт с окружающим миром. Возможно, Гарри Слоткин тоже стал жертвой сумерек: ночные психозы – обычное дело для страдающих Альцгеймером. Тоби взяла обычный регистрационный бланк и начала писать, используя стандартные медицинские сокращения: ОПС – основные показатели стабильны; ЗОКР – зрачки одинаковые, круглые, реагируют на свет.