Тоби отрезала нитку и закрепила последний стежок. Рана теперь была закрыта, и Тоби промокнула ее спиртом. – А что за протокольное лечение? – А? – Сестра сказала, что господин Хакетт на протокольном лечении. – А, это исследования Валленберга. Инъекции гормонов пожилым людям. – Для чего? – Для омоложения, для чего же еще? У нас богатые клиенты, и большинство из них мечтают жить вечно. Они все с радостью готовы участвовать в новейших медицинских выходках. Он сел на край стола и помотал головой, словно пытаясь избавиться от внезапного приступа головокружения. Тоби охватила паника: чем люди крупнее, тем тяжелее падают. И тем тяжелее поднимать их с пола. – Лягте обратно, – велела она. – Вы слишком рано поднялись. – Я в порядке. Пора возвращаться к работе. – Нет, вы пока посидите здесь, ладно? Иначе вы можете упасть, и мне придется зашивать вас с другой стороны. – Еще один шрам, – проворчал он, – еще чуть больше отличий. – Вы и так ни на кого не похожи, доктор Брэйс. Он улыбнулся, но взгляд его оставался несколько рассеянным. Тоби опасливо наблюдала за ним минуту-другую, готовая подхватить, если тот отключится, однако он сумел удержаться на ногах. – Так расскажите мне побольше об этом протоколе. Что за гормоны колет Валленберг? – Целый коктейль. Гормон роста. Тестостерон. Дегидроэпиандростерон. Еще какие-то. На эту тему существует масса работ. – Я знаю, что гормон роста увеличивает мышечную массу у пожилых. Но мне как-то не попадались материалы по комбинированному применению. – Но все же в этом есть смысл, верно? С возрастом деятельность гипофиза угасает. И он перестает вырабатывать соки, свойственные молодости. Если верить теории, в этом-то и состоит причина старения – наши гормоны загибаются. – А Валленберг, стало быть, заменяет их? – Похоже, это дает некий эффект. Вон, взгляните на господина Хакетта. Парень хоть куда. – Да уж. Но почему вы даете гормоны пациенту с Альцгеймером? Он же не может дать на это согласие. – Возможно, он согласился несколько лет назад, когда еще соображал. – Исследование длится так долго? – Валленберг работает над этим с девяносто второго года. Загляните в «Указатель медицинских публикаций». Увидите, его имя мелькает в нескольких десятках изданий. Все, кто занимается гериатрией, знают Валленберга. – Брэйс осторожно поднялся из-за стола. Помедлив несколько мгновений, он удовлетворенно кивнул. – Непоколебим как скала. И когда снимать швы? – Через пять дней. – А когда я получу счет? Она улыбнулась: – Обойдемся без счета. Просто окажите мне услугу. – Угу. – Посмотрите карту Гарри Слоткина. Позвоните мне, если что-нибудь найдете. То, что я могла упустить. – А вы полагаете, что пропустили что-то? – Не знаю. Но собственных ошибок не выношу. Гарри могло хватить сообразительности добраться назад в Казаркин Холм. Возможно даже, в палату к жене. Будьте начеку. – Я предупрежу сестер. – Его нельзя не заметить. – Тоби потянулась к своей сумочке. – Он в костюме Адама. Тоби подъехала к своему дому, остановилась рядышком с «Хондой» Брайана и заглушила мотор. Она не сразу вылезла из машины, а задержалась на некоторое время: сидела и слушала тихое пощелкивание остывающего двигателя, наслаждаясь мгновениями покоя, когда никто ничего не требует. Как же их много, этих требований! Она сделала глубокий вдох и откинула голову на подголовник. Девять тридцать, тихое время в округе, населенной провинциальными интеллигентами. Родители ушли на работу, дети отправлены в школу или детсад, дома опустели в ожидании домработниц, которые все отдраят и пропылесосят, а затем исчезнут, оставив после себя характерный лимонный запах полироли. Это был безопасный район с ухоженными домиками; не самая изысканная часть Ньютона, но вполне удовлетворявшая потребность Тоби в том, что касалось упорядоченности жизни. После неожиданностей ночного дежурства в неотложке начинаешь ценить тщательно подстриженную лужайку. Чуть дальше по улице внезапно пробудился садовый пылесос. Затишье кончилось. Служба наружной уборки на своих пикапах уже вторглась в округу. Тоби неохотно покинула «Мерседес» и поднялась на крыльцо. Брайан, помощник ее матери, поджидал у двери, скрестив на груди руки и неодобрительно щурясь. Он был похож на жокея, изящный миловидный молодой человек, однако преграду он представлял собой значитльную. – Ваша мама сегодня прямо на стенку лезла, – сообщил он. – Не стоит так с ней поступать. – А ты разве не сказал ей, что я задержусь? – Без толку. Знаете же, она этого не понимает. Она ждет, что вы придете рано, а если нет, она принимается за свое – ну, знаете, подходит к окну и в ожидании вашей машины начинает раскачиваться взад-вперед, взад-вперед до бесконечности. – Прости, Брайан. Я ничего не могла поделать. – Тоби вошла следом за ним в дом и положила сумку на стол в прихожей. Нарочито медленно вешая куртку, она твердила про себя: «Спокойно, спокойно. Не кипятись. Он тебе нужен. Он нужен маме». – Мне-то все равно, задерживаетесь вы на два часа или нет, – продолжал он. – Я свое получаю. И получаю очень неплохо, спасибо вам. Но вот вашей маме, бедняжке, это не растолкуешь. – У нас проблемы на работе. – Она не притронулась к завтраку. Вон, у нее в тарелке остывшая яичница. Тоби хлопнула дверцей стенного шкафа: – Я приготовлю ей другой завтрак! Молчание. Она стояла к нему спиной, продолжая держать руку на дверце. В голове крутилось: «Я не хотела отвечать так резко. Я просто устала. Я так устала!» – Что ж, – проговорил Брайан, обозначив этим все. Обиду. Поражение. Тоби повернулась к молодому человеку. Они были знакомы уже два года, но так и не стали настоящими друзьями, никогда не заходили дальше отношений работника и нанимателя. Она ни разу не была у него дома, не видела Ноэля, его соседа по дому. И все же в этот момент она понимала, что зависит от Брайана больше, чем от кого-либо. Именно он делал ее жизнь относительно нормальной, и Тоби не могла потерять его. – Прости, – извинилась она. – Мне просто не потянуть сейчас еще и это. У меня была премерзкая ночь. – Что случилось? – Мы потеряли двух пациентов. За час. И я до сих пор чувствую себя просто ужасно. Я не хотела на тебе отыгрываться. Он слегка кивнул, неохотно принимая извинения. – А как у вас прошла ночь? – Она проспала всю дорогу. Я только что вывел ее в сад. Это всегда успокаивает. – Надеюсь, она не повыдергает весь салат. – Не хочу вас огорчать, но салат пошел в семена уже месяц назад. «Ну вот, теперь я еще и садовник никудышный», – подумала Тоби, направляясь через кухню к черному ходу. Каждый год с самыми радужными надеждами она разбивала огородик. Она сажала салат, цуккини и зеленую фасоль, и ростки успешно всходили. Но затем наваливались всевозможные дела, и она забрасывала огородные хлопоты. Салат зацветал, желтая перезревшая фасоль висела на плетистых стеблях. Тоби с отвращением все обрывала и давала себе клятву на следующий год постараться как следует, но прекрасно знала, что и следующий год принесет урожай несъедобных цуккини, больше похожих на бейсбольные биты. Она вышла во двор. Сначала она не заметила маму. Сад разросся, превратившись в полные сорняков джунгли; цветы и вьющиеся растения доходили в высоту до подбородка. Этот сад всегда отличался приятным художественным беспорядком: клумбы, разбитые без всякого плана, просто по чьей-то садоводческой прихоти, расползались вширь год от года. Когда Тоби купила этот дом лет восемь назад, она собиралась повыдергать самые непокорные растения и установить безжалостный садовый порядок. Но тогда Элен отговорила ее; Элен объяснила, что в саду надо культивировать как раз беспорядок. И вот теперь Тоби стояла у задней двери и оглядывала сад, разросшийся так, что не было видно мощеных дорожек. Что-то зашуршало среди цветов, и в поле зрения появилась соломенная шляпка. Элен, стоя на коленках, ковырялась в земле. – Мамочка, я дома. Шляпка запрокинулась, открыв круглое загорелое личико Элен Харпер. Увидев дочь, она помахала ей; рука ее что-то сжимала. К тому времени, как Тоби прошла через двор и шагнула в заросли переплетенных стеблей, мама поднялась на ноги, и Тоби увидела, что у нее в кулачке зажат пучок одуванчиков. По иронии судьбы в этом состояла одна из особенностей болезни Элен: она разучилась готовить и умываться, но не разучилась – и, наверное, уже никогда не разучится – отличать сорняки от цветов. – Брайан говорит, ты еще не ела, – сказала Тоби. – Мне кажется, ела. А разве нет? – Ладно, я собираюсь приготовить завтрак. Не хочешь пойти в дом и позавтракать со мной? – Но у меня еще так много дел. – Элен со вздохом оглядела клумбы. – Я наверно, никогда не смогу все закончить. Ты видишь вот это? Эту гадость? Она помахала зажатой в кулачке вялой зеленью.