— Странно, рейхсфюрер, — согласился Шелленберг. — Но их мнение никто не спрашивает. — А ваше? — Гиммлер ободряюще усмехнулся. — Это шутка, штандартенфюрер… Идемте. У меня мало времени. Вы хотите что-то сказать. Юмору Гиммлера была присуща некая зловещая зашифрованность, понимать которую можно было по-разному. — Рейхсфюрер, — начал Шелленберг деловым тоном, — мне нужна ваша негласная резолюция. И вот в каком вопросе. — Вы поэтому решили поговорить со мной на улице? Боитесь прослушки? — От вас ничего не скроешь. — Будьте кратки, Шелленберг. — Конечно. Так вот, вам, безусловно, известно, что высокопоставленные чины в окружении Канариса — не все, но их число постоянно растет — прилагают усилия, чтобы выступить против режима национал-социализма. Они постоянно расширяют прямые связи с англо-американцами, пытаясь договориться с ними о будущем рейха. Пока союзники не очень-то им доверяют. Но это пока. — Чего они хотят? — отрывисто спросил Гиммлер. — Они хотят голову фюрера. — В каком смысле? — В идеале, они хотели бы его судить. — Но вы понимаете, что это невозможно. — Конечно, рейхсфюрер. Однако со временем пожелания могут меняться. Дело не в том, что мы их не трогаем. Дело в том, что их не трогает Мюллер, которому тоже много чего известно. — Говорите яснее. — Не секрет, что Мюллер чуть ли не ежедневно носит доклады фюреру через вашу голову. Он прекрасно понимает, что военная удача может и не вернуться. И буду с вами откровенен, меня тоже терзают такие сомнения. Мюллер ищет покровителя. Он ждет, когда власть рухнет под натиском ренегатов из вермахта, чтобы передушить их, как штурмовиков Рема, и перехватить инициативу. — Я так понимаю, что этого ждете и вы. — Мы, рейхсфюрер, — мягко поправил Шелленберг. — Если позволите, мы… Важно, чтобы в случае такого развития говорили с нами, а не с теми, кого обхаживает Мюллер. И еще. Даже эта сволочь Риббентроп, и тот располагает активным дипломатическим аппаратом, не говоря уж об абвере. У нас такого контакта до сих пор нет. Мы, конечно, работаем с источниками и в Стокгольме, и в Берне, но нам пока не верят. — Что же вы предлагаете? — Найти надежный канал связи, которому безусловно доверяют западные союзники, чтобы иметь возможность контролировать ситуацию и, по необходимости, управлять ею. — Иными словами, если отбросить эвфемизмы, вы предлагаете за спиной фюрера открыть канал сепаратных переговоров с врагом? — Повисла напряженная пауза. — Не рано ли? — спросил наконец Гиммлер. — Думаю, в самый раз. — Голос Шелленберга не дрогнул. — Открыть торг — не означает договориться. Это — процесс. — А что вы можете им предложить? — Зависит от того, как будет развиваться ситуация. Однако надо понимать, что чем дальше, тем меньше остается того, что бы они согласились принять… И это предмет наших размышлений. — А по сути? — Мы будем интересны им в качестве тарана против большевизма. Тот, кто окажется у власти в случае… неожиданного исхода, получит ключи от будущего Германии. Я бы хотел, чтобы этим человеком были вы. — Так какая же резолюция вам нужна? — По холодному, одутловатому лицу Гиммлера нельзя было ничего сказать о его чувствах. — Мне будет достаточно того, что вы об этом знаете. Завидев приближающегося рейхсфюрера, его телохранитель вытянулся во фрунт; водитель предусмотрительно открыл дверь бронированного «Мерседеса». Прежде чем сесть на заднее сиденье, Гиммлер сверкнул очками в глаза Шелленбергу и задумчиво произнес: — Так вот зачем вы вспомнили о перемирии Птицелова с венграми, штандартенфюрер? И ничего более не прибавив, занырнул в машину. Берлин, Беркаерштрассе, 32, РСХА, VI управление, СД, 27 мая Шелленберг вернулся на Беркаерштрассе, где размещался его аппарат, в смутном расположении духа. Гиммлер не сказал ничего определенного, и теперь над головой Шелленберга повис дамоклов меч. Хотя, с той же вероятностью, никакого меча вовсе и не было. Оставалось лишь гадать, к какому решению придет рейхсфюрер и к каким последствиям оно приведет. Шелленберг, разумеется, не считал, что Гиммлера с его безумным антисемитизмом и концлагерями примут в качестве альтернативы Гитлеру западные союзники, но без санкции рейхсфюрера он опасался начинать игру, в которой намерен был сыграть свою партию. Впрочем, шеф СД не обольщался, он отлично понимал, что подобные приказы отдаются молча. Секретарь Краузе, молодой, исполнительный унтерштурмфюрер с блестящим пробором на маленькой, цыплячьей голове, тихо кашлянув, доложил обо всем, что произошло в отсутствие шефа, и напомнил, что в комнате допросов его дожидается штурмбаннфюрер Майер. — Хорошо, — сказал Шелленберг. — Приготовьте три кофе и принесите туда. Я буду через пять минут. Шелленберг легко сбежал по пустой лестнице на этаж ниже, где в длинном коридоре маялся от бездействия Майер. При появлении шефа он бодро щелкнул каблуками и вытянул руку в приветствии. — Идемте, — бросил Шелленберг, не останавливаясь. Увидев высокопоставленного эсэсовского офицера, арестованный Шварц поднялся на ноги и невольно вытянул руки по швам. На нем была чистая одежда, состоявшая из выглаженных брюк, клетчатой рубашки и пиджака с хлястиком. Он был коротко подстрижен. Под глазом бугром выпирала гематома, пальцы левой руки забинтованы. В глазах Шварца застыл животный страх. Шелленберг уселся на стул, закинул ногу на ногу. Острые глаза изучающе вцепились в арестованного. — Не надо стоять, — сказал Шелленберг. — Сядьте. Майер передал ему черную папку. Шелленберг погрузился в чтение. Раздался стук в дверь, на пороге возник Краузе с подносом, на котором дымились три чашки кофе. — Кому, штандартенфюрер? — нагнувшись, спросил Краузе. Шелленберг оторвался от чтения и недовольно проворчал: — Вы что, не видите? На подносе три кофе. Нас — трое. — Слушаюсь. — Краузе быстро расставил чашки и удалился. Шварц неуверенно взял чашку и отхлебнул кофе. Кончив читать его дело, Шелленберг захлопнул папку и жестким тоном спросил: — Полагаю, вы не хотите вернуться туда, откуда мы вас вытащили? Глаза Шварца наполнились слезой, он мелко затряс головой. — Прошу вас, господин штандартенфюрер. — Будем считать, не хотите. — Из кармана брюк Шелленберг достал носовой платок и затер им пятно на голенище своего сапога. — В таком случае вы должны нам помочь, хотя бы из благодарности. Тем более наболтали вы довольно, чтобы английские друзья поставили вас к стенке. Поэтому давайте идти до конца, Шварц, или как вас там, если не хотите вернуться в камеру гестапо — а вас там ждут. Будете курить? — Пожалуйста, — попросил Шварц. Майер передал ему сигарету и поднес зажигалку. — Вы сказали, что видели только одного. — Шелленберг постучал пальцем по лежащей на колене папке. — Блондин, светлые глаза, крепкое телосложение, зовут Отто. Впрочем, имя, конечно, фиктивное. Судя по всему, это связной. — Да, — подхватил Шварц, — он сказал, что приведет меня к резиденту. — Панков, рыночная площадь, десятого июня, в час пополудни. Все верно? — Да, так. — Место — их инициатива? — Да-да. — Пароль? — Пароль не нужен. Я знаю его в лицо. — И он вас тоже. — Да. — Этот канал, он старый?