– Виноваты, но ситуация складывается так, что грех упускать. Люшков в городе объявился! – наконец выпалил Павел. – Люшков? – Дервиш изменился в лице. – Ты сам его видел? – Да, в аптеке Чжао. – И что он там делал? – Болячку свою лечил. Я даже с ним поговорил. – Поговорил? – Брови Дервиша взлетели. – Ну, авантюрист! Ну, авантюрист! Да ты… – Не беспокойтесь вы, все нормально! У него никаких подозрений не возникло, – заверил Павел и предложил: – В следующий раз надо его там и валить! – А что, Павел прав, такого случая может и не представиться, – сказал Дмитрий. На лицо резидента легла тень. – Нет, ребята, – задумчиво покачал он головой. – Тут что-то не так… С чего бы это японцы вдруг позволили Люшкову в Харбине засветиться? – Не знаю, есть ли какая связь, но с появлением Люшкова в жандармском управлении какая-то суета наметилась. Видимо, японцы затевают крупную игру. – Знать бы какую, – вздохнул Дервиш. – Думаю, японцы готовятся к наступлению, а мы им здорово мешаем. Ясно одно: Люшков – приманка. Подставляя его нам, они рассчитывают убить двух зайцев: поймать русского резидента и сохранить в секрете подготовку к нападению на СССР. А вы – валить… – Но Центр своей особой задачи по Люшкову не отменял, – напомнил Дмитрий. – Я тут кое-что прикинул, – не отступал от своего Павел. – Как ни крути, аптека Чжана – лучшее место. Находится на окраине, ротмистра и шофера нейтрализовать большого труда не составит, а там… – Стоп, ребята! Давайте не будем пороть горячки. Задание, безусловно, надо выполнить, но как – это мы еще подумаем, а пока пойдемте есть пирог. Глава 12 Крылов разбудил Плакса, когда самолет приземлился на подмосковном военном аэродроме. Все вокруг было погружено в кромешную тьму, Москва затаилась в ожидании очередного авиационного налета. С запада нарастал тяжелый гул, по небу зашарили проворные лучи прожекторов, затем заухали зенитки. Шевцов бросил взгляд на часы и спросил Крылова: – Что, будем ждать, Сережа? Тот прислушался и неуверенно сказал: – Похоже, сюда не прорвутся! – Вчера дальше Речного не пустили, – подтвердил водитель. – Поехали, ждать нельзя, авось проскочим, – махнул рукой Крылов. – Сережа, а если с ним что случится? Помнишь, что Фитин говорил: «Доставить заключенного живым и без единой царапины», – предостерег Шевцов. – Поехали, я сказал! Машина помчалась к Лубянке. Ровный гул мотора убаюкивал. Плакс снова заснул. Рядом клевал носом Шевцов. Вскоре редкие перелески остались позади, начиналась Москва. Крылов с облегчением расстегнул тулуп, гулкое эхо взрывов постепенно удалялось к югу. Еще минут двадцать, и они на месте. Внезапно в уши ударил свистящий звук, и в ту же секунду темноту разорвала ослепительная вспышка. Дорога впереди вздыбилась, машину подбросила накатившая ударная волна. Второй удар пришелся поблизости, по стеклам забарабанили куски смерзшейся земли. – Глуши мотор! – крикнул Крылов водителю. Тот резко сбросил газ. Машина вильнула в сторону и мягко ткнулась капотом в снег. – Всем в укрытие! – Крылов пытался перекричать раскат нового взрыва. Шевцов перегнулся через Плакса, открыл дверцу и выпихнул его из салона. Затем выпрыгнул сам и кубарем скатился в кювет. Плакс воткнулся головой в сугроб, по лицу шершавой теркой прошелся снег. Он вскочил и рефлекторно стал сбрасывать снег с лица, протирая залепленные снежной пленкой глаза. – Ложись! Ложись, дурак, убьет! – Голос Крылова потонул в свистящем вое новой бомбы, этот вой плющил и прижимал к земле. «Идиот! Что я доложу Фитину?» – от этой мысли Крылов похолодел. Выскочив из укрытия, он в стремительном броске сшиб Плакса на снег и накрыл собой. В следующее мгновение нетронутый пласт белого снега вздрогнул и вздыбился рядом с ними багрово-черным грибом. И вдруг наступила тишина. Бомбежка закончилась так же внезапно, как и началась. Первыми, отряхиваясь и ощупывая себя, поднялись Шевцов с водителем, а Крылов продолжал лежать, придавив Плакса к земле. – Сережа, ты что? – позвал Шевцов и, не услышав ответа, бросился к нему. Из рваной раны на шее Крылова обильно текла кровь. – Митя, ко мне! Срочно перевязочный пакет! – срывающимся голосом закричал Шевцов. Водитель, спотыкаясь и падая на ходу, ринулся к нему. – Давай Серегу тащи, а потом этого! – распорядился Шевцов. Подхватив майора под спину, они бегом донесли его до машины и, уложив на заднее сиденье, стали делать перевязку. К этому времени Плакс пришел в себя. – С тобой все нормально? – окликнул его Шевцов. – Да! – кивнул Плакс и спросил: – А как… он? Шевцов не ответил. Он разрывался между инструкцией, категорически запрещавшей малейшие отклонения от маршрута, и необходимостью помочь раненому товарищу. Крылов на глазах терял силы. Плакс понял его сомнения. – Капитан, едем в госпиталь! Жизнь одна! – сказал он. – Товарищ Шевцов, тут по пути один есть! – поддержал водитель. – Далеко? – Да не, не очень… – Ладно, гони, только побыстрее, слышишь! Водитель выжимал из машины все что мог, притормаживая лишь на постах, чтобы показать спецпропуск и не получить ненароком вслед автоматную очередь. Плакс сидел на переднем сиденье и смотрел в ветровое стекло. Такой Москву он никогда не видел. Пустые улицы, темные силуэты домов без единого горящего окна, тлеющие развалины где-то сбоку, мешки с песком, наваленные друг на друга, рогатые противотанковые ежи… Москва готовилась стоять насмерть. Как могло такое случиться, что фашисты дошли до столицы? Как? Это не укладывалось в его голове. И он сам, и другие разведчики предупреждали о том, что война возможна, когда она еще только вызревала в пивных Мюнхена, но к ним не захотели прислушаться. Чувство жгучей горечи, обиды за всю пережитую несправедливость здесь, в осажденном городе, исчезло, стало неважным, несущественным перед той страшной бедой, что обрушилась на его страну. Он испытывал гордость: народ, многострадальный народ России, в очередной раз оказался благороднее и сильнее своих правителей, встав стеной на пути вероломного и сильного врага. Крылов застонал. – Митя, прибавь скорости, – поторапливал водителя капитан, – плохо ему, мы должны успеть. Наконец впереди показалось здание школы, в которой был развернут госпиталь. Во дворе было столпотворение – недавно привезли новую партию раненых. Водитель исхитрился подогнать машину к самому крыльцу. Шевцов забежал в здание и вскоре вышел с двумя санитарами и настороженным пожилым врачом, посверкивающим стекляшками очков. Крылова быстро положили на носилки и почти бегом понесли в приемное отделение, а оттуда – сразу в операционную. После госпиталя поехали на площадь Дзержинского. Шевцов, угрюмо нахохлившись, на коротком пути не проронил ни слова, и только на внутреннем посту при въезде в наркомат его прорвало. Часовой долго мусолил бумаги на Плакса и никак не решался впустить прибывших. – Ты что, читать не умеешь, там же по-русски написано! – вспылил Шевцов. – Еще вас научу! – огрызнулся тот. – Что-о?!Да я тебя под трибунал! Не видишь, кто подписал?! – Без коменданта не имею права! Не велено. – Какой еще комендант?! Это приказ самого наркома! – не владея собой, заорал Шевцов и потянулся к портупее. В этот момент появился взмыленный комендант и еще на бегу на «трехэтажном» диалекте прокричал часовому команду. Часовой отступил в сторону и подчеркнуто вежливо откозырял приехавшим. Шевцов провел Плакса в подъезд, и они остановились у лифта. Подошли еще несколько офицеров. Под их взглядами, колючими и недоуменными, Плакс почувствовал себя неуютно. – Нам выходить! – доехав до нужного этажа, сказал Шевцов.