На его звон тут же пришел официант и принес заказ. Они старались не говорить о том, что могло их ждать за Амуром, благо и других тем было предостаточно: наступление японской армии в Индокитае, неожиданная заминка вермахта в Греции, да просто хорошая погода, установившаяся в Маньчжурии. И все же они исподволь прощупывали друг друга наводящими вопросами. За беседой стрелки часов незаметно приблизились к одиннадцати, и Каймадо стал собираться. Пожелав Воронцову веселого вечера, он серой тенью выскользнул из кабинки. Следуя правилам конспирации, Воронцов еще какое-то время наслаждался вкусом приготовленных блюд и одну за другой выпил две рюмки саке. Затем небрежно набросил на плечи пиджак и вышел в зал. Официант встретил его слащавой улыбкой и, кланяясь точно заведенный, проводил до самого выхода. Воронцов знал эту породу. Холуй, да еще на секретной службе, он и есть холуй, что с него взять! Прикупив у гардеробщика пачку исчезнувших в последние дни из магазинов сигарет «Каска», Серж не спеша направился к стоянке такси. Сегодня он вполне может позволить себе нечто большее, например закатиться в бордель к мадам Нарусовой, где самые дорогие проститутки в Харбине, или покутить в «Погребке Рагозинского», где собирались последние осколки русской аристократии. Распухший от восьми сотен долларов кошелек приятно оттягивал карман, и дни, оставшиеся до переброски за Амур, стоило провести с толком. Воронцов барственно махнул рукой, и через мгновение, весело скрипнув тормозами, рядом с ним остановился «форд». Серж с трудом втиснулся на заднее сиденье и произнес: – К Свято-Николаевскому собору… Э… нет! К мадам Нарусовой! Буду у нее грехи замаливать… Закончить фразу ему не удалось. Дверцы машины синхронно распахнулись, и в следующую секунду Сержа так стиснули с обеих сторон, что он не мог ни вздохнуть, ни пошевельнуться. Тупое дуло пистолета уперлось в левый бок, а на голову упал холщовый мешок. Глава 2 Свидетелей этого в целом не странного для Харбина происшествия не было. Тусклый свет газовых фонарей едва пробивался через вечерний полумрак. Начавший накрапывать мелкий дождь быстро смел с улиц праздных гуляк. На пятачке перед рестораном «Ямато» никого не было, швейцар поспешил спрятаться от дождя под козырек над входом и вряд ли обратил внимание на странную суету у такси. Налетчики действовали молниеносно и слаженно. Не успели захлопнуться дверцы, как «форд», чихнув выхлопными газами, сорвался с места и, набирая скорость, помчался в сторону пристани. Дуло пистолета, упиравшееся в бок Воронцова, сняло с него хмель как рукой. Он попытался пошевельнуться, но тут же похолодел от грозного рыка: – А ну, тихо! Цацкаться не будем! Проворные пальцы сноровисто обшарили его с головы до ног. Кошелек с деньгами и браунинг перекочевали в чужой карман. Но и с браунингом он вряд ли что мог предпринять. Тертый калач Воронцов сразу сообразил: это не просто бандитский налет. «Японская контрразведка? – лихорадочно соображал он. – Чушь! Зачем было давать ему явки четырех агентов во Владивостоке и Находке? Мясники из охранных отрядов „Российского фашистского союза"? Вполне! Таксист русский… Какой, к черту, таксист! Он с ними заодно, везет и не спрашивает. Но зачем я им? Контрразведка атамана Семенова? Так она ходит под японцами. А может… Агенты НКВД!» – обожгла догадка, и сердце бешено забилось. А «форд», повизгивая тормозами на поворотах, продолжал выписывать замысловатые круги по Харбину. Запахи хуашэна – жаренного на сковороде арахиса и печенной на каштановых углях свинины, проникавшие в кабину, – говорили о том, что они проезжают китайский квартал. Затем тихое шуршание шин сменилось дробным грохотом по брусчатке, и могучий бас главного колокола Свято-Николаевского собора развеял последние сомнения: машина въехала в Новый город, туда, где по-прежнему проживала большая часть русских и находилось советское генеральное консульство. Прошло еще несколько минут, «форд» плавно сбросил скорость и вскоре остановился. В наступившей тишине послышался лязг металла, затем пронзительно скрипнули петли на воротах. – Давай въезжай, – послышался чей-то голос во дворе. Тихая русская речь подтвердила самые худшие предположения Воронцова: он оказался в лапах НКВД! Его бесцеремонно вытолкнули из машины и волоком потащили куда-то вверх. Первое, что он увидел, когда пыльный мешок был наконец сдернут с его головы, – это портреты советских вождей. С одного злорадно таращился всесильный нарком НКВД Лаврентий Берия, а с другого – сам большевистский вождь Иосиф Сталин. Под портретами за двухтумбовым столом, покрытым зеленым сукном, по-хозяйски развалясь в кресле, сидел затянутый портупеями крепыш. Голубые петлицы на вороте гимнастерки и говорящий шеврон со щитом и мечом на рукаве невольно заставили Сержа поежиться. Расстегнутая кобура, из которой торчала рукоять пистолета, и двое громил у двери не оставляли сомнений в том, чем все это закончится. Крепыш энкавэдэшник с ожесточением раздавил о край пепельницы недокуренную папиросину «Беломорканал», прошелся большими пальцами под ремнями портупеи и, расправив складки гимнастерки, злорадно процедил: – Ну что, японский выкормыш, добегался? Ослепленный ярким светом настольной лампы, направленным в лицо, Воронцов не поплыл и не сломался. Внезапно в нем проснулась жгучая ненависть к большевикам, которые лишили его всего – поместья во Владимирской губернии, блестящей военной карьеры, будущего, наконец! Вместо этого он оказался на японской помойке, ну так и чего ему теперь бояться? Серж побледнел и с вызовом ответил: – Я, русский офицер, ни у кого в холуях не ходил и ходить не буду! – Не ходил, говоришь? – с полуоборота завелся крепыш и, схватив лежащий перед ним кошелек, потряс им в воздухе. На стол, будто опавшие листья, посыпались доллары, врученные перед встречей в ресторане «Ямато» шефом Воронцова капитаном Кокисаном. Волосатая пятерня жестко сгребла их, и бумажный комок полетел в лицо Сержа. – Ах ты, тварь! В ваше благородие решил сыграть! Сейчас поиграем! Ты у меня кровавыми соплями умоешься! Воронцов не выдержал и взорвался: – У… Ненавижу! Краснопузая сволочь! Мало я вас, тварей, реза… Удар кулака заставил его захлебнуться в собственной крови. В следующую секунду тугая петля сдавила запястья, дикая боль пронзила плечи, и Серж, судорожно трепыхнувшись всем телом, низко завис над полом. Кабинет был подготовлен под пытку. Для особо несговорчивых в потолок был вделан крюк. Энкавэдэшники накинулись на него и принялись хлестать резиновыми шлангами по ногам, спине и животу. Серж продолжал материть своих мучителей, но силы быстро покинули его. Как сквозь вату, до него донеслось: – Хорош! А то сдохнет! Веревка скользнула по крюку, и тело Сержа тряпичной куклой распласталось на полу. Очнулся он от резкого запаха нашатыря, а вместе с сознанием к нему снова вернулась боль, сконцентрировавшаяся под левой лопаткой. – Давно работаешь на узкоглазых? Тебя вербовал Кокисан? Кто твой резидент? – сыпался на него град вопросов. – Кто обеспечивает проводку через границу? Говори, тварь, кто?! Кокисан… Он сказал «Кокисан»… Эта поразительная осведомленность повергла Сержа в ужас. Они знали всё! Да, но откуда? Впрочем, он не находил объяснений, да, собственно, это уже не имело никакого значения. В его положении не оставалось иного выхода, как покончить одним разом и с пытками, и с жизнью. Собравшись с силами, Воронцов плюнул в ненавистную рожу кровавой слюной. Энкавэдэшник взбеленился, удар сапогом отбросил Сержа к стене, и пытки продолжились. Желанная смерть не приходила – вместо нее одна только жгучая боль. Под воздействием холодной воды и нашатырного спирта он время от времени приходил в сознание. В один из таких моментов ему показалось, что он слышит голос Кокисана. Серж с трудом разлепил налившиеся свинцом веки и среди энкавэдэшников действительно увидел своего шефа. Нет, не может быть… Серж тряхнул головой, но Кокисан никуда не пропал. Серый костюм в клеточку, знакомая заколка в виде дракона на галстуке, шрам на подбородке – все совпадало до мельчайших подробностей: перед ним стоял живой, из плоти и крови, Кокисан. Разжав запекшиеся от крови губы, Серж попытался что-то сказать, но его никто не услышал. – Болваны тупоголовые! Скоты! Чего стоите, еще воды! – взревел шеф. Это подействовало. Мнимый энкавэдэшник трясущимися руками схватился за графин и принялся наливать воду в стакан. Кокисан вырвал стакан из его рук, приподнял голову Воронцова и попытался напоить. Тот, давясь и расплескивая воду, жадными глотками опустошил стакан до дна и без сил распластался на полу. Какое-то время в кабинете стояла мертвая тишина. Серж понял, что ему устроили проверку, и готов был растерзать на куски своего шефа. – Как вы себя чувствуете, Серж? – пряча глаза, спросил Кокисан. Воронцов ожег его таким взглядом, что японец невольно поежился и выдавил из себя: – Извините, Серж, но обстоятельства оказались выше нас и… – Какие… еще об… обстоятельства? – Вы знали Вадима Шувалова? – прозвучал вопрос. – Ротмистра? – Да! И что? – Он агент НКВД! – А?.. – У Сержа не нашлось слов. – Он дал показания на вас. – Что?! – забыв о боли, Серж вскочил. – Да-да! Он сообщил, что вы состояли в шпионской сети красных. – Я?.. Вы сумасшедший, капитан! Кокисан распорядился: – Егоров, пусть приведут Шувалова! Затянутый портупеями крепыш суетливо выскочил за дверь, а вместе с ним и его «гориллы». Оставшись наедине, Воронцов и Кокисан еще долго сверлили друг друга взглядами. Потом Серж с ожесточением сказал: – Капитан, зачем весь этот спектакль с советским консульством, с мясниками из НКВД? Если вы… – Извините, Серж, – перебил его Кокисан, – повторяю, обстоятельства оказались выше нас, и потому… – Какие, к черту, обстоятельства! – Позвольте продолжить? Задание, которое вам предстоит выполнить с Паком, крайне важное… – И потому из меня надо сделать отбивную?! – вскипел Воронцов. – Мы вам верили, а теперь верим вдвойне, и если бы не Шувалов… – Да при чем тут Шувалов! Он что… В этот момент дверь распахнулась, и, подталкиваемый в спину, в комнату ввалился ротмистр. Воронцов с трудом узнал своего бывшего однополчанина. Пыточных дел мастера поработали на славу: вместо лица была сплошная синюшная маска, глаза под нависшими веками смотрели с испугом. Кокисан зловеще ухмыльнулся: – Ну, Шувалов, повтори, что ты нам сообщил! Ротмистр молчал, Кокисан занес руку для удара. – Серж, прости! – Воронцов с трудом расслышал вылетевшие из разбитых губ покаянные слова. – Э, Егоров, освежи-ка память этой сволочи! Удар кулака переломил тело ротмистра надвое. Воронцову было неприятно смотреть на это, он даже поймал себя на мысли, что сочувствует доносчику. А кровавый спектакль между тем продолжался. Ведро холодной воды привело Шувалова в чувство. Ротмистр судорожно дернулся, приоткрыл глаза и в предчувствии нового удара сжался в комок. Кокисан наклонился над ним и прорычал: