—Тогда поставь на огонь два горшка с водой, а потом сходи в кладовую и принеси бутыль самого старого виноградного сока. Ба-лин-та сделала то, о чем ее просили, налила в горшки воды и поставила их на огонь, подкинув туда еще дров. Дебора знала, что индейцы не пьют вина, но они используют перебродивший сок для заготовки на зиму мяса и рыбы. Девушка помнила, что врачи в форте Спрингфилд и других местах сначала вливали в рану спирт и только потом обрабатывали ее. Дебора не знала, зачем это делается, но собиралась поступить точно так же. После поединка прошло уже несколько часов. Плечо стало вдвое толще, чем здоровое. Ренно не приходил в себя и не двигался. Когда вода закипела, Дебора поставила на огонь еще один горшок. Опухоль продолжала расти, и в глазах Ины вспыхнул недобрый огонек. Дебора отлично знала, чем рискует. Если Ренно умрет, виновной окажется только она. И его семья предаст ее смерти. Конечно, проще было оставить все, как есть, и дать ему умереть, но Дебора не могла так поступить. Ба-лин-та принесла бутыль с соком. — Еще воды, — велела Дебора, меняя припарки. Наконец девушка решила, что пришло время для дальнейших действий, и вылила содержимое бутыли в открытую рану. Потом взяла стальной нож, который один из воинов заткнул Ренно за пояс, опустила в горшок с кипящей водой и держала, пока рукоятка не стала горячей, а потом медленно и осторожно погрузила лезвие в рану. Ба-лин-та замерла. Глаза Ины блестели. Дебора вытащила нож, и из раны потекла струя густой желтой жидкости. Ее было очень много. Девушка вытерла нож и снова погрузила его в рану. Через некоторое время вместо желтой жидкости пошла чистая кровь. Дебора немного подождала, а потом опять приложила к ране припарки. Девушка не знала, сколько прошло времени, но постепенно опухоль начала спадать, и вскоре больное плечо было только немного толще здорового. Ренно застонал и пошевелился. — Теперь я помогу, — с легкой улыбкой сказала Ина. Она поднялась, опустила полоску ткани в горячую воду и спокойно приложила к ране. Облегчение, смешанное с невероятной усталостью, охватило Дебору. — Ба-лин-та, — сказала Ина, — ступай к нам домой и принеси Де-бо-ре и мне еды. Девочка убежала. Напряженность исчезла, и женщины всю ночь по очереди меняли припарки. Незадолго до рассвета Дебора решила снова прочистить рану и во второй раз взяла нож. Опять появилась желтая жидкость, но ее было намного меньше, чем в первый раз. К полудню цвет лица и дыхание Ренно стали нормальными, жар спал, а плечо, обложенное припарками, казалось обычного размера. Ина кивнула и ушла в свою кладовую за травами. Вернувшись, она растерла их в порошок, а Дебора наложила эту смесь на рану. Ренно опять застонал, но на этот раз тише. — Теперь он уснет сном силы, — сказала Ина и встала. Дебора тоже поднялась на ноги. Спину ломило, руки едва слушались. — Женщина Ренно теперь дочь Гонки и Ины, — сказала мать Ренно и обняла девушку. Дебора прижалась к ней. Может, по меркам тетушки Иды, эти люди и были дикарями, но они без раздумий приняли ее в свою семью. Сейчас Дебору переполняло чувство необыкновенного счастья. Ина ушла, отослав Ба-лин-ту принести еще еды. Дебора продолжала дежурить у постели больного. Она перевязала плечо Ренно, не сомневаясь, что теперь он поправится, и радовалась этой мысли. Ренно спал. Мутные образы, тени, фигуры проплывали перед ним. Иногда они становились более отчетливыми, но пульсирующая боль в плече не давала сосредоточиться. Наконец кризис миновал, и раненый заснул крепким здоровым сном. Когда сознание стало возвращаться, ему захотелось вновь увидеть огромную маску с волосами цвета спелой кукурузы. Однажды Ренно почудилось, что он видит ее, но образ тут же исчез, и юноша снова заснул. Когда он проснулся окончательно, голова уже не болела, и теперь Ренно видел огромную маску. Наконец-то она вернулась! Ренно открыл глаза и сосредоточился на голубых глазах, ожидая, когда маска заговорит. И вдруг Ренно узнал ее. Фигура была не видением, а живой молодой женщиной со светлыми волосами и голубыми глазами — Де-бо-ра! Ренно пытался понять ее взгляд, в котором облегчение смешивалось с каким-то другим выражением, но так и не сумел. Он знал только, что в этих глазах — вся его судьба, и, не переставая удивляться, погрузился в глубокий сон. Когда бы Ренно ни проснулся, Дебора была рядом. Она давала ему воды или жидкой похлебки, меняла повязку на плече; движения ее были нежными и мягкими. Когда Ренно немного окреп, она начала кормить его. Иногда юноша узнавал стряпню Деборы, иногда материнскую. Ина часто навещала их, и Са-ни-ва тоже, правда, задерживались они в его доме ненадолго. Эл-и-чи не хотел уходить слишком рано, но Дебора отсылала его. Ренно удивлялся, что вся семья беспрекословно ей подчиняется. На третий день после того, как Ренно пришел в себя, в дом вошел отец. Гонка сел на пол у постели сына. Дебора держалась в стороне. Наконец великий сахем заговорил: — Мой сын боролся, как подобает воину-сенека. Никто еще так не сражался, и никто не посмеет назвать его трусом. Ренно не мог пожелать лучшей награды. — Семья Ми-кью-ила сожгла его оружие и накидку. Его имя не будут упоминать в песнях клана Бизона. Память об этом воине умерла вместе с ним. Ренно кивнул. Не было наказания страшнее, чем изгнать память о человеке из его семьи и клана. Дебора понимала отдельные слова, которые произносил Гонка, но общий смысл сказанного ускользал от нее. Неважно, самое главное — Ренно приятно то, что говорит отец. — Вчера, — продолжал великий сахем, — собрался совет. Мы решили, что Йала и ее семья должны уехать в другое поселение нашего народа. Выберут нового верховного хранителя веры. Завтра они уйдут и больше никогда не вернутся. — Это хорошо, — сказал Ренно. Гонка разговорился и подробно рассказал о других решениях совета, даже о количестве мяса и зерна, которые надо было заготовить перед долгой холодной зимой. — Хватит ли у нас металлических стрел и волшебного порошка для огненных дубинок на всю зиму? — спросил Ренно. — Хватит, — заверил его Гонка и завел речь о необычайно удачной охоте, на которой убили сорок три оленя и лося. Теперь можно заготовить много мяса. Дебора видела, что Ренно устал, и вмешалась вежливо, но твердо: — Великий сахем много раз захочет видеть своего сына. Но он не хочет оставаться здесь, потому что его сын должен спать. Ренно даже испугался, настолько дерзкими были эти слова. Никто из сенеков и всех ирокезов не смел приказывать его отцу. Но, к великому удивлению Ренно, Гонка засмеялся и встал. — Де-бо-ра права, — коротко произнес он, простился с сыном и ушел. Ренно подумал, что никто, кроме матери, не умеет так искусно обращаться с отцом. Вечером Дебора впервые разрешила раненому есть самому и помогала, только если видела, что ему больно. В какое бы время дня или ночи он ни проснулся, девушка была рядом, готовая помочь. Ренно быстро выздоравливал. По мере того как заживало плечо, спадал жар. Но рана все еще ныла, и Дебора не позволяла юноше двигаться. Ренно заметил, что и сам, как остальные члены семьи, подчиняется ее желаниям, хотя и не всегда понимает, почему это делает. Осень подходила к концу. Ренно начал ходить, сначала по селению, потом по полям и лесу. Дебора всегда сопровождала его, и сенеки считали их неразлучной парой. Никто из них и не догадывался, о чем тревожится белая женщина. Приближалось время исполнения данного обещания. Через несколько дней Дебора позволила Ренно шевелить плечом, но просила юношу не делать резких движений. — Лучше, чтобы ты постепенно разрабатывал его, — сказала девушка, и Ренно последовал ее совету. В тот день, когда Ренно начал стрелять из лука левой рукой, чтобы вернуть плечу былую гибкость, Дебора поняла, что рана зажила окончательно. Девушка помнила, что согласно традициям сенеков сама должна сделать первый шаг, но не могла избавиться от страха. Однажды утром Ренно один ушел в поле пострелять из лука. День был холодный, и Дебора развела огонь. Потом распустила волосы и надела ожерелье из оленьих рогов, подарок Ренно. Девушка так волновалась, что не могла усидеть на месте. Она подмела дом, а потом долго расчесывала волосы щеткой, которую дали ей Гонка и Ина. Ренно вернулся через несколько часов и подошел к очагу. — Таково желание Гонки и Ины, чтобы мы пришли к ним сегодня на обед.