— Перестань. Я повернулась — пухлый, невысокий, совершенно ничем не примечательный человек, в простом сером ханьфу под плащом, какие носили торговцы, стоял рядом с горцем, сверкая половинками очков. — Сбежит завтра же, — презрительно выплюнул горец прямо над моей головой. — Тц-ц, — прицокнул пухляш. — Забьемся. Ставлю пять нашивок, что она не выдержит уже завтра… слишком слабая… — они хлопнули по рукам, стукнувшись предплечьями прямо над моей головой, и горец ушел развязной походкой, презрительно оттопырив вверх средний палец. — Сакрорум, — произнес пухляш извиняюще, и протянул мне руку, чтобы помочь встать. — Горцы они все такие… Я шмыгнула носом, вытерла руку от грязи и протянула вперед. — Они всегда ставят новеньких на «сортировку», — пояснил он устало. — Чтобы если сбежали, то сразу. Можно перевестись в Кернский госпиталь, Мастер не будет против. — И многие… сбегают? Пухляш неопределенно пожал плечами и отвел глаза. — Меня учили лечить, а не… бросать, — выдавила я горько. — Сколькие из них доживут до утра? — Немногие, но те, кто дотянет, получат помощь… если будет время… и целители. Им просто не хватает сил. — Штат должен быть укомплектован полностью! Пухляш смотрел на меня снисходительно. — Это всегда выбор, юная леди. Остаться, стать Старшим Целителем, Мастером… тогда тех, кто остался сегодня там будет уже не пятнадцать… им просто не хватает рук. Я шмыгнула носом и заревела. Снова. Пятнадцать «черных меток» меньше чем за десять мгновений. Одно дело — убить, защищаясь, спасая свою жизнь… и совсем другое… вот так. Просто оставить их умирать. В Академии нас к такому не готовили. — Последний курс? — пухляш кивнул на блестящий новенький значок целителя. — Девятый, — прогундосила я тихо. — Десятый — экстерном, и… без практики. — И — Легион? Я пожала плечами — не он один считал эту идею дурацкой. Фей отговаривала меня почти декаду. — Леди, я поставил на вас, сейчас вы не знаете, но поверьте, пять нашивок — это очень много. Сакрорум считает, что вы — слабая, я — нет, не разочаровывайте меня. Я стиснула зубы и вытерла щеки ладонью. Первый раз за последние декады после Столицы внутри шевельнулось что-то горячее, похожее на ком обжигающей ледяной ярости. Слабая? Я покажу этому горскому козлу, кто из нас слабый! Сын скорпикса и псаки. — Фрай, — спохватившись, представился пухляш с милой улыбкой, сверкнув очками. — Здесь все зовут меня просто — Фрай». … … … Воспоминание повторялось и повторялось, закольцевавшись. «… черная метка… дай мне повод, Блау… забьемся… слабая… слабая… слабая… я поставил на вас… пять нашивок — это много…» «…черная метка! Черная!..» Лицо Нике кружилось перед моими глазами — совсем юное, родное, ещё без шрамов. Раз за разом он отвешивал мне подзатыльник, как Младшей. «…черная, черная, черная, черная…» Сила внутри таяла стремительно — алтарь жрал и не мог остановиться, жертва отданная добровольно должна быть принята. Интересно, третий круг уже… или ещё? — … остановись… — голос пра-пра долетал издалека с какими-то помехами. — … остановись, Вайю… Я и алтарь сейчас составляли единое целое, заключенные в кокон силы, куда не мог пробиться никто — лица дяди, Акса и Данда мелькали за пеленой. — Останови ритуал! — орал Акс, плетения вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли, но он не мог пробиться. — Останови, или он сожрет её! Высосет до капли!!! Что-то кричал в ответ дядя, расширенными от ужаса глазами смотрел Данд — почему-то именно это отпечаталось в уме — мальчик первый раз увидел оборотную сторону родовой силы. Алтарь никогда не откажется от добровольной жертвы. Воспоминания кружились калейдоскопом, повторяясь раз за разом, сила утекала по капле, и… — Остановите ритуал! Остановите! — Дандалион кричал громко, дергая дядю за рукав ритуального халата. — Я отказываюсь! Слышите?! Я отказываюсь! Я не хочу так! Я отказываюсь от принятия в род Блау… Отказываюсь!!! Прежде, чем затихли последние слова, высоко сверху, прямо под купольным сводом алтарного зала, на родовом гобелене расцвела новая звезда — вспыхнула так ярко, что в подземельях стало светло, как днем. Звезда Дандалиона Блау. * * * Мы уходили, поддерживая друг друга — я и Акс, оставляя за спиной дядю и Данда, который сидел, привалившись к алтарю, в восхищении задрав вверх голову — смотрел на россыпь звезд. Предки были щедры сегодня и подсветили всю его линию до седьмого колена. Он читал вслух имена, едва шевеля губами, и водил пальцем, вокруг которого кружилась льдисто-голубая сила, уже прочерченная темными сполохами Блау. Пройдет пара декад и тьмы станет больше. Дядя расслабленно обнимал Данда, придерживая за плечи — мы оставили их наговориться. Чтобы закрепилась сила, которая прокладывала новый путь по меридианам, чтобы родовые корни стали крепкими и нерушимыми — ему нужно несколько декад каждый день бывать в алтарном зале. Новая сила, как и новый круг — это всегда боль, когда она прожигает себе путь. Луций говорил — чтобы помнили. Мы можем забыть хорошее, но боль помним всегда. Стоять ровно я не могла, привалившись к стене в коридоре — Аксель сам искал и надевал тапочки на заледеневшие ноги, укутывал в плащ, и потом почти тащил на себе по лестнице. Хорошо, когда брат сильный и большой. В холле первого яруса было безлюдно — едва теплились пара светляков, оставленных на ночь — дядя разогнал всех слуг, дав четкие указания на этот вечер. — Сама или понесу? — Акс притормозил у лестницы. — На ручки, — сегодня можно побыть капризной. Акс шагал широко, перескакивая сразу через две ступеньки, подбрасывал меня, перехватывая удобнее, и молчал. Сумрачно. Не рад новому брату? — Секундус? — выдала я тихо. — Или Октавиан? — Что? — Хоть убей, не помню, какое будет второе имя — какой по счету будет Дандалион в нашем роду. — Терций, — пробурчал брат. — Пора уже выучить родовое древо, мелочь… — Дандалион Терций Блау? Данд Терций? — я захихикала. — Теперь тебе будет кого звать Малыш Терци… Когда Акс оставил меня в комнате, предварительно проверив купальни, смеяться расхотелось. Предки сегодня зашли слишком далеко. Игры «кто кого сломает» мне уже порядком надоели. Последние слова, перед тем, как Данд прокричал «отказываюсь» я запомнила отчетливо. — … хотим видеть результат… дали ключи… род Арритидесов… аларийцы… ключи… — прошептала полупрозрачная фигура пра-пра, тая в воздухе. — … вся в меня… — с оттенком негодования припечатал мужской старческий голос. В зеркале отражалась юная сира, в ритуальном белоснежном халате, забрызганном кровью, с распущенными волосами и порядком покрасневшим носом. — Вся в меня, — протянула я насмешливо. То, что «старые хрычи» поставили на кон всё, затеяли большую игру, и просто используют нас, как пешки — очевидно. Что есть малая жертва, если речь идет о будущем величии рода? Взгляд сиры в зеркале был пустым и морозным — больше всего я не любила долго смотреть в свои глаза. — Вся-в-меня… — пропела я тихо. — И вы пока даже представить себе не можете, насколько. * * * Его трясло до сих пор.