— Это ненадолго. С чем были пирожки, Фей? — Что? — С-чем-были-пирожки. На кухне. У Маги. — Оу… яблоки… да, самые вкусные были с яблоками, — она весело прищелкнула языком и закатила глаза, — но тебе все равно нельзя… Я изучала отражение сестры в зеркале. Вассальная клятва не даст навредить роду и клану, значит то, что она делает не принесет вреда. Или она совершенно точно уверена, что не вредит, а совершает благо. Фей дорожит Яо и не сделает ничего, чтобы поставить его будущее под угрозу. Совершенно. Ничего. Значит дело в чем-то другом. Что общего может быть у Ремзи и Фей-Фей? Дружба? Желание помочь другу? Но тогда не крадутся по ночам, оглядываясь через плечо. Хорошие дела совершают при свете дня. Я прищурилась, пытаясь вспомнить цвет эликсира, но было слишком далеко, и фиал был темного стекла. Я навскидку могу назвать около двадцати таких зелий, и у Фей был свободный доступ к ингредиентам. Половину времени она проводила в лаборатории. Можно использовать силу. И задать вассалу прямой вопрос. И она ответит. И… сломается, как Луций. — Где ты была Фей-Фей? — перебила я её щебетание. Мы снова встретились глазами в зеркале — и она решительно вздернула подбородок — не скажет. Просто так, она мне не скажет. — На кухне и… у Геба в комнате. Фей очаровательно покраснела — щеки запунцовели румянцем. — Я знаю, это нарушение всех правил, ночью, в комнате, я помолвлена, неженатый мужчина и… Фей щебетала, смущенно прикрывая лицо рукавом домашнего халата, рассказывала, как весело они проводят время с Лидсом, но — «ничего такого, Вайю, я понимаю ответственность». Она щебетала, улыбалась, удушающий запах фиалок и жасмина плыл по комнате. Я следила за ней в зеркале, и думала. Что совершенно не помню, умела ли моя Фей краснеть по заказу?… Глава 4. Слабости Я караулила за углом. Спать хотелось неимоверно, купол тепла спасал от холода, но я все равно ежилась — было слишком рано, а потому морозно — розовая полоска неба только-только начала всходить над Лирнейскими, когда я заняла свой пост. Наша «главная слабость» оглядываясь, шагала по коридору конюшни к дальним стойлам, весело насвистывая, упряжь в руках негромко бряцала в такт — Данд не попадал в ноты. Чего-чего, а музыкальным слухом небеса его обделили. Настроение у Данда было хорошим — почти превосходным, чего не скажешь обо мне. После вчерашнего — я не выспалась, и меня беспокоил дядя. Волновал настолько, что пришло время взять все в свои руки. — Братик! — я выпрыгнула на него сзади, широко раскинув руки, чтобы обнять, но промахнулась, с трудом удержав равновесие — Данд ушел влево одним слитным движением — реакция у него всегда была лучше моей. — Братик! — я перегруппировалась, и развернувшись, кинулась туда, куда должен был по моим подсчетам отступить Дандалион, но ошиблась, он отшагнул назад, выставив вперед упряжь в качестве щита. — Л-л-леди Блау… — Можешь называть меня сестра… или мей-мей… сестренка звучит лучше, чем леди? Не так ли, бра-тик? — Леди Блау! — Данд шагнул ещё назад и уперся спиной в стойло, а седло упало прямо мне под ноги. — Что с вами сегодня? — Сегодня? — я запрыгнула на седло и покачалась — хорошая позиция, все пути отхода для Данда перекрыты. — Сегодня я решила, что мы поговорим. Дандалион от меня бегал. Не раз и не два, я пыталась начать разговор, косноязычно подбирая слова, но он всегда находил повод сбежать — уроки, Йок, прогулка, обед, завтрак, ужин. Что угодно, чтобы не касаться темы, о которой все молчали. Я не давила, но это было до вчерашнего вечера. До того, как сир Кастус-глава-рода-Блау почти потерял контроль над своей силой. А Глава, который себя не контролирует опасен не только для рода — прежде всего для себя. — Я жду. — Чего… леди? — Данд беспомощно смотрел в сторону выхода — но помощи не будет. Я предупредила, чтобы никто и шагу ступить не смел в конюшню. — Сестренка. Это звучит лучше, чем леди. Теплее. — Леди Блау… — Я. Жду. — Кольцо на пальце полыхнуло тьмой, и Данд смотрел, как родная сила ползет выше — до запястья, с какой-то болезненной жадностью. Сила Блау. — Зачем вы так? — прошептал он тихо. — Зачем? Затем, что вчера сир Кастус нажрался, как последний легионер. Затем, что сейчас Блау не могут позволить себе слабости. — Перестань раскачивать лодку, Данд. Ты знаешь, я знаю, — мы встретились взглядами — глаза в глаза. — До ритуала всего два дня. Дяде… сиру Кастусу сейчас нельзя отвлекаться. — Ошибки будут фатальными. — Перестань раскачивать лодку, брат… иначе она перевернется, и тогда утонут все. Данд вдохнул рвано и беспомощно, и сразу стало понятно, что ему всего шестнадцать. И все это слишком много для мальчишки. — Ты не хотел общаться? Хорошо. Хотел, чтобы тебя все оставили в покое? Хорошо. Время. Уединение. Хорошо. Но… вчерашнее не должно повториться. — Я ничего не делал, — Данд смотрел искоса, развернув плечи, тем самым характерным дядиным взглядом, который значил — и с места не сдвинуть, даже если Грань рухнет на головы — он уже всё решил. — Два дня, Данд, — я подняла два пальца вверх. — Ты ходишь на завтраки, обеды и ужины. Посещаешь тренировки и … перестаешь делать то, чего ты не делал. — Или… — он набычился, пригнув голову. — Или… Братик!!! — я раскинула руки в стороны и широко оскалилась. — Я буду обнимать тебя, тискать, караулить и, поверь мне, в нашем поместье нет места, где ты мог бы спрятаться от меня. Выражение лица Данда стало красноречивым — в сестры ему досталась «форменная идиотка». — Я вышлю Йока и Стефанию, найду способ. Доказательства будут неопровержимы. В качестве извинений за нанесенное второй Наследнице оскорбление — потребую твоего коня — мне всегда нравились черные райхарцы, — закончила я холодно и четко. Шутки кончились. — Ты постоянно демонстрируешь, как тебе плохо у нас. Одиноко и холодно, — я скривила губы в улыбке. — Я помогу почувствовать разницу, что бывает, когда ты остаешься совсем один. Кончики пальцев Данда полыхнули льдисто-голубым — совсем чуть-чуть, и он сразу взял силу под контроль — Хэсау дрессируют молодняк хорошо. — Перестань изводить отца. Брат. Может, он не самый лучший, но другого у тебя нет, у нас — нет. — Да что вы понимаете… — Понимаю, — я сцепила руки за спиной. — У меня отца нет, его заменил дядя. И, если его что-то расстраивает, это расстраивает меня. Брат. — Перестаньте издеваться, — кончики пальцев Данда снова полыхнули голубым. Наконец-то он вышел из себя. — Все знают, что если я не пройду этот шекков ритуал, то останусь никем. Я привык быть никем. — Кем ты себя считаешь — это твои проблемы. Я считаю тебя братом, — я вытянула вперед руку, и темное облако лизнуло пальцы в подтверждение моих слов. — То, что ты не считаешь меня сестрой, нас — семьей, я пережить готова. И подождать. Если тебе для этого нужен ритуал — хорошо, пусть будет так. Мне — не нужен. Данд заметно растерялся — сила не может врать. — У меня не так много братьев, чтобы я отказывалась от них из-за цвета источника. В моем доме все будут жить мирно, если не найдете общий язык сами — я приложу все усилия… — Акселя, сира Акселя, — поправился он, — вы тоже шантажировали бы? — выдавил он по слогам. — Если это поможет сохранить мир и вбить немного мозгов в чью-то голову, — я кивнула в ответ. — Шантажировала, шантажирую, и буду шантажировать. И, Акса я ещё приложила бы силой. Речь не только о тебе. Там, — я ткнула в окно, где виднелось крыло, и витражная крыша Зимнего сада, — сидит Винни, для которой это единственный шанс. Если дядя будет не в форме, не хватит сил, что-то пойдет не так… она умрет. Ты готов взять на себя такую ответственность? Готов приговорить, потому что не можешь справиться с обидой? Данд открыл рот и закрыл, не произнеся ни слова, беспомощно покосившись в окно. На миг мне стало его жалко. Но только на миг. С седла я спрыгнула, поскользнувшись, так, чтобы начать падать — Данд не подвел, поймав меня в полете. Я крепко-крепко обхватила его руками, прижавшись — не отодрать. Он дернулся и застыл. Было жутко неудобно — Данд был таким же высоким, как Акс, но я переплела пальцы в замок. Хэсау много обнимаются. Всегда обнимаются, касаются друг друга, хлопают по плечам, как будто тактильная поддержка дает какую-то уверенность, как будто они черпают в этом силу. Первым делом, когда Хок или Бер приезжают к нам — они начинают обниматься, до хруста в костях, до моего непременного визга, когда подбрасывают в воздух. И Люци тоже всегда находил повод коснуться лишний раз. Данду обнимать было некого. Не старую же Стефанию на ночь? Или Йока на тренировках? Дядю? От него не дождешься. Акселя? Я тихонько фыркнула в теплую грудь — пахло от брата хорошо. Лесом, снегом, горами, теплом ночных костров и совсем немного — тревогой. Ждать пришлось недолго — сильные руки притянули меня ближе, и дыхание защекотало волосы на макушке — он всегда любил нюхать. Не знаю, сколько мы стояли вот так, обнявшись, и чуть покачиваясь, но внутри стало тепло. Мое солнце. Данд всегда грел так, что хотелось мурлыкать от удовольствия. Волны спокойствия, надежности и какой-то пронзительной решимости прокатывались через меня валом. Такой же непоколебимый, как Лирнейские. Брат. Как же мне тебя не хватало. Недалеко от каморки Старика что-то звякнуло и забренчало — и это разбило хрупкость момента. Утро вступало в свои права, скоро тренировка. Руки Данда напряглись, и я послушно отстранилась. Надеюсь, этого ему хватит, чтобы успокоится. — Торгуйся, — выдохнула я тихо. — Сейчас единственный момент, когда сир Кастус готов уступать. Защита для тех, кого хочешь оставить здесь. Условия. Свобода. Сейчас можно обсуждать правила и диктовать свои. Вместо того, чтобы дуться по углам, используй время с умом. Он ничем не показал, что услышал — только чуть дрогнули ресницы. — Вы полюбите друг друга сами, — я крутнула пуговицу на камзоле Данда. — Или я сделаю так, чтобы полюбили. Блау хранят Блау, брат. — Я не Блау. — Блау. Ритуал ты пройдешь, — я прикусила губу, от предков можно ждать чего угодно. — Или будем проводить до тех пор, пока не пройдешь… — …а если не пройду? — Данд упорно смотрел в сторону. Если… не пройдет, лишим алтарь энергии. Полностью. Тогда предки будут сговорчивее. Мысль о том, чтобы использовать эту вероятность крутилась в голове всю декаду. И дядя наверняка тоже рассматривал этот вариант.