Холдейн снова покачал головой, будто не желая верить в то, что только что услышал, но потом ему на ум пришла одна мысль. — Повторите еще раз, — попросил он, — что именно она сказала, ничего больше. Виржиния посмотрела на него так, будто он ненормальный, но не стала спорить. — Она сказала «я не чувствовала…». Ей и не нужно было еще что-то говорить. Я знала, что она имела в виду. Я — ее мать. — Она подняла взгляд на Холдейна и увидела вопросительное выражение на его лице. — Что такое? Холдейн повел себя так, будто не услышал ее вопроса. Он озабоченно посмотрел на Виржинию и пробормотал что-то насчет того, что ему нужно идти. Четыре Мальборо Корт. Лондон Июль 2007 Доктор Стивен Данбар открыл глаза, когда зазвонил будильник, и испустил стон. Он мог бы еще часок поспать, но ему нужно было появиться в Министерстве внутренних дел к десяти часам. Обычно, когда вызывали в департамент и была перспектива нового расследования, его переполнял энтузиазм, и не терпелось начать работать. Но накануне вечером он немного перебрал джина с тоником, и теперь его пыл поугас, зато жутко трещала голова. Сварив себе немного крепкого черного кофе, он запил им три таблетки аспирина. Потом принял душ, задержавшись дольше обычного под успокаивающими струйками воды, прежде чем мысленно вернулся к своей проблеме. Проблемой Стивена была Дженни, его девятилетняя дочка, и у нее недавно обнаруженный дар манипулировать взрослыми… * * * Лиза, жена Стивена, умерла от опухоли головного мозга много лет назад, и с тех пор Дженни жила с сестрой Лизы, Сью, и ее мужем-адвокатом Ричардом. Их дом находился в маленьком городке Гленвэйн графства Дамфришир в Шотландии. Дженни воспитывали как полноправного члена семьи вместе с двумя родными детьми, Робин и Мэри. Стивен же приезжал к ним так часто, как только мог. Обычно — каждые две недели, еще по крайней мере на неделю летом, и старался попасть на каждый день рождения и на Рождество. Поначалу Стивен думал, что подобные меры временные, ему просто нужно было время, чтобы прийти в себя от пережитого кошмара после потери Лизы. Но время шло, реальность вернулась в свое русло, и Данбару пришлось признать, что он не сможет и работать, и самостоятельно воспитывать дочь. Если не считать этого, Дженни была счастлива, она привязалась к Сью и Ричарду и их семье, да и они быстро полюбили ее как своего ребенка. Сью и Лиза были очень близки, и Сью частенько отмечала, что Дженни стала сильно походить на ее сестру, когда начала подрастать. Стивен и сам заметил это, отчего к горлу подступал ком. Мысль о том, что Лиза все еще жива в Дженни, придавала ему сил в тяжелые моменты, когда осознание потери накрывало с головой. Время от времени такое еще случалось, даже спустя много лет. Самые простые вещи могли послужить спусковым крючком. Например, Данбар мог увидеть, как солнечным днем какая-нибудь семья гуляет по набережной, или, вернувшись домой в один из зимних вечеров и открыв дверь своей квартиры, обнаружить там только темноту и тишину. Таких инцидентов, правда, было немного, и случались они не часто. Но когда накатывало, Стивену приходилось напоминать себе, что его стиль жизни не позволял играть в счастливое семейство в привычном смысле. Работа многого требовала от него, была непредсказуемой и временами откровенно опасной. Он не знал, где окажется на следующий день. И не раз за эти годы он был на волосок от смерти. Познакомились они с Лизой во время его первого расследования для научно-медицинской корпорации, когда его послали в больницу в Глазго, где она работала медсестрой. Именно это задание подвергло их жизни опасности, но оба посчитали тот случай исключением из правил, не подозревая, что работа Стивена станет какой-то помехой для семейной жизни. Теперь, имея возможность оглянуться назад, Данбару пришлось признать, что за эти годы было еще несколько «исключений из правил», пожалуй, даже слишком много, чтобы он решился связать свою жизнь с еще одной женщиной, не бросив при этом работу. Это вовсе не означало, что с тех пор как овдовел, женская компания стала ему чужда. Несколько представительниц прекрасной половины человечества появлялись на сцене жизни как падающие звезды, возвращая любовь, но, по той или иной причине, эти отношения (а пара из них была весьма особенной) оказывались обреченными на провал до того, как нужно было переступить последнюю черту. Смог бы он бросить работу? Стивен не был в этом уверен. Последнее, что вытворила Дженни, стала натравливать Сью и Ричарда против него. Если Сью приходилось наказывать ребенка, девочка обычно реагировала так: указывала, что та не имеет права этого делать, что та не ее настоящая мать и что она хочет жить в Лондоне с папой. Когда же Стивен объяснил дочери, что это невозможно, она обвинила его, что он ее не любит по-настоящему и просто бросил в Шотландии. Сью с Ричардом прекрасно все понимали и расценивали подобное поведение, как детские вспышки гнева, впрочем, как и Стивен. У Дженни не могло быть более любящих родителей, чем Сью и Ричард, да и она их очень любила, за исключением подобных моментов. Но, несмотря на все это, Стивену по-прежнему было не по себе. Возможно, он винил себя за то, что никогда по-настоящему не пытался найти такую работу, которая позволила бы ему воспитывать дочку. А может, из-за обвинений со стороны Дженни в нелюбви к ней. Но вчера ему было достаточно хреново, чтобы приложиться к бутылке. А сегодня был новый день, и Данбару просто необходимо собраться перед встречей с Джоном Макмилланом из МВД. Стивен родился и вырос в Озерном крае в небольшом городке Гленриддинг на озере Аллсвотер. У него было идеальное детство, которое он провел в тени Кембрийских гор. Именно поэтому Стивен так полюбил все, связанное с природой. Он хорошо учился в школе, из-за чего и учителя, и родители с большим энтузиазмом направляли его в медицину. И парень надлежащим образом удовлетворил их пожелания, выучившись на врача, хоть у него и не лежала к этому душа. После выпускного, поработав с год, Данбар перестал притворяться и признался своим родным, что медицина — не для него. Стиснув зубы, он сообщил семье, что собирается пойти служить в армию. Армейская жизнь подходила Стивену как нельзя лучше. От природы сильный и спортивный, он чувствовал себя среди военных, как рыба в воде. Сначала отслужил в парашютно-десантном полку, затем его откомандировали в войска специального назначения, где нашлось хорошее применение его медицинским навыкам, которые за годы службы только упрочились. И Стивен стал настоящим экспертом в полевой медицине, оттачивая свои умения в пустынях Среднего и Ближнего Востока и в джунглях Южной Америки. Однако жизнь солдата в спецвойсках длится не дольше, чем карьера профессионального футболиста. Стивен осознал данный факт, когда ему перевалило за тридцать. Его время истекало, и унылая перспектива возвращения к гражданской жизни замаячила на горизонте. Те несколько вариантов, которые он видел, не показались Стивену привлекательными. Поезд медицинской карьеры давно ушел, да и профессиональные умения лечения ран и извлечения пуль на полях сражений вряд ли будут сильно востребованы на гражданке. Данбар представлял себя на должности штатного медика в какой-нибудь крупной страховой компании или посредника в фармацевтической индустрии, но ни к кому из знакомых особой симпатии не испытывал, да и душа требовала приключений. Спас его от повседневной рутины Джон Макмиллан, начальник небольшого элитного подразделения в МВД, называемого Научно-медицинский инспекторат («Сай-Мед»). Здесь работала небольшая группа следователей — специалистов по медицине и науке, которые изучали вероятность преступлений в тех областях, где полиции не хватало знаний и опыта. Стивена взяли на должность инспектора по вопросам медицины. Он нашел свое пристанище в организации, принимающей в свои ряды только лучших. Чтобы попасть в подразделение, будущий научно-медицинский следователь должен был проявить себя на прежнем месте работы: надежность и инициатива на высшем уровне среди прочих, и все это по личной оценке Джона Макмиллана (да снизойдет на него львиная доля обыкновенного здравого смысла). Макмиллан считал, что ни один человек не может знать, как он отреагирует, если его жизнь будет в опасности, до тех пор пока не окажется в такой ситуации. Очень немногие были в курсе «стандартных» работ. Перестрелка в пейнтбол или сооружение мостов через воображаемые реки во время корпоративных выходных было приемлемо для торговцев, но не для ребят из «Сай-Мед». Решительные действия на поле для регби — это одно, а вот продолжать сражаться, когда рядом с тобой человека разорвало пополам очередью из автомата — совсем другое. Данбара проверяли на прочность на полном серьезе, и он блестяще прошел все испытания, став одним из лучших следователей подразделения… * * * Стивен все еще неважно себя чувствовал, хоть внешне этого и не было видно. Он облачился в темно-синий костюм, голубую рубашку, на шею повязал галстук парашютно-десантных войск и оглядел свое отражение в зеркале, чтобы удостовериться, не топорщится ли его темная шевелюра. Макмиллан терпеть не мог небрежности. Проверив часы на запястье, Стивен отправился в департамент. Поднимаясь по лестнице, он помнил, что в первую очередь Джина Робертс, секретарь Макмиллана, спросит о Дженни. Так оно и случилось. — Она превращается в маленькую мадам, — ответил Стивен. — А-а, — протянула Джина, — взрослеет? Стивен кивнул. — А как дела в хоре? — поинтересовался он, желая сменить тему. Он отлично знал, что членство Джины в хоре имени Баха Южного лондонского округа было одним из краеугольных камней в ее жизни. — Дела, дела, дела, — отмахнулась она. — По концерту в неделю, и так последние три недели, а еще предстоит десятидневный тур через пару месяцев. — Зато убережешься от неприятностей. — Кто там кого от неприятностей убережет? — спросил Макмиллан, выходя из своего кабинета. Он кинул папку в лоток для входящих документов на столе секретарши. — Рад видеть тебя, Стивен! — Они обменялись рукопожатием. — Немало времени прошло. — Джон повернулся к секретарше. — Я был бы очень признателен, если бы к вечеру ты с этим разобралась. — Слушаюсь, сэр! Следуя за шефом обратно в офис и закрывая дверь, Стивен размышлял о дворянстве Макмиллана. Званием начальника наградили под Новый год, и, на взгляд Стивена, это давно было пора сделать. Макмиллан никогда ни от кого не зависел и в течение многих лет ревностно охранял автономность «Сай-Мед», что очень раздражало кабинетных крыс в коридорах власти. Предложения сильных мира сего о том, что сотрудникам их департамента следовало бы попридержать коней в определенных расследованиях, когда они чересчур сильно наступали на пятки кому-то из «своих», всегда натыкались на отказ со стороны Макмиллана и выражение поддержки его людям. Он никогда не прощал и не оставлял без внимания любые неправомерные действия со стороны богачей и власть предержащих и в результате нажил себе много врагов. Однажды Джон доверился Стивену, рассказав, что определенные личности готовы из кожи вон вылезти, только бы не допустить признания его заслуг перед их департаментом. Так что Стивен был несказанно рад, увидев имя Макмиллана в списке представленных к награде. Он надеялся, что, возможно, и его успех в операции по срыву потенциально разрушительной атаки Аль-Каиды на правительственные инфраструктуры Соединенного Королевства и Соединенных Штатов помог вымостить дорогу к такой награде. Ведь Данбар симпатизировал этому человеку и безмерно уважал его. К тому же в прошлом было несколько случаев с хорошими поводами поблагодарить Джона за поддержку, когда Стивен лично умудрился «погладить против шерсти» кое-кого из правящих кругов. Он уже пару месяцев находился в отпуске, восстанавливаясь после перенесенных травм во время последнего задания. Реабилитацию Стивен проходил в военном лагере на территории Северного Уэльса тут помогли старые служебные связи. — Как самочувствие? — поинтересовался Макмиллан. — Здоров как бык, — ответил Стивен. — Джина сказала, ты был в Шотландии, когда она связалась с тобой. — Навещал Дженни. — И как у нее дела? — Кажется, приближаемся к ужасам подросткового возраста. — Ох, ты ж! — улыбнулся Макмиллан. — На собственном опыте убедился, что девчонки доставляют намного больше хлопот, чем мальчишки. — Вот и мне так говорят. Макмиллан устроился в кресле, всем своим видом напоминая британского мандарина. Никто бы и не подумал, что ему уже перевалило за шестьдесят, глядя на его гладкую загорелую кожу. Серебристые волосы были зачесаны назад, и каждая клеточка его тела источала уверенность. Он внимательно посмотрел на Стивена, прежде чем сказал: — Надеюсь, ничего серьезного? — Да нет, по большому-то счету. Просто я был немного шокирован, узнав, что я для нее больше не рыцарь в сияющих доспехах, который появляется время от времени из тумана, привозя подарки и рассказывая истории о борьбе со злом. Теперь я — дрянной человечишка, который решил бросить ее в далекой стране. — Уверен, неправда все это, — улыбнулся Макмиллан. — Все отцы в твоем положении проходят через подобное. Ирония в том, что если б ты на самом деле бросил ее и она никогда бы тебя вообще не видела, Дженни считала бы тебя святым и всячески оправдывала. — Наверное. — Не позволяй этому расстраивать тебя. Ведь твоя дочь всегда была у тебя на первом месте, и ты желаешь ей только лучшего. Ее все очень любят. Помню, как мы отмечали ее день рождения вот здесь, в офисе. Стивен кивнул, желая, чтобы разговор продолжился. Макмиллан распахнул папку на своем столе. — Доктор Скотт Холдейн, тридцать пять лет, терапевт семейной медицины в Эдинбурге. По крайней мере был таковым, пока не наложил на себя руки, оставив жену и двух детишек. Стивен поморщился. — Тридцать пять?.. Совсем молодой. И что нас здесь интересует? — Не уверен, что есть что-то интересное, но вполне возможно. Его жена твердо уверена, что он не совершал самоубийства. — Стандартная реакция, — пожал плечами Стивен. — Трудно, должно быть, смириться с подобным. — Ну, она явно такого намерения не имеет, настаивает, что мужа убили, и использует любую возможность заявить об этом публично. Она уверяет, что он был верным супругом и отцом, верующим христианином, он был счастлив и доволен своей работой и вообще жизнью. — А что в полиции говорят? — Тело нашли в лесном массиве недалеко от места, где он жил. Местность называется Обитель Хёмибэдж Брейд. Он перерезал себе запястья. Не было никаких доказательств, что это не самоубийство, разве что не нашли никакой записки, да и полицейским не удалось выяснить, с чего бы это Холдейну сводить счеты с жизнью. Кажется, он был именно таким, как говорит его жена. Вероятно, по той же самой причине они не смогли выявить ни одного повода, по которому бы кто-то захотел убить его. Стивен задумался на минуту, прежде чем сказал: