Гаспар повернулся к нему, и Нэнси показалось, что все они прямо здесь и сейчас друг друга и перебьют, оказав тем самым немалую услугу Бёму. Гаспар кинется на Дендена, Нэнси – на Гаспара, Форнье – на неё. Но Гаспар, уже открыв рот, чтобы сказать Дендену что-то убийственное, передумал. Даже он был слишком сломлен для битвы. Она сломала их всех. Нэнси закрыла лицо руками. Кто-то тронул её за плечо. Это был Тардиват – он протягивал ей бутылку воды. Она взяла и поблагодарила. Он не ответил. Она должна всё исправить, должна. Это важнее, чем её личная боль, важнее – сегодня, сейчас – чем Анри. Осознав это, ей захотелось всё бросить, свернуться калачиком и умереть. Лёгкий путь на свободу был отрезан, теперь она уже не сможет сбежать и под видом жертвы заявиться в кабинет к Бёму. У неё есть работа, и её нужно сделать. – У тебя остался журнал кодов, Денден? Он кивнул, не глядя на неё. – Тогда я поеду и достану нам радио. Ты как-то говорил, что в Сен-Амане есть лишнее, оставшееся от девушки, которую схватили в марте? – У вас ничего не получится, – сказал Гаспар, поднимаясь на ноги. – Пойду к своим. Денден дождался, когда Гаспар выйдет из сарая, и только тогда ответил. – Да, мы останавливались с моим другом-мотоциклистом в кафе на площади. Там работает Бруно, он сказал, что у него есть лишний комплект в надёжном месте. Но нам не на чем ехать, Нэнси. Машин больше нет. – Значит, на велосипеде, – твёрдо сказала она. – Но до Сен-Амана больше ста километров. – Через горы немного меньше. – Она знала это и без утерянных карт. Теперь местные дороги и тропы были ей известны почти так же хорошо, как и Гаспару. Денден, Форнье и Тардиват обменялись встревоженными взглядами. – Я достану вам велосипед, – наконец сказал Форнье. – Но почему ехать нужно тебе, Нэнси? – спросил Денден. – Разве нельзя послать кого-то из парней? Тебе нужно проверить, какие из наших тайников целы, и как можно лучше вооружить людей. – У тебя остались мои записи, Денден? Он достал их из заднего кармана. – Тогда ты и сам можешь это сделать. Ты, Форнье и Тардиват. А я смогу пробраться через блокпосты – больше это не удастся никому. Он положил записи к ней в карман и взял её руки. – Нэнси, здесь повсюду – твоё лицо. – На постах они не моё лицо видят, они видят обычную французскую домохозяйку. Слушай, я знаю, что вела себя как последняя идиотка. Я всё испортила, мне и исправлять. Из сумки она достала платье, оставшееся после рейда на штаб гестапо. Кровь на нём засохла, и оно стало твёрдым. – Тарди, можешь ли ты сделать из этого что-нибудь приличное, похожее на платье вдовы? Господи, я многое бы сейчас отдала за материал моей ночной сорочки. Тардиват закурил сигарету. – У меня в рюкзаке ещё есть парашют. – Значит, сможешь, Тарди? Он сморщился, когда она назвала его по имени. – Да, смогу, командир. К утру. Поспите, вымойтесь. Вы похожи на ведьму из сказок, а не на домохозяйку. Он взял у неё окровавленное платье и вышел из сарая. Она смотрела ему вслед и вспоминала ночную сорочку. Он сшил её в знак восхищения, дружбы, единения, и всё это она теперь потеряла – и отношение, и людей. Людей не вернуть, но ей очень нужно вернуть отношение. Форнье тоже встал и тронул Дендена за плечо. – Нам стоит заняться этим прямо сейчас, Денден. Денден кивнул. – Одну минуту, – сказал он и подождал, пока Форнье, втянув голову в плечи, не вышел из сарая. – Ты убила Бёма? Мне рассказали про предложение, которое он сделал тебе в Курсе, и про то, что сказала Энн. После того как он это произнёс, сразу стало легче. – Нет. И он сказал, что Анри всё ещё жив. Я знаю, что сейчас мне нужно всё исправить здесь, Денден. Я не могу уйти на его поиски, пока мы всё здесь не восстановим. Он встал и тронул её за плечо. – Сочувствую, Нэнси. – Жюль выжил? Я его не видела. Он отвернулся. – Выжил, но не отваживается говорить со мной, после того как Гаспар… Поспи. И он тоже ушёл. На следующее утро она проснулась разбитой. Тело ломило от сна на холодной земле и ушибов, полученных в ходе рейда на штаб. Рядом лежало платье. Она пошла вымыться в горный ручей, впадающий в равнинную реку. Кто-то когда-то рассказывал ей, что целые века ушли на то, чтобы дождевые воды пропитали землю и снова поднялись на поверхность в виде этих источников – очищенные и обогащённые. Нэнси выскребла из-под ногтей кровь, тщательно вымылась и надела платье, которое Тардиват выстирал и перешил в более приличное и простое. Оно было ей немного велико, но Тарди предусмотрел ленту на поясе, подобную тем, что носят женщины в Шод-Эге, – очень французский способ сделать нездоровую худобу привлекательной. Она пригладила волосы, убрала их за уши и надела туфли. Не армейские ботинки и не каблуки, а обувь на плоской подошве, хлипкую и картонную, – её она надевала, когда нужно было пробраться через блокпосты. Маки, собравшиеся вокруг костров, на которых готовился завтрак, рассматривали её с удивлением. Они так привыкли, что обычно она ходит в штанах и армейской гимнастёрке, что её появление в образе обычной французской женщины их шокировало. Денден и Тарди ждали её у сарая. Между ними стоял велосипед с железной рамой. – Это тебе от Форнье, – бодрым голосом сказал Денден, когда она подошла. Но сам Форнье не пришёл её проводить, подумала Нэнси. – А я вот что нашёл, – протянул он ей очки для чтения. – Взял их на случай, если мои разобьются. Ещё я пытался вспомнить название кафе, в котором работает Бруно… но даже под дулом пистолета не смогу. Он начал описывать нужную ей площадь и то, как свет ложится на стены зданий в полдень, и какие там гостеприимные люди. Нэнси положила руку ему на плечо, и он замолчал. – Я найду, Денден. Она понимала, что за этой болтовнёй скрывается страх за неё. Тарди оттолкнулся от стены и что-то достал из кармана. Крест на цепочке. Он показал его ей и, ничего не говоря, застегнул у неё на шее. На секунду ей показалось, что он жжёт ей грудь, но нет, это был просто холод металла. – Ты христианин, Тарди? – спросила она. В глаза ей он по-прежнему не смотрел, но в его голосе уже не было злости. – Я старался, получалось не всегда. Но если вы должны выглядеть как вдова… Они обращаются за помощью к Богу. 56 Концентрируйся, Нэнси. В Сен-Амане – базарный день, значит, толпа обеспечит прикрытие. С другой стороны, в толпе много глаз, и кто-то может её узнать. Чёртовы плакаты. Она надела очки, которые дал Денден. Они немного сжимали мир, но хотя бы не мешали видеть. В очках, в бедном платье, в немодной шляпе – в таком виде мужские взгляды ей не грозили. Народу на площади было не очень много. По углам серые стены подпирали немецкие солдаты. Она вспомнила, как Денден описывал то приветливое кафе. Маленькая площадь рядом с рекой, говорил он, между ними – каштановое дерево. Значит, это не та площадь. Здесь с одной стороны стояла церковь, а с другой – мэрия. И слишком высоко для реки. Она подошла к одной из палаток и купила несколько картошин и облезлый кочан капусты, которые сложила к себе в верёвочную сумку. Теперь она была похожа на женщину, которая возвращается домой с рынка. Взяв велосипед, она покатила его мимо солдат к южной части площади, не смотря на них, но и не выпуская из поля зрения. Для них она старалась остаться невидимкой. Дорога резко уходила вниз, к реке. Узкие улочки пустовали, дома были закрыты ставнями, и, казалось, жизни в них нет. Она посмотрела направо и налево – где же площадь? Не говорил ли Денден что-нибудь про вид, чтобы она могла понять, куда поворачивать, когда она доберётся до реки? Придётся ехать наугад. Налево. Если площади там не будет, ей придётся устроить небольшой спектакль, постукать себя по карманам, засуетиться – притвориться, что забыла что-то, и вернуться. Полноводная река бурлила под древними каменными арками моста. Она улыбнулась. Он слишком узкий для грузовика с солдатами, так что Сопротивлению не придётся его взрывать. У него есть все шансы простоять ещё лет пятьсот. Она остановилась, словно любуясь видом. Вдоль противоположного берега тянулась пешеходная тропинка и узкая полоска леса, а справа от неё на этом берегу дорожка шла вдоль старой городской стены. Значит, налево. Господи, как же хорошо, что ей не пришлось работать в городе. Конечно, она чуть не сгнила от лесной сырости, пока ребята не притащили ей автобус, но по крайней мере ей не нужно было день за днём жить под полуприкрытым взглядом всех этих домов, когда непонятно, какого рода тихие беседы, переговоры и игры ведутся за закрытыми дверями. Она прошла два заброшенных склада и украдкой взглянула вверх, в сторону церкви. Среди деревянных фасадов на площади мелькнуло что-то зелёное. Она поднялась и оказалась на площади из описания Дендена. Она была точно такой, как он описал, – карикатурой маленького французского городка: скопление высоких зданий с одной стороны, старая семинария – с другой. Дерево в центре площади с толстым, покрытым наростами стволом тоже казалось очень древним, но возраст не мешал ему шелестеть свежей листвой под дуновением летнего ветерка. Она подумала о многотысячных войсках, высаживающихся сейчас на севере Франции, о каждом отдельно взятом десантнике, который наполняет их новой надеждой. Она прислонила велосипед к стене в узком переулке и повесила на плечо сумку. Кафе было открыто, но у неё не было ни пароля, ни кода, да и очаровательный молодой человек, про которого рассказывал Денден, уже, наверное, отправлен на работы в Германию или исчез где-то в горах. Она вошла внутрь. Неплохое маленькое кафе: шесть столиков, барная стойка, трое посетителей – все пожилые мужчины – и бармен. Он был очень крепко сбит, с большими руками и красным лицом. Не слишком ли он откормлен, чтобы ему можно было доверять? Она вспомнила о своих знакомых с чёрного рынка Марселя. Любой из них перережет тебе горло за сто франков, но они были слишком принципиальны и независимы, чтобы иметь какие-то дела с нацистами. А вот с мужчинами в костюмах, начищенных ботинках и с портфелем следовало проявлять осторожность. Она заказала бренди, заплатила, выпила и поставила стакан на барную стойку. – А Бруно здесь ещё работает? Его старый друг попросил меня передать ему сообщение. – Передайте сообщение мне, и я скажу ему, когда увижу в следующий раз. Если увижу, – сказал бармен, вытирая стакан грязным полотенцем. Она посмотрела ему в глаза. – Может, мне подождать? Вдруг он придёт. Он пожал плечами и нарочито небрежно сказал: – Если речь про велосипед, который он продаёт, то он стоит сзади, во дворе. Можете пойти посмотреть, если хотите. Последнее, что Нэнси хотелось сейчас видеть, – ещё один велосипед, будь он неладен. Она и так-то еле передвигает ноги, а щиколотка уже явно кровоточит.