– Пойду поплаваю. – Вот это я понимаю, сила духа, – сказал Денден сонным голосом. – А я думаю, что достаточно напился, чтобы вырубиться. – Он завернулся в куртку и попробовал поудобнее устроиться на земле. – Спасибо тебе, Бакмастер, за наш спокойный сон. В лагере Форнье было холодно, мокро и – по крайней мере до вчерашнего вечера – бедно, но у этого места было одно большое преимущество. У склона, в десяти минутах ходьбы от лагеря, располагался термальный бассейн, питаемый горячим источником, по имени которого и был назван кантон Шод-Эг. Над долиной только-только забрезжил рассвет. Нэнси сняла широкие армейские штаны, гимнастерку и нижнее бельё, каждый шов которого был сделан во Франции, а бирки английской прачечной аккуратно срезаны на Бейкер-стрит, и осторожно ступила в воду – холодную на поверхности, но теплую в глубине. Вода обволакивала её рельефные мышцы, приобретённые за недели физических тренировок и к которым она ещё не успела привыкнуть. Она рассмеялась. Когда в сентябре 1939 года была объявлена война, Нэнси жила в Лондоне в отеле «Савой» и собиралась на курорт в Гэмпшир, чтобы сбросить лишние килограммы, которые она наела, питаясь лобстерами в масляном соусе и запивая их шампанским вместе с Анри. Узнал бы он её сейчас? Возможно, ему бы понравилась её новая фигура. Грудь у неё сохранила форму, а вот бёдра стали уже, мягкий живот ушёл – теперь на его месте был упругий плоский пресс. Мышцы рук также обрели чёткий рельеф. В одежде французской домохозяйки она выглядела как молоденькая девушка, которую четыре года держали на строгом пайке, ну а в голом виде была похожа на амазонку. Нэнси нырнула в воду, отдав ей свой вес, и почувствовала, как из тела постепенно уходит напряжение. Она вернулась к разговору с Денденом. Кем ей нужно стать для всех этих мужчин, чтобы они пошли за ней? Сестрой, над которой можно подшучивать и которую нужно защищать? Любовницей, которую нужно отбивать от врагов, или богиней, которой они будут поклоняться? Нет, богиня не сработает – она слишком далеко. Нужно, чтобы она могла им доверять, и чтобы они доверяли ей. Любовницей? Может, и правда стоит сводить одного из них в лес? Найти среди этих маки потенциального льва и сделать из него её чемпиона? Она снова нырнула в воду и задержала дыхание. Нет. Так она, возможно, и приобретёт одного союзника, но потеряет остальных. Да и при одной мысли о том, что до неё дотронется кто-то, кроме Анри… Нет. Она снова всплыла на поверхность и наполнила лёгкие свежим утренним воздухом. Уже рассвело, и она огляделась вокруг, окидывая удивлённым взором крутые, покрытые деревьями склоны гор, светлеющее небо и шевелящиеся листья. Лениво подплыв к камню, на котором она оставила одежду, она вдруг заметила какое-то движение в зарослях, закрытых от ветра. Животное? В лесах водились дикие кабаны, но она ещё ни разу не видела их следов, а больше никакое лесное животное не могло вызвать такое заметное движение. Значит, это человек. Немецкий патруль? Мог ли кто-то зайти настолько глубоко в лес? Местный житель? Но в радиусе полутора километров не было ни единой фермы или деревни. Не выбираясь из воды, она достала из-под полотенца пистолет и направила его на кусты, держась свободной рукой за высокие камни. – Покажись! Никакого движения. Ей что, показалось? Пара бессонных ночей – и вот у неё уже галлюцинации. И тут она вспомнила мальчишеский смех у костра и все поняла. – Выходите, юные засранцы, если не хотите получить пулю в лоб! Она выстрелила, прицелившись повыше, и попала в ствол молодого дуба. Пуля с внушительной скоростью отлетела в сторону. Из-за кустов вышла троица испанцев, у которых имелся реальный боевой опыт. О них она была более высокого мнения. Они вышли, подняв руки над головой. – Родриго, Матео и Хуан, – чётко произнесла она их имена. – Вы тупые ублюдки. Давайте-ка разберёмся. Вы прошли гражданскую войну в Испании, не пожалели сил и приехали сюда, чтобы воевать с фашистами. Между тем я только что чуть вас не застрелила. Ради чего это всё было? Она медленно вышла из воды, всё ещё держа их на прицеле. Сейчас главное – не поскользнуться. Они покраснели и не сводили глаз с её тела, рассматривая её плоть – мускулистые руки, округлую грудь, тёмно-коричневый пах. Она позволила им смотреть, вбирать в себя её обнаженный вид. Так прошло некоторое время. Не сводя с них дула пистолета и ничего не говоря, она увидела, что они начали смущаться. Взгляды, наконец, достигли её глаз, и на лице отразился стыд. – Да, у меня есть вагина. Вы думаете, это признак слабости? Думаете, я маленькая девочка, которая сбежит при виде крови? Хуан! – Она перевела прицел на самого старшего из них. – Ты так думаешь, Хуан? – Нет, сеньора. Она продолжала целиться в него. – Матео, подай мне полотенце. Он пробежал мимо неё, схватил полотенце и вложил его ей в свободную руку, изо всех сил стараясь не смотреть на неё, вернулся на свое место в середине и снова поднял руки. Нэнси постаралась сдержать улыбку. – Нет, сеньора, – повторила она. – И это правильно. Потому что я взрослая женщина, не так ли, Родриго? Родриго смотрел в одну точку в пятнадцати сантиметрах над её головой. – Да, сеньора. – А ты знаешь, что это означает, Матео, – быть взрослой женщиной? Он замотал головой. – Это означает, идиоты, что из меня полжизни течёт кровь! Она внимательно переводила взгляд с одного на другого. Все они уже смотрели куда-то в облака. Поставив курок на предохранитель, она опустила пистолет и начала сушить волосы, не делая ни малейшей попытки прикрыться. Испанцы так и стояли, подняв руки вверх. – Отныне, когда будете ко мне обращаться, используйте мое звание. Для вас я – капитан Уэйк, вам ясно? – Да, капитан, – хором ответили они. Она даже не стала на них смотреть. – Хорошо, теперь проваливайте. И они побежали вверх по склону в лагерь, а Нэнси, дрожа от холода, начала одеваться. Через некоторое время она медленно поднялась вслед за ними. В лагере кто-то спал, а кто-то допивал бренди и кипятил воду для утренней овсянки. Трое испанцев – угрюмые и пристыженные – сидели в стороне от остальных. Форнье допивал бутылку бренди, сидя у тлеющих угольков костра. Увидев её, он окинул её пошлым взглядом. – Хорошее шоу устроила нашим мальчикам? Далее всё произошло молниеносно. Она не раздумывая метнулась к нему, преодолев расстояние бегом, и ударила его по лицу тыльной стороной ладони, выбив изо рта сигарету и из рук – бутылку. Он поднялся на ноги – а роста в нём было на пятнадцать сантиметров больше, чем у неё – и занёс кулак. Застыл. Она плюнула ему в лицо. Он ударил, сбив её с ног, и хотел уйти. Она изо всех сил пнула его ботинком по голени, и он взвыл от боли. Навалившись на неё, он начал бить её по бокам, а она руками закрывала себе голову. Изо рта у неё всё это время не вырвалось ни звука. Зарычав от ярости, Форнье встал и пошёл прочь. Нэнси почувствовала вкус крови на губах, но боли ещё не было. Перекатившись на ноги, она подняла с земли его дымящуюся сигарету и снова набросилась на него со спины всем своим весом. Он упал и издал непроизвольный стон. Она прижала дымящийся окурок к его щеке и обхватила за шею, применив удушающий хват. Форнье схватил её запястье, но так и не смог найти точку опоры. Он просто катался по земле, пытаясь её сбросить. Нэнси почувствовала, что он слабеет. – Капитан, – обратился к ней один из французов, сохраняя значительную дистанцию. Обратился тихо, даже умоляюще. Она разжала хват, встала и пошла к тропе, ведущей в горы. За спиной она слышала, как Форнье откашливается и сыпет проклятиями, а маки помогают ему встать, переговариваясь между собой. Что ж, по крайней мере, они больше не смеялись. 29 Теперь они стали за ней наблюдать. Ухмылки с лиц исчезли, но и дружелюбия во взглядах, которые она ловила на себе, не было. Наутро после драки с Форнье она вытащила маки из спальников ещё до рассвета и расставила их по рангам. После того как новости о спустившемся с неба оружии разошлись по округе, к ним присоединились ещё две маленькие группы, всю зиму прятавшиеся в горах, и их теперь было сорок. Мало, очень мало, но для начала – достаточно. Все были местными, не считая троих испанцев. Форнье стоял в первом ряду, справа. Он молчал и не посылал своим никаких сигналов, как себя вести. Перед ними лежала их родная земля – деревья, пастбище, долина, переливающаяся множеством оттенков зелени – земля любимая, но больше им не принадлежащая. По крайней мере до тех пор, пока на территории Франции остается хоть один немец в военной форме. Они это знали. Их семьи это знали. И неожиданно для самой себя Нэнси поняла, как подобрать ключ к их упрямым сердцам. Она тщательно подбирала слова, но говорила простым языком: больше никакого бренди и сигарет, пока они не научатся обращаться с полученным оружием, не разработают отходные пути и не начнут заниматься стрелковой и физической подготовкой. И это не всё, что она может им предложить. – Освобождение Франции не за горами, – звенящим, громким голосом объявила она. – Когда наступит этот день, мы должны быть готовы. Если вы не хотите принимать нас, наше оружие и наши деньги – как хотите, дело ваше. Можете оставаться здесь, и вас пристрелит первая же группа эсэсовцев, которую сюда пришлют. А я всё равно найду, кому пристроить все эти сокровища. Однако если вы начнете тренировочный процесс, то помощь получите не только вы. У кого-то остались семьи, жёны, дети, матери, которым сейчас очень нелегко одним, без вас? Несколько человек кивнули. – Я буду платить им пятьдесят франков в день за каждый день вашей тренировки. Первое занятие по обращению с оружием – через час. Если хотите, чтобы вашей семье было что есть, приходите. Кто обречёт своих родных на голодную смерть из-за своей гордыни? Кто угодно, только не они. Всю следующую неделю они были послушными. Почти. Когда она рассказывала им про тактику, они смотрели в небо и кивали. Когда она показывала, как собирать пулемёт «Брен», они украдкой перешептывались. Когда Нэнси погнала их на пробежку, они еле плелись. Днем в воскресенье, на тренировке по стрельбе, когда Нэнси демонстрировала технику двойных выстрелов, в пятнадцати сантиметрах над её головой просвистела пуля и попала в ствол дерева. Она сделала выстрел в свою цель и только затем обернулась. Винтовка Форнье небрежно висела у него на локтевом сгибе. Впервые после драки он ей улыбнулся, но его улыбка не сулила ничего хорошего. Тем вечером она собрала адреса и сказала, что они получат половину обещанных денег. На неё посыпались приглушённые проклятия. – Мне передать твоей матери, что ты только что сказал? – спросила она юношу из Шод-Эга. Вопрос застиг его врасплох. – Нет, капитан. – Он почесал за ухом и улыбнулся. – Если только вы не хотите, чтобы она пришла сюда и выбила из меня это всё. Нэнси кивком всех распустила и вернулась к лесу, где Тардиват что-то шил из своих запасов шёлка, а Денден готовился слушать Би-би-си. Она плюхнулась на траву рядом с ним. – Как думаешь, дорогуша, может, нам всё бросить и двинуть в Париж, выпить пару коктейлей, посмотреть шоу? Я приглашу тебя на танцы. Она перевернулась на живот. – Я бы с радостью, но ты же меня променяешь на первого симпатичного француза, которого мы встретим. – Да, это правда. Французов я люблю, – мечтательно протянул он. – Что мне сделать, чтобы они восприняли меня серьёзно, Денден? – Просто делай своё дело, уважай себя и не беспокойся о том, что они думают. Это их проблемы. Нэнси охватила чёрная ярость. – В том-то и дело, Денден! Если они не будут тренироваться, не будут слушаться, то просто умрут. Сейчас же всё против нас. Если они будут воевать с немцами так, как сейчас, от них мокрого места не останется. И они погибнут, даже не причинив врагу никакого вреда. Ненавижу фрицев, но они отлично подготовлены. А эти… их просто в порошок сотрут. – Да, это будет жалкое зрелище, – сказал Денден, потянув за рукоятку. Из динамика неожиданно полилась французская речь: – Немцы – наши друзья. А настоящие враги каждого француза – предатели, которые не ценят миротворческие усилия немцев. – Денден взялся за ручку настройки частоты, но Нэнси остановила его. – Мы знаем этих проходимцев и преступников, которые воруют у вас еду и нападают на наших союзников по приказу коммунистов и вероломных англичан. Они – не настоящие французы. Помните: вам достаточно сказать только одно слово нашим друзьям, и их сотрут с лица нашей прекрасной земли. Жёны и матери Франции, дочери Франции, эти мужчины оставили вас в одиночку бороться с трудностями, а сами спрятались в тени. Позвольте нам защитить вас. Позвольте нам биться за вас.