– Есть, но про вашего мужа ничего, к сожалению. На Нэнси снова навалилась вся её боль, усталость и тоска. Почему-то состояние опьянения никогда не длилось у неё долго. Возможно, был виноват самогон, который она пила в Нью-Йорке, убежав из Австралии. Эйфория от шампанского, шумный смех и разговоры и даже эмоциональное возбуждение от унизительного поединка с Гэрроу – всё куда-то ушло. – Миссис Фиокка, вы действительно хотите воевать? – тихо спросил Гэрроу. – Господи, да я с ума сойду, если не найду возможности. Он достал из кармана какую-то карточку и передал ей. На ощупь она была похожа на визитку, но в темноте нельзя было сказать точно. – Приезжайте завтра по этому адресу. Скажем, около трёх. Он приложил пальцы к полям шляпы и ушёл. 17 По адресу на визитке оказалось серое офисное здание, на первом этаже которого продавались автомобили. У входной двери она увидела кнопки звонков, похожие на квартирные, и только рядом с самой нижней кнопкой было скромно написано: «Пожалуйста, звоните». Нэнси позвонила и стала ждать. Боже, неужели снова всё будет, как вчера. Наконец что-то запищало, и дверь открылась. Узкий лестничный пролёт – и она оказалась в широком вестибюле. Двадцать лет назад это наверняка было вполне модное здание в стиле ар-деко, но сейчас всё выглядело весьма ободранно. И тихо. Обшитые светлым дубом стены, дверь лифта с надписью «не работает». Полное отсутствие напыщенных офицеров. Нэнси не знала, хорошо это или нет. Женщина за столом на этот раз была моложе и улыбнулась Нэнси какой-то безумно жизнерадостной улыбкой. На губах у неё была ярко-красная помада. – Хотите купить облигации, мадам? Нэнси показала ей вчерашнюю визитку, и девушка нажала на кнопку какого-то звонка у себя на столе. – Красивая у вас помада, – ответила Нэнси, – но я понятия не имею, зачем я здесь. – Это свойственно людям, – сказал мужской голос из-за её спины, и Нэнси обернулась. В скрытом за обшивкой стены дверном проёме стоял Гэрроу. Он протянул ей руку. Нэнси вскинула голову. – Прошу прощения, что не пожму руку, Гэрроу. На меня вчера какой-то странный мужчина напал, и теперь я веду себя сдержаннее. – Это хорошо, – ответил он, кивком приглашая её войти в кабинет. – Значит, сегодня нам не придётся слушать про вагину. Девушка за столом чуть не расхохоталась, и ей срочно пришлось делать вид, что это кашель. – Спасибо, мисс Аткинс. Они оказались в проходном кабинете, который вёл в следующий коридор. Дойдя до его конца, они повернули направо, что казалось невозможным, учитывая планировку здания. Поднявшись по лестнице, Гэрроу постучал в какую-то дверь и, не ожидая ответа, открыл её и впустил внутрь Нэнси. Окон в комнате не было, а стены были оклеены картами Франции. По площади она была больше, чем та кроличья нора, в которой её собеседовали вчера, но стол был грубо сколочен из строительных лесов, а все имеющиеся стулья были складным металлическим кошмаром. И куда только подевались с началом войны все нормальные стулья? Внутри находился всего один человек – высокий, худой мужчина с густыми усами. Он сидел за столом с чашкой чая в руке. Рядом стояла тележка с чайником, ещё одной чайной парой и грустной тарелкой с печеньями. Он изучал какой-то документ и лишь мельком оторвал от него взгляд, чтобы посмотреть на неё. Сесть её не пригласили. Пахло несвежим табаком. – Гэрроу, я же сказал, нам нужны новобранцы, а не замученные пьяницы. Нэнси молча хлопала глазами. – Все достойные погибли на войне, сэр, – ответил Гэрроу. Он подошёл к тележке и налил себе чашку чая. И как только англичане умудряются его пить в таких количествах? – Ещё и не такая красивая, как на фото, – продолжил мужчина, переворачивая страницу. – Вы, ребята, просто умора, – сказала Нэнси и мило улыбнулась. – Может, она сгодится на секретаря, – вздохнув, сказал мужчина. – Не забыла ещё, как стенографировать? Он начал просматривать следующую страницу. Нэнси стало это раздражать. И сам документ тоже. Она достала из сумки зажигалку, подошла к столу, наклонилась и всё с той же милой улыбкой подожгла бумаги. Мужчина целых три секунды остолбенело смотрел на них, и этого времени как раз хватило, чтобы огонь хорошо взялся. Бумаги полетели в ноги Гэрроу. Тот затопал, взял с тележки чайник и залил тлеющие страницы чаем и чайными листьями. В комнате повисла долгая тишина. Мужчины молча лицезрели остатки документов. Нэнси щёлкнула зажигалкой и вернула её в сумку. – Такого ещё никто не делал, – сказал мужчина за столом, встал и протянул руку. – Мадам Фиокка, добро пожаловать в «Управление Специальных Операций». Я полковник Бакмастер, руководитель французской секции. – Тогда Франция обречена, – ответила Нэнси. – И, поскольку Анри сейчас гостит у гестапо, мне пока лучше пользоваться девичьей фамилией. Уэйк. – Думаю, мы её обидели, сэр, – сказал Гэрроу, и Нэнси показалось, что он улыбнулся. – Нэнси, садитесь. Она заколебалась, но села. А что ещё ей оставалось делать? – Гэрроу мне сказал, что вы хотите воевать, – сказал Бакмастер, снова садясь за стол. – Это правда? – Да. – Хорошо. – Он достал из кармана трубку и начал её набивать. – Потому что, в отличие от Свободных французских сил, мы, возможно, предоставим вам такую возможность. Черчилль дал УСО команду поджечь Европу, а судя по этому небольшому представлению, вы можете неплохо справиться. Нэнси ничего не ответила. – Значит, вы жили во Франции с двадцатилетнего возраста… – Работала журналисткой в газетной корпорации Хёрст. Бакмастер пренебрежительно махнул рукой. – Да, чтиво из-под вашего пера никакое, но вы, очевидно, немало поездили по стране, а затем воспользовались деньгами мужа, Анри Фиокка, и наладили работу Сопротивления в Марселе, назвав себя Белой Мышью. То обстоятельство, что все её документы превратились в мокрое место на полу, казалось, не доставляло Бакмастеру никаких проблем. Нэнси подозревала, что он выучил всё наизусть ещё до её прихода. – Это не я называла себя Белой Мышью, а нацисты. – Когда-нибудь кого-нибудь убивали, мисс Уэйк? – Нет, но… – Вам нужно будет этому научиться. Как и многому другому. Как вы думаете, что из себя представляют военные действия во Франции? Словесную перепалку с нацистами? – Он вздохнул и улыбнулся грустной улыбкой, которую рассвирепевшей Нэнси захотелось стереть с его лица. – Если вы выдержите курс военной подготовки… – А это будет нелегко, – вставил Гэрроу. – Это правда. – Эти двое были как комический дуэт. – Если вы выдержите курс военной подготовки, мы отправим вас в одну из ячеек Сопротивления во Франции. Там вам останется жить совсем недолго, и в оставшееся время нужно будет пачкать руки в крови, видеть, как люди умирают ужасной смертью, а вы ничем не сможете им помочь. Ну что, вы уверены, что не хотите всё-таки поработать секретарем? Он что, всерьёз ожидает, что она сейчас даст задний ход? Начнет трястись и скажет, что пусть лучше воюют мужчины? Нацисты разрушили ей жизнь. Она так боролась за свою жизнь, так любила её и Францию, и Анри – до глубины своего сердца, до самого нутра. А они хотят, чтобы она просто сидела и ждала, что кто-нибудь принесёт ей это всё на тарелочке, пока она будет печатать на машинке? Она вспомнила того мальчика в Старом квартале, Антуана с пистолетом во рту. – От меня будет больше пользы во Франции. – Кому, Нэнси? – Бакмастер оставил дружеский тон и включил режим злобного демона. Он хлопнул кулаком по столу так, что задрожала чашка с чаем. Нэнси и бровью не повела. – Мне? Англии? Вашему мужу? Это не сказочная спасительная миссия. Это жестокая борьба до смерти. Господи, некоторые люди настолько упёртые! – Ты мне можешь не сотрясать здесь воздух, сукин ты сын, – чётко выговаривая каждое слово, спокойно сказала Нэнси. – Я там была. Я знаю Францию, знаю французов, знаю немцев. Я знаю, каково это – видеть, как умирает человек, а потом стирать со своих рук его кровь и идти делать своё дело. И я знаю, что вам нужны агенты больше, чем секретари, так что не надо мне тут зубы заговаривать. Давай ближе к делу. Он долго на неё смотрел, и Нэнси впервые задумалась о всех тех женщинах и мужчинах, которые сидели на этом стуле до неё и говорили то же, что и она. Ведет ли он учёт, сколько из них погибли, сколько живы, сколько пропали без вести? Уголок рта Бакмастера пополз вниз, и он снова превратился в дядюшку Бака. – Ладно, Нэнси. Мы тебя берём. Он взял следующую папку из близлежащей стопки и начал её читать. Гэрроу выпрямился. – Пойдем, Нэнси. Нужно будет оформить документы. И всё. Нэнси вышла вслед за Гэрроу, и они вернулись в его кабинет у входной двери. Он вытащил откуда-то ещё одну проклятую папку и достал из неё несколько страниц, заполненных машинописным текстом. Она взяла со стола ручку и, пока он говорил, не читая подписала там, где он указал. – Официально мы зачислим тебя медсестрой. Документы пришлём на твой адрес на Пикадилли. Будь готова уехать из Лондона в течение недели, ничего не планируй. Он сложил бумаги и буквально вытолкал её за дверь, в убогий маленький холл. Пока он закрывал дверь прямо у неё перед носом, она увидела, что он еле заметно кивнул мисс Аткинс. Что бы ещё она ни хотела его спросить, сколько бы вопросов или остроумных ответов ни витали у неё в голове, на этом разговор закончился. Дверь захлопнулась, и, пребывая в некотором шоке и не понимая, что делать дальше, Нэнси просто направилась к лестнице. – Эй, Нэнси? – Она повернулась. Мисс Аткинс что-то ей бросила, и Нэнси поймала. Это была помада. – Называется V for Victory. От Elizabeth Arden. Добро пожаловать на борт. Часть II