– Сомневаюсь, что у меня есть нервы, мистер Кэмпбелл. И поверьте мне: три недели в провинции, где, кроме чая, делать нечего – и я пущу себе пулю в лоб прямо на глазах у местного викария и запачкаю ему все кружева. Уголок его рта пополз вниз. – Что ж, да, это будет не очень хорошо. В таком случае, миссис Фиокка, у меня есть друг, который ищет нанимателя в свою квартиру на Пикадилли. Как вам такой вариант? – Я могу въехать сегодня? 16 Нэнси посмотрела на часы. Они заставляли её ждать. Двадцать четыре дня ушло на то, чтобы восстановить документы. А ровно двадцать три дня назад она заскучала от вновь обретённой свободы и начала думать, как бы вернуться во Францию. Анри до Лондона так и не добрался. А она всё подготовила к его прибытию – в квартире его ждал любимый бренди и бутылка шампанского, тапочки и приличная рубашка. Всё с черного рынка, конечно же, и страшно дорогое, но она хотела, чтобы по приезде он смог окунуться в комфорт. Но она не могла просто сидеть и ждать его, уперевшись взглядом в стену. Ровно к девяти утра, совершив короткую перебежку из своей квартиры, она явилась в штаб движения Свободных французских сил в Карлтон-Гарденс. На ней были её лучшие туфли на каблуках и удачно скроенный костюм, который ненавязчиво подчеркивал её округлости. Похлопав ресницами перед охранниками, она добралась до самой приёмной, а лучше сказать – до стула в отделанном мрамором холле, где её снисходительно рассмотрела французская мадам в очках для чтения. Эта крокодилиха бросала на Нэнси грозные взгляды, но у той уже была заготовлена заискивающая улыбка, предназначенная для всех мужчин в форме, которые проходили мимо с бумагами и сосредоточенным видом, который давал понять, что в эту самую минуту они очень заняты спасением Франции. Нэнси посмотрела на часы, затем на женщину, затем снова на часы. – Мадам, – начала она. Нет, та была слишком морщинистой и медленной для крокодилихи. Нэнси решила, что она больше похожа на черепаху-регулировщицу. – Они знают, что вы ожидаете, мадам… – она поправила очки и заглянула к себе в блокнот, – Фиокка. – Но… – Вас ожидают в другом месте? – выпучив глаза, спросила Черепаха. Нэнси скрестила руки и сгорбилась. Нет, её нигде не ожидают, в этом-то и проблема. Месяцами напролет она жила, активно действуя и подвергая свою жизнь опасности, а сейчас ей совершенно некуда пойти. – Мадам Фиокка? – Нэнси подняла голову. Перед ней стоял худой смуглый мужчина в лейтенантской форме. Его ботинки блестели ничуть не меньше, чем мраморный пол. Она кивнула. – Следуйте за мной, пожалуйста. Комнатка, куда он её привел, в мирные времена, скорее всего, служила кладовкой, где уборщица хранила швабры. Но офицер умудрился каким-то образом впихнуть туда огромный антикварный стол и вполне добротный стул, на который сел сам. Нэнси же достался скрипучий металлический складной стул. Полки, на которых уборщица хранила тряпки и совки, теперь были забиты рядами папок. Она с интересом рассматривала комнату. – А я думала, в стране не хватает бумаги. Он проигнорировал её сарказм и продолжал читать документы, которые лежали перед ним на столе. Её документы. – Я вообще-то перед вами, – сказала она через пять минут. – Если хотите знать, что я делала во Франции, вы можете меня просто спросить. Он оторвался от бумаг и посмотрел на неё. – Да, нам докладывали, что вы неплохо помогли. Гестапо вам даже кличку присвоило. Как мило. – Мило? Вы находите это милым? Он улыбнулся, и это стало роковой ошибкой. Раздражение, которое копилось у неё всё это время ожидания, прорвалось наружу. – А то, что гестапо держит у себя моего мужа, это тоже мило? А то, что я тысячу раз рисковала его и своей жизнью в Марселе, что я три года бегала от нацистов, пока вы тут бумажки перекладывали, это тоже мило? Вы когда в последний раз хотя бы видели бой? А я всего месяц назад от пуль уворачивалась, и мне нужно туда вернуться. Сейчас же. Так что запишите меня куда-нибудь, и я больше не буду мешать вам работать с документами. Его улыбка так и застыла на лице. – Мадам, Свободные французские силы не принимают женщин. Вы по своей природе не подходите для военных действий, это научный факт. Умереть – не встать! – А вы учёный, да? Поразительно. Между тем я только что рассказала вам, что была на войне с тех самых пор, как нацисты вошли во Францию. Выходит, наука ошибается. – Но ваша женская природа… – Вы сейчас про что именно? Про то, что у меня есть вагина? А что, её наличие помешает мне стрелять из револьвера? Держать конспиративную квартиру, переправлять деньги, людей, оружие? Переходить через горы? Наличие у меня вагины означает только одно – что я научилась делать это всё и много больше на высоких каблуках. Он откинулся на стул, соединил кончики пальцев и уставился на собственный нос. – Извините, мадам. Работа Свободных французских сил не может быть скомпрометирована эмоционально нестабильными людьми. То, как вы говорите о своей… – Он залился краской. – Вагина, вагина, вагина! Это научный, мать его, термин! – закричала Нэнси. Он нервно оглянулся, словно ожидал, что шокированные стены обвалятся прямо на него, и попытался взять себя в руки. – Учитывая ваши знания анатомии, возможно, вам стоит стать медсестрой, чтобы приходить на выручку нашим храбрым воинам. – Я бы пришла им на выручку, если бы смогла разыскать хоть одного храброго воина! – Она подпрыгнула, опрокинув стул назад, и распахнула дверь в мраморный холл. Офицер сморщился. – А ещё я бы с радостью поработала скальпелем над вашими яйцами, но подозреваю, что их уже удалили. Эхо её голоса прокатилось по всему холлу. Выскочив и хлопнув за собой дверью, Нэнси увидела, что на неё с открытым ртом таращится Черепаха. – Вы его яйца в тумбочке храните вместе с точилкой для карандашей, да? – спросила она и пулей вылетела в Карлтон-Гарденс. Повернув за угол, она направилась в парк Сент-Джеймс. Покружив там час между выставочными экспонатами и зенитными установками, Нэнси начала замечать и комическую сторону ситуации. На полпути к дому она зашла в бар «Красный лев» на Дюк-стрит и, оплатив заказы всех мужчин в военной форме, рассказала свою историю. Получилось хорошо. Каждому, кто заходил в бар, история рассказывалась заново, и девушка-бармен хихикала каждый раз, как Нэнси добавляла к ней что-то новое и она расцветала новыми красками. К обеду Черепаха превратилась в ужасную горгулью, а офицер – в дрожащее существо с потными ладошками и нервным тиком. – И он назвал это место женской природой! – провозгласила Нэнси, поднимая бокал. – Я начинаю думать, что там вы и храните выпивку, – заметил сержант, пытаясь прикурить сигарету от дрожащей в руке друга спички. – Я готов исследовать территорию, – дерзко подмигнул ей юный американец. – А тебе сколько, девятнадцать? – парировала Нэнси, задула дрожащую спичку и подставила сержанту зажигалку, зажав её твёрдой рукой. – Ты же даже не поймёшь, где там флаг поставить. Мужчины загалдели и начали хлопать американца по спине, пока он не поперхнулся пивом. Нэнси посмотрела на свою зажигалку. Сама она никогда не курила. В период, когда она жила на журналистскую зарплату в Париже, ей было слишком страшно прожечь дыру в единственном своём добротном платье, но зажигалка была при ней всегда. Зажигалка помогает завязать разговор. Если человек принял предложенный огонь, склонил голову к руке, он готов поговорить с тобой, довериться. Анри очень смеялся, когда рассказывал ей об этом, назвал ведьмой, а на следующей неделе подарил ей золотую зажигалку Cartier с гравировкой её имени. Она потеряла её вместе с остальными драгоценностями, удирая с поезда. Она вдруг услышала его смех среди всех этих незнакомцев. Интересно, что бы он сказал о её собеседовании в Карлтон Гарденс. О, он бы тоже смеялся, выспросил бы все подробности, а потом хвастался своей невозможной женой перед друзьями. Так бы и было! И он бы прекрасно понял её возмущение узколобостью того мужчины. Но сейчас она чувствовала злость и собственную бесполезность. – А потом что, Нэнси? Джордж, ты должен это услышать, – услышала она голос сержанта. – Джордж, он сказал, что ей надо стать медсестрой, ты только представь! Так ведь он сказал, Нэнси? Она взглянула на свою публику и увидела Анри, Антуана и Филиппа. Они молчали, не зная, что будет дальше. Она широко улыбнулась. – Именно так, Милдред? – Девушка-бармен отложила бокал, который протирала. – Что тебе налить, Нэнси? – Шампанского, всем. Выпьем за мою врачебную карьеру! Толпа снова начала галдеть. С двух до шести бар обычно закрывался, но домой идти никто не хотел, а когда внутрь зашёл выпить и согреться местный полицейский, никто и не пытался их разогнать. В сгущавшихся сумерках Нэнси выбралась наконец на улицу, обзаведясь десятком новых закадычных друзей и одинокая, как никогда. И конечно, она не приняла ни одного предложения проводить её до дома. Лондонский воздух был холодным и влажным. Не солёным и колючим, как в Марселе, а вязким, пропитанным углём, и сырым. Если ему позволить, он проберёт тебя до костей. За ней шёл человек – держась в тени, но не теряя её из вида. Споткнувшись на тротуаре, она восстановила равновесие и пошла через площадь, смотря себе под ноги и размахивая сумкой. Затем она срезала дорогу и нырнула в переулок, напевая песню, которой её научил сержант-шотландец. Идущий за ней следом ускорил шаг, чтобы в наступающей темноте не потерять её из виду. В самом начале переулка он остановился – объект его преследования словно испарился. А через мгновение он почувствовал у себя под кадыком холод стального лезвия. – Ты за мной следишь ещё с Карлтон-Гарденс, – прошептала ему на ухо Нэнси. – Говори, кто ты такой. – А вы умеете пить, – ответил он с шотландским акцентом. – Этот спектакль со спотыканием – для меня? Нэнси глубже надавила лезвием – не настолько, чтобы прорезать кожу, но где-то рядом. – Я задала тебе вопрос. Почему ты ходишь за мной целый день? – Мадам Фиокка, я за вами целую неделю хожу, – спокойно сказал мужчина, а потом наступил ей на правую ногу. Когда её пронзила боль, он выкрутил ей руку и перекинул через собственное плечо. Она неловко упала на бок, разжав руку с ножом. – Ах ты, шельмец, ты же мне чулки порвал! – выдохнула Нэнси, как только снова смогла дышать. Мужчина засмеялся и протянул ей руку. – Прошу прощения. Меня зовут Иэн Гэрроу. Несколько секунд она напряжённо смотрела на него в темноте, а затем взялась за предложенную руку и с его помощью поднялась на ноги. – Я тебя знаю, – сказала она, потирая бедро. – Ты работал с Мари. Значит, ты выбрался? – Да, в последний момент. Я слышал, что Мари ещё на свободе, но большую часть сети развалили. Теперь мало кому удается покинуть страну. – Он помолчал. – Мне рассказали, как вы столкнули того парня в реку. Видимо, Пилар поделилась с кем-то, что само по себе удивительно – она почти не разговаривает. – Он ныл. Гэрроу достал сигарету и замешкался. Нэнси не предложила ему зажигалку, и он прикурил от спички. В короткой вспышке она рассмотрела впавшие щёки и длинный нос. – А других новостей из Марселя нет? – с надеждой спросила она.