– Предположим даже, что случилось чудо и ваше дело официально рассмотрят афганские чиновники. – Омар скрестил руки на выступающем животике. – Скорее всего, последует отказ. Мусульманские страны, даже маленькие, не любят отдавать своих детей за границу. Ведь шариат в большинстве из них не признает усыновлений. – По-вашему, мне не стоит связываться с этим делом? – Я вырос в США, Амир. Америка меня научила: отступать, не ввязавшись в битву, значит обосраться. Но как юрист я обязан представить вам факты. А они подсказывают мне еще вот что: ни одно агентство не пошлет своего представителя в Афганистан для оценки условий жизни ребенка. Сохраб сидел на кровати, подтянув колени к подбородку (любимая поза Хасана), и исподтишка наблюдал за нами. – Я его дядя, это принимается в расчет? – Если есть доказательства. Соответствующие документы или свидетели. – Документов нет, – утомленно произнес я. – Сохраб узнал обо всем от меня, да и сам я до недавнего времени пребывал в неведении. У меня только один свидетель, да и тот, возможно, уже умер. – М-да. – Омар, у меня есть какие-то варианты? – Говоря откровенно, очень мало. – Так что же мне делать, ради всего святого? Фейсал набрал воздуху в грудь, постучал авторучкой по подбородку. Выдохнул. – Вы можете подать заявление на усыновление и надеяться на лучшее. Вы можете попытаться усыновить ребенка по его собственному желанию. Для этого вам придется прожить вместе с Сохрабом в Пакистане два года, день в день. Вы можете попросить политического убежища от его имени. Процедура длительная, и вам придется доказывать факт политического преследования. Вы можете подать просьбу о выдаче гуманитарной визы. Вопрос этот в компетенции Генерального прокурора, и ее не всем дают. – Адвокат помолчал. – Есть и еще вариант, для вас, пожалуй, самый выгодный. – Говорите же! – Вы можете отдать мальчика в детский дом здесь, а потом обратиться с просьбой об усыновлении. Пока суд да дело, все эти формы «Ай-600» и обстоятельства семейной жизни, он будет в безопасности. – Что еще за формы? – Простите. Форма «Ай-600» – стандартная процедура анкетирования Службы иммиграции. Обстоятельства семейной жизни изучает агентство по усыновлению. Надо же убедиться, что вы с женой – не буйные сумасшедшие. – Но я обещал Сохрабу никогда больше не отдавать его в детский дом! – Как я сказал, этот вариант для вас самый подходящий. Мы поговорили еще немного, и я проводил его до машины. Солнце садилось. Старый «фольксваген»-жук просел под тяжестью толстяка-юриста. Фейсал опустил стекло и окликнул меня. – Да? – Я подошел поближе. – Вы подумайте хорошенько. Если действовать, то только так. Как жалко, что рядом со мной нет Сораи! Когда я вернулся в номер, телевизор был выключен. Я опустился на свою кровать и попросил Сохраба сесть рядом. – Господин Фейсал считает, что у меня есть возможность забрать тебя с собой в Америку. – Правда? – Сохраб слабо улыбнулся, впервые за все дни, что мы провели вместе. – Когда едем? – В этом-то все и дело. Придется немного потерпеть. Но с его помощью мы добьемся своего. Я погладил мальчика по голове. С улицы донесся слабый призыв муэдзина. – Сколько потерпеть? – спросил Сохраб. – Не знаю. Какое-то время. Сохраб повел плечами. Улыбка его сделалась шире. – Ничего. Можно и подождать. Это как кислые яблоки. – Яблоки? – Однажды, совсем маленький, я забрался на яблоню и наелся зеленых яблок. У меня разболелся живот, его раздуло как барабан. Мама сказала, что если бы я подождал, пока яблоки созреют, живот бы не прихватило. И теперь, когда мне очень хочется чего-то, я всегда вспоминаю ее слова. – Зеленые яблоки, – пробормотал я. – Ты умница, Сохраб-джан. Такой разумный мальчик мне еще не попадался. У Сохраба даже уши покраснели от похвалы. – И ты возьмешь меня на красный мост, который часто окутан туманом? – Обязательно возьму. – И мы поедем по крутым улицам, где из машины видно только капот и небо? – Проедемся по всем до единой. – Я постарался сморгнуть слезы. – А английский язык трудный? – Через год ты будешь говорить так же свободно, как на фарси. – Правда? – Да. – Я взял его за подбородок и повернул лицом к себе. – Только вот что, Сохраб… – Что? – Господин Фейсал считает, что нам будет проще уехать, если… если ты согласишься некоторое время побыть в детском доме. – В детском доме? – Улыбка исчезла у него с лица. – В приюте? – Совсем недолго. – Нет. Ни за что. Прошу тебя. – Сохраб, это правда будет недолго. Даю слово. – Ты обещал мне, что никогда не отдашь меня в такое место, Амир-ага. – Голос у Сохраба пресекся, по щекам потекли слезы. Хорошо же я выгляжу в глазах мальчика! – Это же Исламабад, не Кабул. Здесь все будет совсем по-другому. Я буду часто навещать тебя. Время пролетит быстро. Очень скоро я заберу тебя оттуда, и мы улетим в Америку. – Нет! Нет! Только не в приют! Я боюсь! Там меня будут обижать! – Тебя никто больше не обидит. Никогда и нигде. – Это неправда! Они всегда говорят: «Мы не сделаем тебе ничего плохого!» И всегда врут! Ради Аллаха, не отдавай меня в приют! Я смахнул слезы у него со щеки и мягко сказал: – Яблоки, помнишь? Это как кислые яблоки. – Ничего подобного! Это место совсем не такое! Только не в приют! Умоляю тебя! – Ш-ш-ш-ш. – Я прижал к себе дрожащее маленькое тельце. – Ш-ш-ш-ш. Все будет хорошо. Мы вместе вернемся домой. Вот увидишь, все будет хорошо. – Обещай, что не отдашь меня туда! Ради Аллаха, Амир-ага! Дай слово! – В сдавленном голосе Сохраба сквозил ужас. Дать слово и нарушить? Я крепко обнял мальчика и принялся укачивать. Через некоторое время он затих, слезы высохли, дрожь прекратилась. Немного погодя Сохраб мирно засопел, тело его обмякло. Ужас усыпляет детей, вспомнились когда-то прочитанные строки. Я отнес его в постель и уложил, потом лег сам. За окном пылал закат. Когда меня разбудил телефонный звонок, небо было совершенно черное. Я протер глаза и включил торшер. Половина одиннадцатого вечера. Я проспал почти три часа. – Алло? Усталый голос господина Фаяза: – Звонок из Америки. – Спасибо.